Путеводитель по греческой мифологии - Стивен Кершоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На вопрос, что это было за сказание, Критий отвечает:
«Оно касалось величайшего из деяний, когда-либо совершенных нашим городом, которое заслуживало бы стать и самым известным из всех, но по причине времени и гибели совершивших это деяние, рассказ о нем до нас не дошел».
Крития просят:
«Расскажи с самого начала, в чем дело, при каких обстоятельствах и от кого слышал Солон то, что рассказывал как истинную правду».
Однако то, что Платон преподносит как истину, нельзя безоговорочно принимать за чистую монету. Надо учитывать, что в подобной манере он нередко подает и мифический материал. Например, в произведении Платона «Горгий» его персонаж Сократ, рассказывая историю об Островах блаженных и Тартаре, предваряет ее такими словами:
«Тогда внемли, как говорится, прекрасному преданию, которое ты, верно, сочтешь сказкой, а я полагаю истиной, и потому я рассказывать буду так, как рассказывают про истинные события».
В произведении Платона «Государство» Сократ говорит:
«Малым детям сперва рассказываем мифы. Они, вообще говоря, ложь, но есть в них и истина».
В диалоге «Протагор» слушатели просят Сократа показать, что добродетели можно научиться.
Он отвечает:
«Но как мне вам это показать: с помощью ли мифа, какие рассказывают старики молодым, или же с помощью рассуждения?.. Мне кажется, приятнее будет рассказать вам миф».
Сомнения в истинности рассказов Платона обобщает заглавный герой его произведения «Федр», обращаясь к Сократу:
«Ты, Сократ, легко сочиняешь египетские и какие тебе угодно сказания».
В связи с этим необходимо учитывать, что история о загадочной Атлантиде также подана Платоном как мифический материал. Солон, на которого Платон ссылается в своих сочинениях, услышал историю об Атлантиде во время посещения Саиса, города в Египте.
В «Тимее» рассказывается, что Солона в Саисе «приняли с большим уважением, когда же он стал расспрашивать о древних временах самых сведущих среди жрецов, ему пришлось убедиться, что ни он сам, ни вообще кто-либо из эллинов, можно сказать, почти ничего об этих предметах не знает».
В VI веке до новой эры Египет не был таким могучим в военном и культурном отношениях государством, как в прежние времена, и сведения, почерпнутые в Египте Солоном, являли собой, как кажется, смесь неточностей, небылиц и извращения фактов.
Когда Салон спрашивает египетского жреца о Девкалионовом потопе, то получает весьма неопределенный ответ:
«Ах, Солон! Солон! Вы эллины, вечно остаетесь детьми, и нет среди эллинов старца… Все вы юны умом, ибо умы ваши не сохраняют в себе никакого предания, искони переходившего из рода в род, и никакого учения, поседевшего от времени. Причина же вот тому какая. Уже были и еще будут многократные и различные случаи погибели людей, и притом самые страшные — из-за огня и воды, а другие, менее значительные, — из-за тысяч других бедствий».
Заведя далее речь о греческой мифологии, жрец объясняет миф о Фаэтоне следующим образом:
«Положим у этого сказания облик мифа, но в нем содержится и правда: в самом деле, тела, вращающиеся по небосводу вокруг Земли, отклоняются от своих путей, и потому через известные промежутки времени все на Земле гибнет от великого пожара. В такие времена обитатели гор и возвышенных либо сухих мест подвержены более полному истреблению, нежели те, кто живет возле рек или моря; а поэтому постоянный наш благодетель Нил избавляет нас от беды, разливаясь».
Жрец назидательно продолжает:
«Какое бы славное или великое деяние или вообще замечательное событие ни произошло, будь то в нашем краю или в любой стране, о которой мы получаем известия, все это с древних времен запечатлевается в записях, которые мы храним в наших храмах… Так вы храните память только об одном потопе, а ведь их было много до этого; более того, вы даже не знаете, что прекраснейший и благороднейший род людей жил некогда в вашей стране. Ты сам и весь твой город происходите от тех немногих, кто оставался из этого рода, но вы ничего о нем не ведаете, ибо их потомки на протяжении многих поколений умирали, не оставляя никаких записей и потому как бы немотствуя. Между тем, Солон, перед самым большим и разрушительным наводнением государство, ныне известное под именем Афин, было и в делах военной доблести первым и по совершенству своих законов стояло превыше сравнения; предание приписывает ему такие деяния и установления, которые прекраснее всего, что нам известно под небом».
Следует отметить, что не известно ни одной египетской записи, описывающей доисторические Афины, равно как и всемирные катаклизмы, возникшие по причине всесветного опустошительного пожара или потопа. Более того, первые египетские записи появились на рубеже четвертого-третьего тысячелетий до новой эры.
Тем не менее египетский жрец хвастается:
«Древность наших городских установлений определяется по священным записям в восемь тысячелетий. Итак, девять тысяч лет назад жили эти твои сограждане, о чьих законах и о чьем величайшем подвиге мне предстоит тебе рассказать».
Согласно данным археологии, в те времена, о которых толкует жрец, люди занимались охотой и собирательством, жили в мелких деревнях; больших городов в ту пору не было и в помине, не говоря уже о городах-государствах, подобных Афинам, или империях, какой умозрительно представляется легендарная Атлантида.
Несмотря на сомнительность рассказа жреца, на Солона он производит благоприятное впечатление, и гость просит рассказчика поделиться с ним и другими историческими сведениями, а затем и сам рассказывает о политическом и социальном устройстве Афин, что напоминает описание Платоном идеального государства.
В беседу, ничем особо не примечательную, неожиданно вторгается удивительное сообщение египетского жреца:
«По свидетельству наших записей, государство ваше положило предел дерзости несметных воинских сил, отправлявшихся на завоевание всей Европы и Азии, а путь державших от Атлантического моря. Через море это в те времена возможно было переправиться, ибо еще существовал остров, лежавший перед тем проливом, который называется на вашем языке Геракловыми столпами. Этот остров превышал своими размерами Ливию и Азию, вместе взятые».
Далее жрец поясняет, что остров тот, именовавшийся Атлантидой, являлся центром империи, чьи границы простирались до Тиррении и Египта, однако владыки той могучей империи намеревались расширить ее огромную территорию за счет Греции и Египта.
Жрец продолжает:
«Именно тогда, Солон, государство ваше явило всему миру блистательное доказательство своей доблести и силы… Оно сначала встало во главе эллинов, но из-за измены союзников оказалось предоставленным самому себе, в одиночестве встретилось с крайними опасностями и все же одолело завоевателей и воздвигло победные трофеи. Тех, кто еще не был порабощен, оно спасло от угрозы рабства; всех же остальных, сколько ни обитало нас по эту сторону Геракловых столпов, оно великодушно сделало свободными».
Позволим себе два замечания. Во-первых, предполагаемая война, о которой вещает жрец, должна была иметь место не раньше девятого тысячелетия до новой эры, когда, по словам того же жреца, в Египте начали вести записи. Во-вторых, рассказ о победе над захватчиками-атлантами звучит как классическая афинская пропаганда, восхваляющая победы греков над вторгшимися в их страну персами в битвах при Марафоне (490 г. до н. э.), Саламине (480 г. до н. э.) и Платеях (479 г. до н. э.). Платон писал свои сочинения для соотечественников и ему было важно прославить Афины, одержавшие и в давние времена победы над неприятелем.
По воле Платона, египетский жрец рассказывает Солону об ужасном стихийном бедствии:
«Но позднее, когда пришел срок для невиданных землетрясений и наводнений, за одни ужасные сутки вся ваша воинская сила была поглощена разверзнувшейся землей; равным образом и Атлантида исчезла, погрузившись в пучину. После этого море в тех местах стало вплоть до сего дня несудоходным и недоступным по причине обмеления, вызванного огромным количеством ила, который оставил после себя осевший остров».
Некоторые исследователи считают, что Платон, рассуждая о загрязнении и непригодности Атлантического океана для судоходства, передал познания финикийцев о Саргассовом море с его громадным скоплением водорослей, действительно затрудняющих мореплавание. Другие исследователи считают, что информация о непригодности для мореходства Атлантики была специально распространена финикийцами, не желавшими, чтобы их возможные конкуренты добрались до Тартесса (севернее Кадиса), где находилось торговое поселение финикийцев, покинутое после сильного засорения илом Гвадалквивира, что произошло после 500 года до новой эры.