Поэмы Оссиана - Джеймс Макферсон

Но вот подошел он к пещере Лубара, где Филлан почил во мраке, Бран все лежал на разбитом щите, ветры трепали крыло орлиное. Из-под увядшей травы сверкало копье вождя. Тогда скорбь овладела душой короля, словно вихрь, омрачающий озеро. Он прервал свой стремительный шаг, склонясь на копье упругое.

Радостно Бран белогрудый вскочил, заслыша знакомую поступь Фингала. Он вскочил и взглянул в пещеру, где лежал синеглазый охотник, ибо привык он бежать поутру к приюту косули, росой окропленному! Вот тогда заструились слезы из глаз короля и мрак наполнил всю душу. Но как поднявшийся ветер прогоняет дождливую бурю и открывает солнце белым потокам и высоким холмам с их вершинами злачными, так возвращение брани прояснило душу Фингалову. Опершись на копье, он перепрыгнул Лубар * и ударил в свой щит гулкозвучный. Ряды его войска разом вперед устремили всю свою остроконечную сталь.

* Поэтические гиперболы Оссиана были впоследствии буквально истолкованы невежественным простонародьем, и оно твердо уверовало, что Финтал и его героя были великанами. Существует множество нелепых россказней, основанных на том обстоятельстве, будто Фингал сразу перепрыгнул реку Лубар. Многие из них сохраняются в предании. Ирландские сочинения о Фингале неизменно изображают его великаном. Многие из этих поэм находятся сейчас в моем распоряжении. Судя по языку и ссылкам на время, когда они были написаны, я отношу их создание к пятнадцатому и шестнадцатому столетиям. Они отнюдь не лишены поэтических достоинств, но рассказанные в них истории неестественны, а построены они неразумно. Приведу пример подобных нелепых вымыслов ирландских бардов из поэмы, которую они совершенно неосновательно приписывают Оссиану. История эта такова. Когда Ирландии угрожало вторжение врага откуда-то из Скандинавии, Фингал послал Оссиана, Оскара и Ка-олта наблюдать за заливом, где предполагалась высадка неприятеля. Оскар, к несчастью, заснул, прежде чем появились скандинавы, и как он ни был велик, говорит ирландский бард, у него было одно дурное свойство: его можно было разбудить раньше времени, только отрезав один из его пальцев или швырнув ему в голову большой камень, и в подобных случаях было опасно стоять с ним рядом до тех пор, пока он не приходил в себя и не пробуждался полностью. Ка-олт, которому Оссиан поручил разбудить своего сына, решил, что будет безопаснее швырнуть ему камень в голову. Камень, отскочив от головы героя, сотряс на своем пути гору окружностью в три мили. Оскар проснулся в ярости, доблестно бросился в битву и один разгромил целый фланг неприятельского войска. Бард продолжает рассказ в том же духе до тех пор, пока Фингал не кладет конец войне, полностью разгромив скандинавов. Как ни ребячливы и даже постыдны эти вымыслы, тем не менее Китинг и О'Флаэрти не располагают никакими иными источниками, кроме поэм, в которых они содержатся, Для подкрепления всего того, что эти историки пишут о Фионе Мак-Комнале и его мнимом ирландском воинстве.

Но Эрин внимал без страха звону щита; широким строем двинулся он навстречу. На крыле сражения мрачный Малтос смотрит вперед из-под косматых бровей. Рядом вздымается Хидалла, сей луч светоносный; дальше - косой и угрюмый Маронан. Лазоревощитный Клонар подъемлет копье; Кормар полощет по ветру кудри густые. Медленно из-за скалы является в блеске своем король Аты. Сперва показались два острых копья, затем засверкала щита половина, как метеор, восходящий в ночи над долиною духов. Когда же он вышел в полном сиянии, два воинства ринулись разом в кровавую сечу. Блестящие волны булата льются с обеих сторон.

Как встречаются два возмущенных моря, когда, почуя крылья противных ветров, они устремляют все свои волны в скалистую бухту Лумона и вдоль гулкозвучных холмов уносятся смутные тени, вихри свергают рощи в пучину, пресекая пенистый путь китов, - так смешались два войска! То Фингал, то Кахмор выходят вперед. Перед ними смятение мрачное смерти, под стопами сверкает разбитый булат, когда, возносясь прыжками огромными, короли вырубают с грохотом строи щитов,

Маронан, сраженный Фингалом, пал, преграждая поток. Воды скоплялись у тела его и прыгали через горбатый щит. Клонара Кахмор пронзил, но вождь не простерся во прахе. Он зашатался, и дуб захватил его волосы. Шлем по земле покатился. Широкий щит повис на ремне, кровь по нему заструилась потоком. Тла-мина будет рыдать в чертоге и бить себя в стесненную вздохами грудь.*

{* Tla-min - _мягко-нежная_. Любовь Клонара и Тла-мины была известна на севере благодаря отрывку лирической поэмы, который сохраняется поныне и приписывается Оссиану. Кто бы, однако, ни был сочинитель, ее поэтические достоинства, быть может, послужат мне извинением за то, что я включаю ее сюда. Это разговор Клонара и Тла-мины. Вначале она произносит монолог, который он подслушивает.

"Клонар, сын Конгласа с И-мора, юный ловец темнобоких косуль, где ты возлег среди тростников, овеваемый крыльями ветра? Я вижу тебя, любимый, на равнине меж мрачных твоих потоков. Цепкий терновник, колышась, бьется о щит его. Осененный златыми кудрями, почиет герой; пролетают сонные грезы, туманя его чело. Об Оссиановых битвах ты грезишь, юный сын гулкозвучного острова!

Я сижу, сокрытая в роще. Прочь улетайте, туманы горные. Зачем вы сокрыли любимого от синих очей Тла-мины, владычицы арф?

Клонар

Как дух, явившийся нам в сновидении, прочь улетает от наших отверстых: очей, и кажется нам, что мы видим сверкающий след меж холмов, так унеслась дочь Клунгала от очей щитоносного Клонара. Выйди из чащи дерев, синеокая Тла-мина, выйди.

Тла-мина

От его стези я прочь убегаю. Для чего ему знать о моей любви. Мои белые перси трепещут от вздохов, как пена на темном лоне потока. Но он проходит, блистая доспехами! Сын Конгласа, скорбна моя душа.

Клонар

Я слышал щит Фингалов, глас королей из Сельмы, богатой арфами! Путь мой лежит в зеленый Эрин. Выйди, прелестный светоч, из тени своей. Явись на поле моей души, где простираются рати. Взойди на смятенную душу Клонара, юная дочь лазоревощитного Клунгала".

Клунгал был вождем на И-море, одном из Гебридских островов.}

И Оссиан не сложил копья на своем крыле сражения. Мертвецами усеял он поле. Вышел младой Хидалла. "Нежный глас многоводной Клонры! Зачем ты подъемлешь сталь? Лучше б сразиться нам песнями в злачной твоей долине!" Малтос узрел, что повержен Хидалла и, мрачнея, рванулся вперед. С обеих сторон потока склоняемся мы в гулкозвучной схватке. Рушатся небеса, взрываются вопли бурных ветров. Временами пламень объемлет холмы. Катится гром сквозь клубы тумана. Во мраке враг содрогнулся; воины Морвена встали, объятые страхом. Но я все склонялся через поток, и в кудрях моих ветер свистел.

Тогда раздался голос Фингала и шум бегущих врагов. Временами при свете молний я видел, как выступает король во всей своей мощи. Я ударил в щит гулкозвучный и устремился вослед Алнекме; враг предо мной расточался, словно летучие клубы дыма.

Солнце выглянуло из-за тучи. Засверкала сотня потоков Мой-лены. Столпы тумана лазурные мерно вздымались, скрывая блестящие склоны холма. Где ж короли могучие? * Ни у потока их нет, ни в лесу! Я слышу оружия звон! Они сражаются в недрах тумана. Так в туче ночной ратоборствуют духи, стремясь завладеть ледяными крылами ветров и гнать белопенные волны.

* Фингал и Кахмор. Замечательно искусство поэта в этом месте. Его многочисленные описания поединков исчерпали предмет. Ничего нового, ничего, соответствующего высокому нашему представлению о королях, Оссиан уже не может сказать. Поэтому он набрасывает на все _столп тумана_ и предоставляет единоборство воображению читателя. Поэты почти всегда терпели неудачу в описаниях такого рода. При всем своем искусстве Гомер не может достойно изобразить minutiae [подробности (лат.)] поединка. Швыряние копья и визг щита, как изысканно выражаются некоторые наши поэты, не вызывают в уме высоких представлений. Наше воображение пренебрегает такими описаниями, не нуждаясь в их помощи. Поэтому некоторым поэтам, по моему мнению (хоть оно, возможно, покажется странным), следует, подобно Оссиану, прикрывать _туманом_ описания поединков.

Я устремился вперед. Серый туман улетел. Огромные, сверкали они, стоя у Лубара. Кахмор склонился к утесу. Щит, повиснув, купался в потоке, падавшем с мшистой вершины. К нему подошел Фингал: он узрел, что герой истекает кровью. Медленно выпал меч из длани его. С мрачною радостью он произнес:

"Сдается ли род Борбар-дутула? Или все еще он подъемлет копье? Не безвестно имя Кахмора в Сельме, в зеленой обители чужеземцев. Оно долетело, как ветер пустыни, до слуха Фингала. Приди же на холм моих пирований: иногда и могучий может терпеть поражение. Я не огонь для врагов поверженных, я не тешусь падением храброго. Мне любезней залечивать раны: известны мне горные травы.** На вершинах срывал я пригожие их головки, когда качались они у сокровенных потоков. Ты безмолвен и мрачен, король чужеземной Аты".