Впереди — Днепр! - Илья Маркин

— Немедленно на медпункт, — строго сказал Козырев.

— На медпункт?! — насмешливо щуря глаза, вызывающе переспросил Чалый и взмахнул черным кулаком:

— Нет! Я никуда не уйду, пока сполна с ними за семью не поквитаюсь!..

— Какую семью? — с тревогой глядя на искаженное горем и злобой лицо Чалого, спросил Козырев.

— Мою, мою семью, — стремительно, словно торопясь куда-то, сказал Чалый. — Мать, дочку, жену и сестренку. Всех они, гады, — задыхаясь и глядя на Козырева полными слез глазами, выкрикнул Чалый, — всех на восьмой день войны в Белоруссии в хате спалили. Живыми спалили! — отчаянно прокричал он и, вздрагивая окровавленными плечами, беззвучно зарыдал.

— Не надо, не надо отчаиваться, — обняв его, успокаивал Козырев. — Мы с ними за все поквитаемся. А сейчас силы беречь надо, боев впереди еще очень много. Ты ранен, ослаб…

— Я не ослаб! — резко перебил Чалый. — Еще руки работают, глаза видят, а совсем обессилю, без рук останусь, зубами рвать буду, кровью своей топить…

— Присядь, передохни маленько, — уговаривал Козырев, — водички выпей, закури.

— Эх, товарищ парторг! — воскликнул вдруг Чалый. — Вы что, не понимаете, что на этом вот самом месте, тут вот, под Белгородом, судьба наша решается. Они же прут, как осатанелые, они же опять туда, к Москве, к центру, к самому нашему сердцу, рвутся. У меня душа окаменела от горя. Но мое горе это лишь кусочек общего горя. Сколько таких, как моя семья, погублено и уничтожено! А сколько еще погибнет, если мы вот на этой земле белгородской, вот тут в дзоте этом, не остановим их, не свернем им шею! А вы говорите: медпункт! — укоризненно махнув рукой, закончил Чалый и взял у Гаркуши недокуренную папиросу.

— Ты прав, Борис, — сурово склонив голову, тихо сказал Козырев, — мы должны остановить их. И остановим!..

Внезапная, словно откуда-то свалившаяся тишина оборвала слова Козырева. Все четверо переглянулись, и сразу же, без слов поняв, что сейчас начнется новая атака противника, заняли свои места.

Пулемет был, как и всегда, заряжен. Алеша, сам не зная зачем, потрогал вставленную ленту, раскрыл еще две патронные коробки, переложил с места на место лежавшие в нише гранаты и только после этого посмотрел вперед. Там, где полчаса назад у края лощины скрылась вражеская пехота, было пустынно. Но правее, на уходившей к дороге высоте, и слева, у разбитого хутора, в наплывах дыма и пыли ползали фашистские танки и суетливо перебегали пехотинцы.

А впереди, где было совсем пусто, вдруг словно из-под земли вынырнули штук пятнадцать танков и на полной скорости устремились вперед. Встречь им, вздымая фонтаны взрывов, ударили наши пушки, но танки, увертываясь от разрывов, неудержимо катились вперед. От их все нараставшей близости, от рева моторов у Алеши похолодело в груди и мелко задрожали руки. На мгновение он вспомнил, как во время обкатки нашим танком у него было точно такое же состояние, и от этого воспоминания почувствовал вдруг легкость. Алеша плотнее прижался к земле, ощупал рукой гранаты и зажигательные бутылки и, совсем успокоясь, посмотрел влево. Гаркуша обеими руками вцепился в рукоятки пулемета и пригнул голову к прицелу. Рядом с ним, так же напряженно склонив голову вперед и что-то внизу делая руками, стоял Чалый. Позади него у самого выхода в траншею привалился к брустверу Козырев. Изборожденное морщинами лицо его было спокойным, и только правая рука нетерпеливо перебирала обвисший ус.

Разрывы нашей артиллерии ложились все чаще и гуще, преграждая путь фашистским танкам. Уже два из них горели, остановился и задымил третий, но остальные, все убыстряя скорость, неудержимо надвигались. Когда до переднего края оставалось всего метров двести, задымили еще два танка, и это, казалось Алеше, должно было остановить атаку. Но уцелевшие танки даже не замедлили своего движения. Самый ближний резко вырвался вперед, крутнул влево, вправо и, сверкая лапами гусениц, устремился прямо на дзот. Едва Алеша успел схватить гранату, как из-за пулемета выскочил на бруствер сержант Чалый и, ослепительно белея повязкой на плече, весь перегнувшись, неторопливо пошел навстречу танку.

— Назад! — отчаянно закричал Козырев, но Чалый даже не обернулся и, все так же неторопливо шагая, сближался с отчаянно стрелявшим из пулемета и из пушки танком.

— Там, там щель наша, — проговорил Гаркуша, и Алеша сразу вспомнил, что впереди дзота он сам же копал узкие и глубокие щели, куда нужно было выбегать при атаке вражеских танков. Теперь он хорошо видел еле заметный просвет щели и выглядывавшую из нее каску сержанта.

Танк подошел уже почти к самой щели, но каска Чалого все так же недвижно отливала зеленой краской.

— Бить, бить надо! — хрипло прокричал Гаркуша.

— Видать, не ударит, — надрывно сказал Козырев и отчетливо, совсем так, как на обычных занятиях, скомандовал: — Гранаты и бутылки к бою!

Алеша схватил правой рукой гранату, левой бутылку, приготовился швырнуть их в уже подходивший к самому дзоту танк, но впереди что-то негромко хлопнуло, потом хлопнуло еще раз, и огромный, с желтым крестом маслянистый танк круто повернул, осел набок и задымил вдруг так густо, что закрыл всю южную половину неба.

Радостно крича, Алеша тряс Гаркушу за плечо, но тот сердито отмахнулся и рукой показал на второй, выскочивший из-за дыма танк. Он был так близко, что Алеша невольно попятился назад, замахнулся гранатой и остановился только от властного окрика Козырева:

— Пропустить танк! Бить в заднюю часть!

«В заднюю часть, в заднюю часть», — мысленно повторил Алеша, не сводя взгляда с угловатой, нырявшей то вверх, то вниз башни танка.

Эти мгновенно промелькнувшие мысли, словно яркая вспышка, осветили все последующие действия Алеши. Вместе с Гаркушей они убрали пулемет в нишу, пригнулись к самому дну траншеи и, когда над головой оглушающе и страшно прогрохотало, вскочили и, будто по единой команде, ударили по едва отошедшему от них «тигру». Алеша отчетливо видел, как его граната, чиркнув в воздухе, взорвалась на броне, как там же раскололась зажигательная бутылка и как едва уловимые змейки огня поползли по танку и, все разрастаясь, превратились в сплошное, бушующее пламя.

— Угомонили! — махая руками, кричал Гаркуша. — Був «тигр», а стал куренком на вертеле. Алешка, щуренок ты окский, — цепкими руками мял он Алешу, — ухандокали «тигру» хвашистскую, в костер пылающий переделали!

Алеша радостно отбивался от Гаркуши, глядя, как прямо к дзоту, низко пригнувшись, бежит сержант Чалый.

— Ну, хлопцы, еще один наскок гитлеровцев сломили, — обняв за плечи Алешу и Гаркушу, весело сказал Козырев. — Как, если еще наскочит, выдюжим?

— Не только выдюжим, но и передюжим! — выкрикнул Алеша, прижимаясь к костлявому телу парторга.

— Кто поджег танки? — все еще взволнованный неравным поединком пулеметчиков с двумя фашистскими танками, спросил Поветкин Бондаря.

— Первый танк подбил сержант Чалый, второй — рядовые Гаркуша и Тамаев, — ответил Бондарь.

— Передай по цепи, передай всем: за героическую борьбу с фашистскими танками сержант Чалый награжден орденом Отечественной войны первой степени, рядовые Гаркуша и Тамаев — орденами Отечественной войны второй степени, — приказал Поветкин и, закончив разговор с Бондарем, сказал Лесовых:

— Готовь листовку об их подвиге и сейчас же — во все подразделения!

Грозная опасность в районе второго батальона была ликвидирована. Поветкин вытер мокрое, распаленное лицо, хотел доложить обстановку генералу Федотову, но, взглянув на левый фланг первого батальона, замер от неожиданности. Три фашистских танка проскочили траншеи, где сидели стрелки, и на полной скорости неслись прямо к командному пункту полка. За ними, так же плотными рядами, устремились еще восемь танков и шесть бронетранспортеров с пехотой. В траншеях первого батальона творилось что-то неладное. По прорвавшимся танкам даже огня никто не вел. Лихорадочно соображая, что предпринять, Поветкин заметил вдруг, что танки шли краем той самой лощины, которая заставила Поветкина мучительно краснеть на занятиях генерала Федотова. Тогда Поветкин много передумал об этой лощине и пришел к выводу, что самое лучшее устроить в этой лощине ловушку для противника. Он приказал саперам ее вершину и скаты перегородить минами, а на флангах подготовил запасные позиции для противотанковых батарей. Теперь противник сам почти влез в эту ловушку. Оставалось только подхлестнуть его, заставить отвернуть от шоссе вправо и спуститься в лощину.

Поветкин приказал командиру гаубичного дивизиона дать огонь по северным скатам лощины, а командиру первого батальона закрыть пути отхода противника назад.

— Закрыл, все закрыл, — радостно доложил командир первого батальона. — Они когда рванулись, я вспомнил, что вы говорили тогда, после учений, и пропустил их в лощину. А сейчас загородил, не проскочат.