Представление о двадцатом веке - Питер Хёг

зубами от тоски и злости, потому что хорошо помнил, как учащалось ее горячее дыхание, когда ее охватывала страсть.

Просверлив дырку в ее ванную комнату, чтобы наблюдать за ней обнаженной, он уже вплотную приблизился к сумасшествию. Он знал, что среди современного ему высшего общества широко распространено мнение, что женщины практически лишены полового влечения. До сих пор эту научную истину он считал еще одним примером той помойки заблуждений и пустой болтовни, на которой покоится общество, и серьезно к этому не относился. Но сейчас он вновь вспомнил об этом утверждении. Глядя, как Амалия водит большой губкой по голому телу, он стал сомневаться в своем прошлом. В отчаянии он пытался подвергнуть переоценке весь сексуальный опыт своей жизни — от запретных совокуплений с мисс Клариссой на белом рояле до одиноких пробуждений на паркетных полах. Он задавался вопросом, а, может быть, у женщин вообще отсутствует желание, может быть, они шли на это ради него и гораздо меньше, чем он, получали удовольствия, и вот сейчас она моет себя между ног… Это было уже слишком, он не мог на это смотреть.

Когда Амалия возвращалась к нему, это случалось без какого-либо предупреждения — внезапная обжигающая вспышка, и они опять вместе, в какой-нибудь неожиданной части дома. Карл Лауриц все прощал и все забывал, его переполняла безудержная радость, а потом в нем снова просыпалась гордыня, стремление к независимости и уверенность в себе. Пребывая в этом состоянии, он снова, как и перед свадьбой, начинал представлять, как он ее бросит, и эти фантазии могли продолжаться по нескольку дней, пока она не отвергала его вновь, погружая с головой в безграничную зависимость от нее.

Мне кажется важным рассказать не только о личной жизни Карла Лаурица, но и о его предпринимательской деятельности. Однако это не так-то просто, ведь он всегда крайне неохотно рассказывал о своих делах. Если он когда-либо что-то и говорил, то эти его высказывания запомнились, как афоризмы, как меткие фразы, пересказанные потом множество раз. Но мне, признаться, эти его крылатые выражения кажутся такими же невразумительными, как, например, изречения оракула. Взять, к примеру, случай, когда министр сельского хозяйства Мадсен-Мюгдаль и писатель Йоханнес В. Йенсен — завсегдатаи в доме Карла Лаурица — как и много раз прежде восхваляли свободную конкуренцию и Старые Добрые Времена, убеждая друг друга в том, что если датское сельское хозяйство так хорошо развивается, то лишь потому, что оно никогда не получало поддержки от государства, ему пришлось научиться бороться и защищаться от всех и вся и стоять на своих ногах, твердо опираясь на Старые Добрые Времена, которые уже почти совсем ушли в прошлое. В разговоре возникает небольшая пауза, потому что гости наполняют бокалы шампанским, и тут Карл Лауриц кладет руки им на плечи и говорит: «Господа, не стоит сожалеть о Старых Добрых Временах — мы снова начнем их производить, когда на них появится спрос». Эта фраза запомнилась, как и многие другие высказывания Карла Лаурица, и говорят, она несколько раз встречается в произведениях Йоханнеса В. Йенсена, равно как и другие подобные золотые истины о науке и финансах, но вряд ли она может что-то нам прояснить, и мне кажется, следует это учитывать. Все равно мы никогда достоверно не узнаем о том, как Карл Лауриц вел дела.

В его конторе на улице Росенгорден, где он открыл свое первое дело, во всех дверях были вставлены матовые стекла. За ними все становилось нечетким, и поэтому снаружи невозможно было разобрать, что происходит внутри, и нам тоже ничего не видно. Однако я могу приподнять завесу, рассказать кое-что или намекнуть, и все дело в моем упрямстве, о котором мне, наверное, не следует тут распространяться, потому что к нашей истории оно не имеет никакого отношения, но тем не менее я ни за что бы не написал то, что вы сейчас прочитаете, если бы не чувствовал, что эта дымовая завеса вокруг Карла Лаурица душит мое стремление к правде. Мы не позволим Карлу Лаурицу остаться для нас загадкой. Опыт подсказывает нам, что все мы — люди практические, во всяком случае большинство из нас, и поэтому я не стал довольствоваться историями из частной жизни, а собрал также размытые и основательно запутанные следы коммерции Карла Лаурица.

Все его предприятия, насколько я понимаю, были никак не связаны друг с другом. Похоже, Карл Лауриц работал некоторое время в одной области, потом полностью уходил из нее — полностью, не оставляя за собой никаких следов, и через какое-то время открывал совершенно новое дело. Я не очень уверен в этом, но мне кажется, что основная сфера деятельности Карла Лаурица — это некие консультационные услуги. Как и у много чего другого в его жизни, у этой деятельности нет предыстории. Без какого-либо предварительного этапа, на ровном месте он открыл свою контору на улице Росенгорден. Матовая стеклянная табличка гласила: «Карл Лауриц Махони. Импорт — экспорт». В приемной сидела секретарша, в следующей комнате — Адольф Ханеман. Юридическое образование он получил в Дании, а это значит, что он не сдавал государственного экзамена по юриспруденции, а лишь проучился несколько лет и сдал обычный выпускной экзамен. Присутствие в компании такого человека, как Ханеман — еще один пример того, что формальная сторона дела для Карла Лаурица никогда ничего не значила. Он сразу увидел, что Ханеман хорошо разбирается в юридических хитросплетениях, и при этом без всяких предрассудков относится к столь непреложным для общества понятиям, как справедливость и несправедливость. Все мои сведения о деятельности конторы на Росенгорден происходят от Ханемана, и его готовность поведать какие-то подробности объясняется тем, чем все это для него закончилось.

Ханеман проработал у Карла Лаурица уже два года, когда однажды утром, придя в контору, неожиданно для себя обнаружил, что двери заперты. Карл Лауриц не выносил, когда вторгались в его частную жизнь, поэтому Ханеман отправился обратно домой, но на следующий день снова оказался перед закрытой дверью. Он написал Карлу Лаурицу письмо, в котором потребовал выплатить ему то, что причитается, а, кроме этого, еще и компенсацию. Ответа не последовало, и он отправил еще одно письмо. На которое получил совсем короткий ответ. На оборотной стороне визитной карточки Карл Лауриц написал, что считает их отношения исчерпавшими себя. После этого Ханеман отправился домой к Карлу Лаурицу. Он доехал на трамвае до Шарлоттенлунда, дошел пешком до дома и позвонил в звонок. Карл Лауриц сам открыл дверь, и тут же, на белой мраморной лестнице, Ханеман приступил к делу. Вежливо улыбаясь, он сообщил Карлу Лаурицу, что в его распоряжении