Алиенист - Калеб Карр

Оба коротко улыбнулись друг другу, хотя по лицу Боаса вновь скользнула тень подозрения, когда он прощался со мной. Торопливо спустившись по лестнице, мы миновали каноэ и обратились к охраннику за помощью. Тот указал на следующий зал, дверь которого была заперта. Крайцлер несколько раз постучал, но ответа не дождался. Мы слышали изнутри грохот и голоса, а затем раздалось несколько пронзительных воплей, от которых мороз шел по коже: такое в самом деле можно было услышать лишь где-то на западном фронтире.

– Боже праведный, – сказал я, – надеюсь, они не собираются выставлять живых индейцев?

– Не говорите ерунды, Мур, – ответил Крайцлер, вновь загрохотал в дверь, и та наконец распахнулась.

Перед нами возник кудрявый молодой человек примерно двадцати пяти лет от роду, с усиками, лицом херувима и пляшущими голубыми глазами. На нем были жилет и галстук, а изо рта торчала профессорская трубка, однако на голове красовался устрашающий индейский убор, сделанный, как мне показалось, из орлиных перьев.

– Да? – сказал человек, довольно ухмыляясь. – Чем могу быть полезен?

– Доктор Висслер? – спросил Крайцлер.

– Кларк Висслер, он самый. – Тут до человека дошло, что у него на голове еще возвышается орлиный вигвам. – О, прошу прощения, – спохватился он, снимая конструкцию. – Мы здесь устанавливали новые экспонаты, и этот экземпляр мне особенно дорог. А вы?…

– Меня зовут Ласло Крайцлер, а это…

– Огромная честь для меня, вот что это такое! – И Висслер радостно затряс протянутую руку Ласло. – Величайшая честь! Я прочитал, наверное, все ваши труды, доктор… хотя должен заметить, вам следует писать больше. Психологии так не хватает работ, подобных вашим!

Пока мы входили в зал, погруженный в запредельный хаос. Висслер продолжал в том же духе; замолчал он лишь на пару секунд, чтобы пожать мою руку. Похоже, что он также изначально учился на психолога, а затем увлекся антропологией: даже в своей нынешней работе он рассматривал психологические аспекты систем ценностей различных культур на примере мифологии, искусства, социального обустройства и так далее. Это было крайне удачное для нас обстоятельство, так что когда мы обогнули группу рабочих в центре зала и завели Висслера в относительно пустынный уголок, где объяснили ему сущность нашей работы, он заинтересовался еще сильнее. Как и Боаса, ею крайне волновали последствия возможных попыток увязать дикие преступления убийцы с какой-либо индейской культурой. Но Крайцлер заверил его так же, как заверял Боаса, и бескрайнего уважения Висслера к Ласло хватило на то, чтобы доверие между нами упрочилось. Парень отреагировал на наше описание травм мгновенно – четким и последовательным анализом, каковой редко доводится слышать из уст таких молодых людей.

– Да, я понимаю, почему вы пришли к нам, – сказал он. В руках у него по-прежнему покоился экзотический головной убор. Висслер посмотрел по сторонам, думая, куда бы его пристроить, но вокруг лежали только груды строительного мусора. – Прошу простить, джентльмены, но… – И он опять водрузил перья себе на голову. – Мне действительно необходимо сохранить его в чистоте, пока не соберут стойку… Итак, увечья, которые вы описали, по крайней мере – их часть, в самом деле напоминают то, что различные племена Великих Равнин делают с телами мертвых врагов, преимущественно – дакота, они же сиу. Хотя есть и ряд существенных отличий.

– И мы к ним еще вернемся, – сказал Крайцлер. – Пока же нас интересуют сходства – каково предназначение этих ран? И наносят ли их лишь на мертвые тела?

– В основном, – ответил Висслер. – Вы могли читать что угодно, но сиу не склонны к пыткам. Разумеется, у них есть ритуалы с применением увечий, которые исполняются на живых: к примеру, человек, убедившийся в том, что жена изменяла ему, может отрезать ей нос, дабы ославить как прелюбодейку, – однако такое поведение жестко регламентировано. Нет, по большей части, жестокости, с которыми приходится сталкиваться, совершаются с врагами племени, которые уже мертвы.

– И почему именно с ними?

Висслер раскурил трубку, стараясь держать спичку подальше от перьев.

– У сиу имеется сложный комплекс мифов, касающихся смерти и мира духов. Мы до сих пор не закончили сбор данных и по-прежнему пытаемся разобраться в сложной ткани их верований. Но, грубо говоря, наги, то есть дух, каждого человека серьезно зависит не только от того, как человек умер, но и от того, что произошло с его телом сразу после смерти. Понимаете, наги, перед тем как отправиться в долгий путь в страну духов, какое-то время витает у своего бывшего тела, некоторым образом готовясь к грядущему путешествию. Наги позволено взять с собой в дорогу любое имущество, которым человек владел при жизни, дабы облегчить себе тяготы длительного путешествия и обеспечить загробную жизнь. А кроме того, наги неизбежно принимает форму тела в момент смерти. Поэтому если воин убивает в бою достойного врага, вызывающего у него уважение, он не обязательно станет уродовать тело, поскольку другая часть мифа утверждает, что мертвый враг обязан служить нашему воину в стране духов, – а кому, скажите на милость, нужен искалеченный слуга? Но если индеец сиу яро ненавидит врага и не желает, чтобы тот наслаждался всеми прелестями посмертного бытия в мире духов, он может нанести его телу раны, подобные тем, которые вы описали. К примеру, кастрировать его, поскольку, согласно верованиям сиу. духи мужчин могут совокупляться с духами женщин без опасения, что последние забеременеют. Отрезанные же у мертвого человека гениталии означают, что тот не сможет воспользоваться одним из самых приятных аспектов жизни в мире духов. Кроме того, там проводятся игры и испытания силы – наги, скажем, без руки или жизненно важного органа вряд ли сможет принять в них участие. Мы повидали немало похожих тел на полях сражений.

– А что насчет глаз? – спросил я. – Тоже что-нибудь похожее?

– Глаза как раз относятся к иной сфере. Видите ли, путь наги в страну духов проходит через весьма опасное испытание: дух должен пересечь огромную мифическую реку по очень узкому бревну. Если наги испугается или же не сможет этого сделать, он должен будет вернуться в мир смертных и вечно скитаться в нем забытым и одиноким призраком. И в этом свете, разумеется, дух, не способный видеть, не имеет шанса на удачное путешествие, и судьба его предрешена. Для сиу это отнюдь не шутка. Немногого они боятся больше, нежели заблудиться призраком на этом свете.

Крайцлер записывал его слова в блокнотике и сейчас кивнул:

– А что с отличиями ран, наносившимися сиу, и нашими?

– Ну… – Висслер пыхнул трубкой и задумался. – Здесь есть ряд значительных расхождений вкупе с некоторыми мелкими деталями, которые не дают с полным правом отнести этот случай к традиции сиу. Главным образом – раны на ягодицах и заявление о каннибализме. У сиу, как и у большинство индейских племен, каннибализм – табу. Это, кстати, одна из тех вещей, за которые они более всего презирают белых.

– Белых? – спросил я. – Но позвольте… Мы же не каннибалы.

– Большей частью, – ответил Висслер. – Но есть ряд существенных исключений, о которых индейцы наслышаны. Помните группу переселенцев Доннера в 1847 году? Они застряли на горном перевале, их завалило снегом, и они провели там несколько месяцев без пищи. Кое-кто из них пересмотрел свои взгляды на каннибализм. Западные племена до сих пор любят об этом рассказывать.

– Но… – Мне по-прежнему хотелось что-нибудь возразить. – Ч-черт, нельзя же судить о целой культуре по делам нескольких человек.

– Разумеется, можно, Мур, – сказал Крайцлер. – Вспомните принцип, который мы установили для нашего убийцы: исходя из жизненного опыта, из детских встреч с небольшим количеством людей, он вырос, видя мир на особый манер. Манер этот можно считать ошибочным, но с учетом его прошлого иначе он не мог. Тот же самый принцип и здесь.

– Западные племена не имели возможности контактировать с лучшими представителями общества белых, мистер Мур, – согласился с ним Висслер. – Да и первые впечатления вели к неверным представлениям. Когда несколько лет назад вождь сиу Сидящий Бык обедал с белыми, им подали свинину, которую он немедленно принял за плоть белого человека, ибо никогда не ел подобного мяса, но был наслышан о переселенцах Доннера. Увы, такова реальная основа, на коей строится взаимопонимание культур.

– А что насчет иных отличий? – спросил Крайцлер.

– Что ж… Засовывание отрезанных гениталий в рот с точки зрения сиу – поступок совершенно бессмысленный. Вы ведь уже кастрировали дух врага. Засовывание гениталий в рот само по себе ни к чему не ведет. Но самое главное, разумеется, – то, что жертвы – дети, понимаете? Маленькие.