Марко Поло. От Венеции до Ксанаду - Лоуренс Бергрин

Первые летописцы династии Юань разнесли славу Хубилай-хана по всему свету. Мусульмане узнали об этом незаурядном человеке из трудов Рашид ад-Дина. Китайские и корейские историки прославляли свершения Хубилай-хана, а Бар-Эбрей с теплотой описывал его долгое и великолепное правление. Но ни одна из летописей не сравнится с ярким описанием, оставленным самым известным в Европе историком Хубилай-хана, Марко Поло. Он один мог похвастать близким личным знакомством с императором, и у него еще сохранилась пайцза, врученная ему императором много лет назад, при первом отъезде из Камбулака. Он писал о монгольском вожде с такой страстью и благоговением, что в одиночку увековечил на Западе одного из самых могущественных за все время истории правителей.

О смерти Хубилай-хана Марко Поло узнал, возвращаясь в Венецию с отцом и дядей. Возможно, он навсегда запомнил, где и при каких обстоятельствах дошло для него это известие, однако Рустичелло он об этом не поведал. Он просто сообщил: «В пути мастер Никколо, мастер Маттео и мастер Марко узнали, как пресеклась жизнь Хубилай-хана, и это лишило их всякой надежды когда-либо вернуться в те края».

Вместо желанной свободы, кончина Хубилай-хана обозначила для Марко конец странствий, а может, и смутных надежд. До отъезда Поло изощрялись в искусстве вести переговоры, чтобы избавиться от почетной службы. Теперь, когда они были недосягаемы для доброжелательного тирана, правившего их судьбами, ими овладела одна мысль: они никогда больше не увидят Камбулака. Великолепные просторы Азии навсегда закрылись для них. Конец долгого правления Хубилай-хана положил конец уникальному сотрудничеству Востока и Запада, властного правителя и маленького купеческого семейства. Монгольский вождь не только обеспечил купцам Поло положение. Он сделал больше: наделил своего протеже ощущением цели. Он был воплощением волшебства и могущества.

В заключительных главах своей хроники Марко в ненасытной любознательности занимается столь малоизвестной страной, как Россия. В действительности маршрут обратного пути не пролегал ни мимо России, ни мимо других северных стран, неожиданно возбудивших его интерес, но его отчет, суммирующий собранную из вторых уст информацию, запоминается красноречием и рисует ландшафт и образ жизни, трудно вообразимый для европейцев.

Восточные границы Руси, судя по слышанным Марко рассказам, могли остановить самого закаленного купца. «Ни один конь там не пройдет, — предостерегает он, — потому что в этой стране много озер, и ручьев, и потоков, от которых земля делается очень болотистой, а из-за жестоких холодов лед в этой стране почти всегда так толст, что лодки пройти не могут, и при том не столь прочен, чтобы выдержать тяжелую повозку или животное». Тем не менее купцы и охотники, торгующие мехами, умудрялись преодолеть эту пустыню, извлекая «великую прибыль» за свои труды. Вероятно, эти закаленные души и стали для него источником сведений об этих областях.

Марко узнал, что преодолеть эти труднодоступные места можно в несколько стадий по тринадцать дней, известных как «переходы», и в конце каждого измученный, замерзший путник найдет деревушку «из нескольких бревенчатых домов, поднятых над землей, в которых могут с удобством жить люди, привозящие и получающие товар». Коммерция в который раз преодолевает все препятствия; для Марко это скорее несомненный факт, чем повод для удивления.

«В каждой из этих деревушек, — продолжает он, — есть дом, который они называют почтой, в котором располагаются все гонцы государя». В этом холодном климате они выполняют функции почтовых станций, которыми годами пользовался в путешествии Марко, и организация этой службы ему знакома: «На каждой такой почте держат сорок больших собак, немногим меньше осла, и эти собаки привычны и обучены везти повозки, как быки в наших землях, и они возят сани, которые там называют «sliozola»… перевозя гонцов от одной почты до другой, то есть от одного перехода до следующего».

Сани особенно заинтересовали Марко, который мог слышать их подробное описание от других купцов. «Сани, — поясняет он читателю, никогда не путешествовавшему по ледяным просторам, — это повозки без колес, но они делаются из очень легкого дерева, и плоски и гладки снизу, а спереди загибаются полукругом, и таким образом они проходят по льду, и по грязи, и по топям».

Марко подробно ознакомился со способом обращения с собаками. Его рассказ звучит так, словно он сам держал в руках поводья. «Те, кто ведет сани, запрягают шесть собак, из тех больших… в ярмо, по две в надлежащем порядке, чтобы везти сани. И этих собак никто не ведет, но они сами идут прямо к следующей почте, и очень хорошо везут сани и по льду, и по топи. И так они добираются от почты до почты. Тот, кто охраняет почту, тоже садится на сани, и позволяет собакам везти себя, и ведет их самым прямым путем и самым лучшим. И когда они добираются до следующего поста в конце их перехода, то находят там тоже собак и сани, и нового погонщика, готового проехать следующий переход; и это делается, потому что собаки не могут вынести таких трудов, как этот тринадцатидневный переход, и поэтому тот, кто привел их, поворачивает назад. И так они проходят все переходы, меняя каждый раз собак, сани и погонщиков… пока посланцы государя… не добираются до гор, и покупают шкуры, и возвращаются в свои земли по равнинам».

Марко с энтузиазмом отзывается об этой торговле, особенно при перечислении животных, драгоценными мехами которых торгуют посланцы. «Маленькие животные огромной цены, — удивляется он, — из которых извлекают большую прибыль и великие блага; таковы соболя и горностаи, белки и эрколины, и черные лисицы и много других драгоценных животных, дающих дорогие меха». Однако вспомнив, какие трудности приходится терпеть торговцам мехами в столь суровом климате, этот не знающий покоя путешественник и любитель чувственных наслаждений отворачивается в смущении. «Они устраивают дома под землей из-за великих холодов, которые бывают там, и они всегда живут под землей». Столь же неодобрительны последние слова венецианца на эту тему: «Они — не красивый народ». Перспектива оказаться запертым вместе с ними на несколько месяцев в подземном жилище отвращает Марко от мечты разбогатеть на торговле мехами.

Любителю просторов, солнца и интриг пора двигаться дальше.

За дикими просторами, где добывают пушнину, Марко находит еще более мрачную страну: Долину Тьмы, названную так из-за густых туманов, затягивающих землю, которую он иногда именует «страной теней». Казалось бы, он описывает аллегорическую страну, однако Марко убежден, что речь идет о реальном месте сразу за границей сферы влияния монголов — воистину отдаленном от центра власти, в котором он освоился за два минувших десятилетия. Люди здесь, повествует он, «живут как звери».

Несмотря на негостеприимный климат, горстка монголов решалась углубиться в эти земли, предпринимая необычные меры безопасности. Они «приезжают на кобылах, имеющих жеребят, и оставляют жеребят на границе, под надзором сторожей, потому что кобылы, возвращаясь к своим детям, чутьем и по запаху находят путь к жеребятам лучше, чем люди». Единственную причину для столь рискованных путешествий в эти земли Марко, разумеется, видит в торговле. «Весьма большое количество мехов, и очень дорогих», в том числе соболя, горностаи, «и много других дорогих мехов».

Как ни странно, Марко находит добрые слова для обитателей страны теней. «Эти люди очень красивые, рослые и статные, — с облегчением отмечает он, — но они очень бледные и бесцветные, и это происходит от недостатка солнца». Марко успел познакомиться с холодами монгольских степей, но в его описании русская зима суровее всего, что ему довелось испытать. «Величайшие холода, какие бывают на свете, так что от них спасаются с великим трудом». Он так красноречиво описывает укусы мороза, словно сам страдал от них. «Если бы не множество печей, которые там имеются, — предостерегает он, — люди не могли бы спастись от гибели при слишком большом холоде. Но благородные и могущественные люди строят их из благочестия, как у нас госпитали. И в эти печи все люди могут сбежаться, когда есть нужда. Потому что столь жестокий холод стоит, когда люди возвращаются к дому или идут из одного места в другое по делу, что они, выйдя из одной печи, почти замерзают, пока доберутся до следующей, хотя печи так часты и так близко одна к другой, что, как говорят, разделены всего шестьюдесятью шагами». Не видя причин сомневаться в таком положении дел, Марко сообщает, будто очень часто случается, если человек недостаточно тепло одет или не может быстро идти по старости, или более слабого сложения и здоровья, чем другие, или оттого, что его дом слишком далек, он падает на землю, не сумев добраться от одной печи до другой, и умирает там. Но другие, проходя мимо, сразу подбирают его и ведут к печи, и раздевают его, и когда он там согреется, природа его восстанавливается и он возвращается к жизни.