Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

что если христианин признается перед любым судьёй, будь то церковный или светский, что он должен еврею золото, серебро, деньги или что-либо иное, и делает это признание под присягой в процессе тяжбы или в показаниях — христианин, который делает такое признание в любой из этих форм, должен платить штраф, равный той сумме, о которой он признался, а еврей, который потребует от христианина подобное признание, будет наказан аналогичной суммой[509].

Таким образом, Энрике внёс новые элементы в запрещение брать проценты: 1) разрешение церковным судьям вмешиваться в эти дела; г) сокращение долгов на половину суммы; 3) дисквалификация любого заявления должника, который может «признаться», что требование еврея о сумме долга совпадает с его признанием; 4) наказание любого должника, который может «подтвердить» еврейское требование, суммой, равной той, в которой он признался, и 5) наказание еврейского заимодавца на ту сумму, признания которой он требует у христианина. Эти меры включают в себя не только тяжёлые наказания за нарушение запрещения ростовщичества, они также исключают возможность обойти закон или найти какую-нибудь лазейку, и всё это даёт возможность судье заставить христианина не платить долга еврею. Откуда взялась эта крайняя строгость и непреклонная решимость лишить христиан возможности занимать деньги у евреев?

Как мы видим, целью этого закона было не столько потрафить христианам, сколько нанести удар по евреям. Предоставление займов под проценты было важным источником дохода не только крупных еврейских финансистов, но и многих евреев из низших сословий. Наше убеждение в том, что Павел основательно приложил руку к доведению запрещений до крайности, чтобы иссушить этот источник дохода евреев, базируется на изучении всех антиеврейских законов, введённых в действие с того времени и до 1412 г. Эти законы отличаются не только скрупулёзным применением всех ранее изданных по этому поводу законов, но и тем, что они идут гораздо дальше и в плане расширения сферы их действия, и в суровости наказаний, предусмотренных за нарушение. Более всего они демонстрируют исключительную изобретательность в предотвращении любых попыток обойти их. Так как все эти качества характеризуют законы 1412 г., которые были составлены Павлом (или под его руководством), мы можем заключить, что законы, принятые до 1412 г., похожие на них, тоже были вдохновлены, хотя бы частично, Павлом, как стадия в законодательной деятельности, предпринятой им с целью привести испанских евреев к религиозной капитуляции.

V

Логично предположить, что до конца 1402 г. Павел не мог посвятить себя целиком планам по разрешению еврейской проблемы в Испании. Он был занят защитой дела Бенедикта и приведением Кастилии обратно под власть этого папы, что, несомненно, требовало много времени и энергии. Но ситуация в этом плане должна была резко измениться, когда он добился поддержки Бенедикта XIII Кастилией и укрепил свои отношения с королём. В последующие три года у Павла, несомненно, было много возможностей изложить перед королём свои взгляды на евреев и то, как нужно с ними обращаться. И он, похоже, убедил короля занять антиеврейскую позицию в ряде вопросов. Так, например, он мог повлиять на короля в его решении применить декрет, требующий от евреев носить специальный знак. Этот декрет находился в своде законов с 1348 г., но оставался практически пустым звуком[510]. Теперь закон 1405 г. не только заключает в себе точные инструкции по поводу формы и размера знака, но и особо оговаривает, что евреи, служащие при дворе, должны носить этот знак, как и все остальные[511]. Точно так же, как закон о займах должен был ударить по евреям материально, закон о ношении знака предназначался для нанесения им морального ущерба, в особенности высшим слоям еврейства, чья гордость и статус сильно пострадали при дворе.

Со смертью Энрике III влияние Павла на королевскую администрацию не уменьшилось, по крайней мере, во всём, что касалось евреев. Наоборот, как Главный арбитр по церковным делам в Кастилии и самый заметный новообращённый королевства, епископ Картахены должен был рассматриваться в качестве ведущего авторитета по еврейским делам. Мы не знаем, кого из двух регентов Павел убедил занять антиеврейскую позицию, но кажется, что почти наверняка он влиял на обоих. В любом случае, 25 октября 1408 г., когда со дня смерти Энрике прошло всего два года, появился новый антиеврейский закон, имевший огромное значение и весьма далекоидущие последствия. Этот закон, изданный обоими регентами, запрещал евреям занимать любую должность, связанную со взиманием налогов и сбором поступлений в казну[512].

Почему регенты приняли этот закон, когда они не испытывали никакого давления в этом направлении? В этот момент не было подано по этому поводу никакой петиции в кортесы, и закон был издан в момент, когда Кастилия находилась в состоянии перемирия с мусульманами, а города дали и выполнили свои обязательства для ведения войны. Конечно, регенты могли нуждаться в дополнительных средствах для возобновления войны по окончании срока перемирия (в феврале 1409 г.), и чтобы побудить города предоставить эти фонды, они могли попробовать «умаслить» их антиеврейским законом. Но война возобновилась только в 1410 г., и суммы, которые города заплатили в 1409-м, были заметно меньше, чем то, что еврейские откупщики должны были принести в казну через год или два. Не было в законе и намёка на то, что он был издан в ответ на требования граждан. То, что мы можем вынести из чтения этого закона, так это тот факт, что регенты издали его, даже не проконсультировавшись со своим советом. Кроме того, действия против еврейских сборщиков налогов всегда встречали противодействие королей и их казначеев. Даже Энрике III, когда в 1405-м запретил всем евреям получать от христиан какой-либо документ, свидетельствующий об их долгах евреям, исключил из этого запрещения документы, указывающие на их долги сборщикам налогов. Тогда что же побудило регентов проигнорировать признанный интерес короны в еврейских откупщиках и распрощаться с традиционной политикой, которую короли неизменно вели, несмотря на критику и оппозицию?

У нас нет удовлетворительного ответа на этот вопрос. Может быть, у регентов были какие-то особые нужды, не отражённые в источниках. Но даже если это так, мы уверены, что помимо всех нужд, здесь видна рука неутомимого Павла из Бургоса. В качестве духовного лица Павел должен был напомнить регентам, что Церковь часто запрещала евреям приобретать власть над христианами и, плюс к тому, испанский гражданский кодекс подтверждал это запрещение. Но он, конечно, понимал, что такая аргументация, игнорируемая королями на протяжении поколений, не может убедить регентов принять его предложение. Следовательно, Павел должен был сконцентрировать свои доводы на политическом аспекте дела — то есть на упорных требованиях народа