Защитница - Любовь Черникова

Насчет лошадей Нааррон, почему-то ему поверил.

— Держись дружище! — шепнул он, метнувшись по дороге назад, хотя так и не понял, куда именно указал ассасин. Вороной и кобылка обнаружились привязанными к дереву совсем рядом, а вот Ясеня нигде видно не было. Отвязав коней, адепт бросился обратно.

Бежать.

Позабыв о страхах, Нааррон приказал Ветру опуститься на колени, иначе ему могучего Защитника было не поднять в седло. Тут же передумал и уложил Ромашку — её мягкий ход будет причинять чуть меньше беспокойства раненому.

— Прости, — он перекинул друга, поперек седла. Крэг застонал, но в себя не пришёл. — Держись, громила. Все будет хорошо, обещаю! — смахивая слёзы, Нааррон привязал друга, чтобы тот не свалился. Сам взгромоздился на Ветра: — придётся тебе меня потерпеть, животное, — конь недовольно всхрапнул, но будто согласился на временное перемирие. — Пошёл, родимый, пошёл!

Нааррон очнулся.

Вокруг тянулись к небу рыжие стволы.

«Сосны? Кажется, я задремал, — подумал он, — хорошо, что сообразил привязаться к седлу». Обернулся, с облегчением обнаружив Ромашку, надеясь всем сердцем, что недвижимый Крэг, все ещё без сознания или спит. Убедившись, что это так на самом деле, он немного успокоился и осмотрелся.

Солнце взошло совсем недавно, тонкие лучи наискось пронизывали кроны. В вышине размеренно переругивались птахи, а внизу в тени ещё сохранилась прохлада.

Нааррон поёжился — расстегнутая куртка на голое тело грела не очень. Волосы на затылке слиплись от засохшей крови и неприятно тянули, грудь чесалась, искусанная комарами. Нудила и дергала распухшая нога в стремени, но все равно его затопила безотчётная радость.

Прекрасное утро — утро их нового рождёния!

Кони устало перебирали ногами, то и дело останавливаясь, чтобы подхватить травинку. Нужно было срочно найти место для отдыха, привести себя в порядок, напоить лошадей, а главное — всерьез заняться ранами Крэга. К жилью идти было нельзя. По крайней мере, не в таком виде. Если за ними погоня, то первым делом будут искать в окрестных поселениях, люди же в большинстве своем не умеют держать язык за зубами. Всегда найдется тот, кто за монету другую шепнет про двух незнакомцев, один из которых тяжело ранен.

Спустя некоторое время Нааррон понял, что шум, который он слышит, рождается не в его больной голове. Шумела вода. Где-то поблизости протекала речка.

— Давай, родной, — он с усилием поднял тяжелую голову Ветра, — вперёд!

Потерпи ещё немного.

Впрочем, лошадок не пришлось долго упрашивать, животные, почуяв воду, сами ускорили шаг. Лес кончался, а впереди за деревьями что-то виднелось.

Мельница!

Нааррон обрадовался, что укрытие удалось обнаружить так быстро, но осторожность взяла верх. Привязав коней к дереву на опушке, он пригибаясь к земле насколько позволяла больная нога, пересек отделявшее лес от реки пространство, заросшее высокой сочной травой. На старой мельнице царило запустение. Ей не пользовались с прошлого года, а то и дольше. Тем лучше. Меньше шансов, что кто-то внезапно заявится. Здесь было можно с комфортом переждать некоторое время. В наличии трава для лошадей, загон, крыша над головой и чистая вода. Бурная, порожистая речка с шумом выворачивала из-за невысокой скалы. Пенясь, катила круглую гальку вниз: «Похоже мы оказались в предгорьях, но где же именно?».

Нааррон осторожно заглянул в пыльное окно — внутри никого не было. Отпереть засов не составило труда. Трухлявые доски, не выдержав напора, подались со скрипом выпуская заржавевшие скобы из своих старческих объятий. Изнутри пахнуло пылью и сыростью. Обнаружился шкаф с тряпьем, среди которого нашлось затхлые, но относительно чистые простыни, кое-какая посуда, вполне пригодная для использования. Две широкие лавки, да поленница у входа, а в ней — вот удача! — Сухие дрова.

Крэг ненадолго пришёл в себя и, что-то невнятно пробормотав, уснул.

— Спи, тебе нужно побольше спать, — Нааррон, приподняв его голову, осторожно влил в рот теплый травяной отвар, заряженный целительной силой. Остатки допил сам — ему тоже следует отдохнуть. Дохромал до соседней лавки и свернулся на ней, укутавшись в пыльные одеяла.

Сон…

Приснилась всякая дрянь, чего и следовало ожидать. За Наарроном гонялись толпы разбойников во главе с тремя мертвыми ассасинами. Умирающий сотню раз Крэг, капризно обвинял его в своей гибели, аргументируя это тем, что он, Нааррон, заучка и слабак. Потом появился гигантский загнутый клинок. Он долго гонялся следом, пока, наконец, не настиг адепта.

Нааррон проснулся в холодном поту, зубы выбивали дробь, но скорее не от холода, а от натянутых до предела нервов. Он сел и натянул куртку. Дрова в очаге превратились в едва тлеющие угли, а за окном царила глубокая ночь. Выходит он проспал целый день и сейчас, не смотря на головную боль, чувствовал себя почти отдохнувшим.

Опухшая нога не лезла в сапог, и Нааррон бросил эту затею, решив занятся ей, в первую очередь, но сначала нужно было проверить друга. Хвала Киалане, Крэг все ещё дышал, хотя и несколько натужно. Адепт потрогал потный, испачканный засохшей кровью и жирный от мази лоб — накануне было не до церемоний, мазал все как придётся — у Защитника был жар. Ожидаемо, сила боролась за жизнь обладателя.

Нестерпимо потянуло на улицу — нужда, дело такое. Облегчаясь за углом, адепт прислушался, но ничего кроме несмолкающего шума воды, расслышать не удалось.

Нааррон, подумав, спустился ниже по течению, чтобы проверить лошадей у небольшой рукотворной заводи. Там громко пели цикады, да порой раздавался пронзительный вскрик ночной птицы. Облака разошлись, и небо смотрело на землю, сияя мириадами звезд. Напоенный терпким ароматом хвои воздух радовал с каждым новым вдохом, напоминая, что Нааррон все ещё жив.

Не удержавшись, адепт разделся и вымылся. Его не испугали ни обжигающий холод воды, ни черная непроглядность её глади. Он радовался, чувству облегчения в опухшей ноге, наслаждался ощущением покрывающейся мурашками кожи. Он жив! О, Киалана, спасибо! Вымывшись, адепт прополоскал одежду. Набрал воды в старое рассохшееся, безбожно протекающее ведро и в большой мех. Хорошо что тот идиот-воришка нагрузил все запасы на Ромашку. Ясень так и пропал, вместе с содержимым седельных сумок.

Вернувшись, Нааррон занялся ногой, затем разжег очаг — в темноте меньше вероятности, что кто-то увидит дым, да и деревенщины побаиваются таких мест, как это, особенно по ночам. Зная, сколько страшных историй рассказывают о мельницах, можно было не волноваться, что кто-то рискнет проверять, кто здесь обосновался.