От Гринвича до экватора - Михаил Озеров

Солдаты облили ее бензином и подожгли.

— Я боялся, что не выдержу и брошусь на них с кулаками, — медленно произносит Ком, — Но на мне осталась сестренка. К тому же искалеченная… Потом я решил бежать. Сестренка была не в состоянии работать на поле. И к нам вот-вот должны были явиться солдаты, чтобы покончить с «семьей преступников».

Воздух в этих местах напоен сильным ароматом. В единый гул сливаются шум деревьев, пение птиц, стрекот насекомых. И звон цикад, их множество, они издают мелодичные, какие-то неземные звуки. Но Кому было не до того, чтобы наслаждаться пением цикад. Джунгли кишат ядовитыми змеями, наводнены малярийными комарами, за любым кустом жди встречи с леопардом, пантерой, тигром, которого кхмеры называют «кхла».

Сколько всего испытали эти дети, пока не столкнулись с вьетнамскими пограничниками!

…Ком показал мне потрепанную книжку — «История Кампучии», с которой не расставался в те годы. Теперь он читает ее, да и не только ее, ни от кого не скрываясь.

Тхай Сет, Ком, другие жертвы и свидетели террора, с которыми я встречался, не знают имен тех, кто расправлялся с ними, кто убивал их родных, близких. А тут, наверное, не обошлось без Иенга Ыона.

Сворачиваем с шоссе в сторону. Тщательно проверив пропуска, солдат поднимает шлагбаум. Въезжаем в лагерь для полпотовских военнопленных.

Больше всего на свете он любил стоять на умирающем человеке. Стоять, чувствуя ступнями, как тот бьется в агонии, как из него уходит жизнь, отнятая им, Иенгом Ыоном.

Рост под сто семьдесят, крепкий, темноволосый. Лицо перебинтовано, — его взяли в нелегком бою, ослепленный страхом и ненавистью, он отстреливался до последней пули. Однако Ыона не казнили на месте, а стали лечить в лазарете.

— Вы бы так не поступили с пленным, — замечает начальник лагеря майор Хун Тхет, он ведет допрос.

— Конечно, нет. Я делал вот что. Пробивал живот деревянным колом. Потом сбрасывал сапоги и босыми ногами вставал на пленного. Медленно-медленно переступал по нему. Когда он умирал, шел к следующему.

На его лице появляется улыбка. Улыбка сладострастия. Вот так улыбаясь, Иенг Ыон подходил к своей жертве… Маньяк-садист, такие были среди гитлеровцев.

Трудно, очень трудно писать об этом. Порой испытываешь то же, что коллега из Польши В. Гурницкий:

«Мне довелось путешествовать по многим странам, видеть разные войны, бывало, я попадал в ситуацию, когда впору было усомниться в достоверности собственных ощущений. Но еще ни разу не приходилось мне во время работы убирать журналистский блокнот с чувством профессионального бессилия, с убеждением, что ни слова, ни снимки не смогут правдиво передать увиденное своими глазами.

Именно так получилось в Кампучии. За несколько недель я набрался там впечатлений, сравнимых лишь с впечатлениями героя уэллсовской «Машины времени». В этой стране на каждом шагу можно было войти в самое отдаленное прошлое рода человеческого, то есть в эпоху палеолита. И вместе с тем увидеть страшное, неописуемое будущее, какое наступило бы, если бы человеконенавистническая концепция, исповедуемая, кстати, и террористическими группировками в Европе, реализовалась когда-нибудь в мировом масштабе…»

— Именно Ыона сделали командиром «специальной бригады», — поясняет Хун Тхет. — Что это была за бригада? Вроде СС в фашистской Германии. Отборная группа, охраняющая Пномпень и правительственные учреждения. Но в Кампучии не хватало солдат, и ее бросали на карательные операции.

…В коммуне неподалеку от Пномпеня обнаружили листовку: «Над народом Кампучии нависла угроза массового истребления». Туда направили «специальную бригаду». Всех жителей коммуны убили, хижины сровняли с землей.

Груды золы да трупы остались и от вьетнамской деревни Сачать — Ыон и его солдаты не пощадили никого.

— В Сачате я сам отправил на тот свет человек тридцать, — похваляется «главный эсэсовец».

— А вы не думали о том, что эти люди несколько лет назад вместе с кхмерами боролись против общего врага — американцев, спасали нам жизнь, рискуя и жертвуя своей? — спрашивает майор.

— Об этом нам запретили думать. Мы выполняли приказ.

— Какой?

— Убивать всех вьетнамцев.

И они убивали.

Убивали, стараясь перещеголять друг друга. В бригаде Ыона были настоящие мастера своего дела. Одного прозвали Жонглером — он подбрасывал маленьких детей и на лету протыкал штыком; другого Весельчак — он сперва избивал жертву, затем вспарывал ей живот, а потом отрезал голову.

Многие солдаты делали то же, ибо понимали: иначе им самим не жить. В полпотовской армии не было ни тюрем, ни гауптвахты — это «обременяло», существовал один вид наказания — смерть. Смерть за «мягкость к противнику». Смерть за «неэнергичную атаку». Солдат, идущих позади, обязывали наблюдать за теми, кто впереди, и сообщать после боя об их поведении.

— Приказ убивать всех вьетнамцев вы получили от властей?

— Конечно. Нас учили: каждый вьетнамец — враг, даже тот, кто в утробе матери.

Майор Тхет не выдержал, встал. Быстро начал ходить по комнате.

Чувства майора понятны. В 1972 году у его батальона, сражавшегося против американцев, не осталось патронов. Еще несколько часов — и все погибнут. Тут появились вьетнамские бойцы. Их ноги были в крови, одежда изорвана, под тяжестью ящиков с боеприпасами кожа на плечах стерлась. Но они добрались до цели и доставили патроны.

В одном из боев Тхета тяжело ранило. В пограничной деревне его выходила пожилая вьетнамка — лечила лесными травами…

Да, прежде вьетнамцы и кхмеры были добрыми соседями. Торговали друг с другом, вместе строили плотины. Все изменилось после апреля семьдесят пятого. Вдоль границы с Вьетнамом создали военную зону, жителей деревень выселили. И начались вторжения на чужую землю.

В бывшей тюрьме «Тунгсленг»

Сколько раз Вьетнам призывал прекратить кровопролития! В заявлении его правительства говорилось: «Куда бы ни приходили кампучийские солдаты, они везде грабили дома жителей, сжигали и разрушали храмы, школы, медпункты: во многих местах они совершали чудовищные злодеяния: насиловали женщин, вспарывали животы беременным, отрубали головы и вырезали печень у взрослых, убивали детей и бросали их трупы в огонь, многие семьи были уничтожены полностью». В заявлении предлагалось сесть за стол переговоров.

Однако в Пномпене игнорировали эти призывы. Наоборот, там старались усилить братоубийственную войну. Делали это руками таких, как Иенг Ыон и его достойный «конкурент» Канг Кек Ий.