Второе пришествие - Александр Новичков

— Болезнь слишком серьезная, – как Эфир, ответил я. – Лечение невозможно.

— Значит, умрет, – неожиданно спокойно приняла она. Повернулась, подняла свои огромные зеленые глаза, в которых совсем не было слез, они были лишь чуть влажными. – Мне можно вернуться… к маме?

— Да, – не решился возразить я.

Она поднялась и стремительно умчалась в дом. А я остался сидеть. Неподвижно.

Вскоре ко мне подошел Герман.

— Эта девочка тоже демон? – спросил он, боязливо озираясь по сторонам.

— С чего ты взял? – растерялся я, сперва приняв этот вопрос за глупую шутку. Но это была не шутка. Он был действительно напуган, Лилия тоже. Но я упорно не понимал, откуда взялся этот страх. – Почему ты думаешь, что она демон?

— По ее глазам, – без колебаний ответил маг. – Когда она на меня смотрит, у меня аж колени трясутся от страха.

— Но у нее совершенно обычные глаза, – возмутился я, не понимая, чем ему могли не понравиться эти два зеленых озерца. – Ясные, выразительные, даже красивые!

— Видимо, вы этого не замечаете, магистр, – выдохнул он. – У вас тоже иногда бывает такой взгляд, когда вы рассержены или, упаси бог, взбешены.

— Когда я зол, мои глаза горят огнем…

— Да, знаю. Я видел это. Но у этой девочки все иначе. Такое ощущение, словно ее глаза горят всегда. Пламени не видно, но оно есть. Внутри нее.

— Но она не демон, это точно.

Герман потеребил подбородок. Лилия, выбралась из своего укрытия и осторожно направилась к нам.

— Возможно, она как‑то бессознательно использует магию, – продолжал Герман. – Без применения заклинания, просто один бесконтрольный поток магии, идущий у нее из глаз. Я никогда не видел ничего похожего, но полагаю, что так может быть.

— Кто эта девочка? – Голос Лилии дрожал. Она переносила воздействие магии не так легко, как обученный чародей. – Почему так страшно, когда она смотрит на меня?

— Она использует магию, – повторил я слова Германа. – Неосознанно. Применяет на вас. Возможно, и на всех остальных.

— Тогда почему тебе не страшно? – Ее вопрос показался мне глупым.

Я легко оттолкнулся от земли руками и поднялся.

— Ты сама знаешь ответ, – небрежно бросил я и направился к ближайшему дому. Деревня выглядела подозрительно, нужно было понять, связано ли это с Бертой.

— Эй, ты куда пошел? – вдвоем воскликнули Герман с Лилией. – Что задумал? А вдруг она выйдет?

— Нужно кое‑что выяснить, – отмахнулся я. – А за девочку не бойтесь, она оттуда не выйдет.

Дверь мне открыла старуха. Старая, дряхлая, беззубая. Про таких говорят: «песок сыплется». Горбатая, худая, с кожей, словно состоящей из одних морщин, но неожиданно подвижная и невероятно словоохотливая.

— Зашел‑таки, добрый путник, – начала она раньше, чем я попытался открыть рот. – А то я смотрю – ходит кто‑то, слышу – разговаривает, но почему‑то возле дома ведьмы этой держится. Чего пришел? А, дай сама угадаю. Пробирает? От взгляда девчушки этой дьявольской пробирает?

— Не совсем, – попытался вставить слово я.

— Неужели не пробирает? – удивилась старуха. – Нашу деревню все за версту обходят, а если повстречают девчушку дьявольскую, так с криками убегают. А ты чего еще здесь?

— Не привык я убегать с криками.

— Да, вижу… – Она окинула меня взглядом, чуть почмокала тонкими высохшими губами. – Какой‑то ты спокойный.

— Не спокоен я, бабка, – продолжил я. – Да и тебе тоже спокойно не должно быть. Рядом в доме человек умирает. Скоро маленькая девочка без матери останется. Но почему‑то тревожится об этом заблудший незнакомец, а не соседи–селяне.

— Неужели ведьма при смерти? – испугалась старуха.

— К утру дух испустит, – кивнул я.

— Ой, горе‑то какое… – схватилась она за голову. – Ты проходи, проходи. Только я еды не дам. Самим есть нечего, а урожай не скоро будет.

Я прошел в дом, сел на лавку. Бабка, кряхтя и охая – годы взяли свое, – взобралась на ту же лавку, но чуть подальше и повернулась ко мне.

— Правда, что ли, умирает ведьма?

— Чистая правда.

— А ты, стало быть, лекарь?

— Не лекарь. Но лекари ей не помогут. Никто не поможет. Она переживет ночь, не более. Завтра днем она будет мертва. Что будете делать?

— Вот и пришло ее время, – вздохнула бабка, пропустив мимо ушей все мои слова. – И отправится Грета к своему суженому…

— Суженому?

Старуха всплеснула руками.

— Да к дьяволу отправится она, чтоб ему пусто было.

— Это мы опустим, – попросил я. – Когда она умрет, сиротой останется маленькая девочка. Кто‑нибудь позаботится о ней?

— Позаботится? – Она вздрогнула. – К ней люди подойти‑то боятся. Она как глянет, так кровь в жилах стынет. И ведь она постоянно на улице, постоянно смотрит. У нас из‑за этого почти вся деревня разбежалась. Никто ее терпеть не может, кроме мамки.

— А почему мать ее не боялась?

— Ведьма она, вот и не боялась.

— Ведьма? Значит, колдунья. Она использовала барьер, отражающий магию? Или какие‑то другие заклинания.

— Мы не видели, как она колдовала…

— А в общении с девочкой. Когда она смотрела на нее. Она могла просто смотреть на нее, без магии, без заклинаний, без жестикуляций?

— Не могла она смотреть, – проворчала старуха. Кажется, она уже устала. – Слепая была… с рождения.

— А отец девочки? Он мертв, в бегах, или вовсе неизвестен?

— Дьявол – отец ее, – буркнула бабка.

— Это мы решили опустить. Биологический отец… Обрюхатил ее кто?

— Бес рогатый ее обрюхатил. – Она начала клевать носом. Возраст брал свое. – Она как‑то в город ездила. Вернулась и девчонку эту родила. Знаю! Это все ведьма та, графиня кровавая. – Старуха разбушевалась. – Это она беса натравила, чтобы тот девку обрюхатил. Она козни нам строит. Из‑за нее уже шестой год у нас урожай гибнет!

— Спасибо вам за сведения. – Я поднялся с лавки. – Пойду проверю, как больная. Не оставлять же их одних в такой тяжелый момент.

Старуха окликнула меня, когда я дошел до порога.

— Оставайся на ночлег у меня, – сказала она. – Все равно не уйдешь до утра.

— Мне место не нужно, – ответил я. – Но если вы дадите ночлег моим спутникам, я буду благодарен.

— Пусть ночуют. Но еды не дам, самим есть нечего, а урожай не скоро будет.

— Еще раз спасибо. – Я вышел за дверь.

Герман и Лилия молча переминались возле колодца. Даже не ругались. Видимо, боялись того, что страшная зеленоглазая девочка выйдет оттуда и напугает их до смерти. У них были совершенно жуткие выражения лиц, такие, словно их только что привели на казнь. Причем не на чужую казнь, а на их собственную. У меня эти физиономии почему‑то вызывали смех. Хотя смеяться мне совсем не хотелось. Я остановился на пороге дома Греты. Обернулся.