Впереди — Днепр! - Илья Маркин

— Передай во все подразделения, — приказал Поветкин телефонисту, — укрыть людей, оставить только дежурных!

Наступало самое трудное время. Как и обычно, фашистские самолеты выстроились в круг и, круто пикируя, обрушились теперь не на боевое охранение, а на главную полосу обороны. Минут двадцать продолжалась яростная бомбежка, и только приход советских истребителей ослабил силу ударов. В воздухе закипел яростный бой, а на земле вновь загудели немецкие артиллерия и минометы.

— Ужасная сила огня, — только по движению губ понял Поветкин вскочившего в блиндаж Лесовых, — нужно отвечать, сопротивляться!

Поветкин отрицательно покачал головой и, склонясь к Лесовых, прокричал ему на ухо:

— Отвечают дивизионная, корпусная и армейская артиллерия, авиация. А наше дело силы беречь для отражения атаки.

Лесовых безнадежно махнул рукой, прильнул к амбразуре и тут же отстранился, с искаженным от злости лицом что-то крича Поветкину.

— Танки, танки выдвигаются, — понял, наконец, Поветкин и схватил бинокль.

Впереди, за волнами дыма на залитых солнцем холмах и высотах, справа и слева от свинцово-серой ленты шоссе в бесконечную цепь развертывались фашистские танки. Передние, словно для парада, медленно переползая, выравнивались в линию, а из лощин, из разбитого села, из рыжих под солнцем кустарников выползали все новые и новые танки, догоняя передние и растягиваясь во вторую, такую же бесконечную линию.

«Впереди явно «тигры» и «пантеры», — определил Поветкин, — это их таран, а за ними средние и легкие танки для развития успеха. Значит, главное — остановить первую волну, — мгновенно решил он, — это и определит все дальнейшее».

«Но как, чем остановить? Их же так много, — нахлынули сомнения. — Командиры батарей и орудий знают, куда бить, но могут поспешить, ударят рано. А надо подпустить — и в упор».

— Передай командирам батальонов и батарей, — не отрываясь от бинокля, крикнул он Лесовых, — без моей команды огонь по танкам не открывать. Сигнал — зеленые ракеты.

Сила огня фашистских артиллерии и минометов заметно стихла. Сразу же первая волна танков дрогнула и, плавно изгибаясь то в одном, то в другом месте, поползла к нейтральной зоне. Перед ней широкой полосой вспыхивали взрывы нашей артиллерии, но танки, не убыстряя и не замедляя хода, все так же ровно, словно нехотя, катились вперед. Теперь уже отчетливо доносился монотонный гул их моторов. Гул все нарастал, надвигался, заглушая все другие звуки. Поветкин стиснул руками бинокль, чувствуя, как деревенеет тело. Прошла, казалось, целая вечность, а окутанная дымом волна черных громад только подползала к нейтральней зоне. А позади нее темнели пятна средних и легких танков, длинных бронетранспортеров и перебегавших групп пехотинцев. Впереди же, все нарастая, метались взрывы заградительного огня наших гаубиц и тяжелых пушек. Правее шоссе вспыхнули два танка, потом задымил еще один, но остальные, словно в парадном строю, сомкнулись и все так же неторопливо покатились в лощину. До нашего переднего края оставалось всего метров четыреста.

— Бить надо, бить, — тряс Поветкина за плечо Лесовых.

— Рано, — стиснув зубы, процедил Поветкин и, отложив бинокль, схватил ракетницу.

Танки уже вползли на то место, где вчера стояло наше боевое охранение, замедлили вдруг движение, и резкий, металлический треск танковых пушек шквалом прокатился по всему фронту, и почти одновременно у нашего переднего края полыхнула волна взрывов. Рев моторов возрос до предела, опять полыхнули из края в край кровавые вспышки, и фашистские танки, словно соревнуясь в быстроте, с огромной скоростью ринулись вперед.

— Да бей же, бей!.. — простонал Лесовых. — Сомнут все.

— А минные поля, ты забыл про них? — зло прокричал Поветкин, с трудом пересиливая желание нажать курок ракетницы.

Лесовых испуганно и удивленно взглянул на искаженное до неузнаваемости лицо Поветкина и отошел к телефонисту.

Стиснув зубы и давя нараставшую во всем теле дрожь, Поветкин впился глазами в узенькую, ничем не приметную полоску земли, к которой катилась танковая лавина.

— Только бы сработали, только бы взорвались, — непослушными губами прошептал он.

«А вдруг не сработают? — мелькнуло в сознании. — Тогда, тогда…»

Вдруг на той самой узенькой, ничем не приметной полоске земли, куда с надеждой и отчаянием смотрел Поветкин, в разных местах один за другим вспыхнули взрывы, и сразу же запылали восемь костров. В стороне от них крутились на месте еще три танка. Остальные, словно наткнувшись на невидимую преграду, замерли, выбрасывая частые дымки выстрелов.

— Огонь! — что было сил прокричал он, и раз за разом четырежды выстрелил из ракетницы.

Еще не успела отгореть первая ракета Поветкина, как вся наша оборона ахнула единым залпом. Вокруг фашистских танков вскипел разлив взрывов, взметнулись черные фонтаны. Резкие удары противотанковых пушек и обрывистые хлопки бронебоек задавили, смяли рев танковых моторов. Фашистские танки скрылись в сплошной пелене дыма и пыли.

— Стой!.. Прекратить огонь! — крикнул Поветкин.

Но пушки, бронебойки, пулеметы и автоматы все продолжали бить, словно стремясь с лихвой отплатить за то нечеловеческое напряжение, которое испытали люди, глядя на катившуюся волну фашистских танков. Только многократно повторенное приказание прекратить огонь остановило наконец ожесточенную пальбу.

Когда дым немного рассеялся, перед самым передним краем нашей обороны фашистских танков уже не было. Только буйно полыхали в разных местах еще десятка полтора пожарищ и между ними темнело много навеки замерших машин с длинностволыми пушками.

Поветкин схватил поданную Лесовых флягу с водой, жадно пил, захлебываясь, а сам все смотрел на юг, куда, догоняя уходящие фашистские танки, били наши гаубицы и тяжелые пушки.

— Прикажи, пожалуйста, командирам подразделений доложить результаты боя, — допив последнюю коду из фляги, расслабленно сказал он Лесовых и обессиленно прислонился к стене траншеи.

Пелена тяжелого тумана заволокла сознание, и Поветкин на мгновение совершенно забыл, где он и что с ним. Открыв глаза, он удивленно осмотрелся. Справа и слева от шоссе было совсем тихо. В нежных лучах поднявшегося солнца призрачными островами лениво плавали волны дыма. Среди бесформенных пятен вздыбленной земли нежно зеленела еще сизоватая от росы трава. В траншеях, в ходах сообщения, в окопах и котлованах виднелись люди — в касках, в пилотках, с непокрытыми головами. И над всем этим лучилось бездонное, сияющее голубизной утреннее небо.

Поветкин снял фуражку, расстегнул ворот гимнастерки и дышал всей грудью, чувствуя, как молодеет, наливается силой все тело. Он хотел взмахнуть руками, размяться, но, взглянув на юг, где, разбрасывая искры, догорали фашистские танки, сурово сжал губы и взял бинокль. В светлом круге окуляров отчетливо вырисовывалась лощина с кустарником и остатки разбитого села. Внимательнее всмотревшись, Поветкин увидел, что и в кустарнике, и в селе, и на поле стояли фашистские танки, а вокруг них суетились танкисты.

«Опять к атаке готовятся», — подумал Поветкин и, вызвав по телефону командира гаубичного дивизиона, приказал открыть огонь по танкам. Сразу же ударила и фашистская артиллерия. Первые ее снаряды взорвались кпереди НП. Второй залп прошел дальше.

«Сейчас накроют, — тоскливо подумал Поветкин. — Ракеты зеленые заметили. Теперь начисто сметут все».

Он хотел перебежать в нишу, но не успел. Нарастающий вой снарядов оборвался, тупой удар страшной силы потряс блиндаж и — все померкло. Новый удар обрушился с еще большей силой и отрезвил Поветкина.

— За мной, на запасной НП, — крикнул он Лесовых и радисту с телефонистом и бросился в ход сообщения.

Когда, отбежав метров сто, Поветкин оглянулся назад, на месте его НП темнела истекающая дымом бесформенная груда земли.

— Быстрее связь, — вбежав в новый блиндаж, приказал Поветкин телефонисту и повернулся к Лесовых.

— Сейчас, наверняка, снова бросятся в атаку. Ты держи связь с командирами подразделений и докладывай обстановку командиру дивизии, а я наблюдать буду.

Но прошло больше часа, а противник в атаку не переходил, продолжая методически бить артиллерией и минометами.

«Может потери у них столь велики, что и наступать нечем?» — с затаенной радостью подумал Поветкин. Однако радость его была преждевременной. К восьми часам сила огня фашистской артиллерии возвысилась до шквала, и из кустарников, из лощины, от разбитого села танки вновь ринулись в атаку. Но шли они совсем не так, как в первой атаке, не сплошной, занявшей весь фронт волной, а отдельными группами, часто останавливаясь, стреляя из пушек и вновь продвигаясь вперед.

Поветкин сосредоточивал огонь своей артиллерии то по одной, то по другой группе танков, заставляя их увертываться, менять курс, отходить назад и вновь повторить попытки прорваться вперед.