Черное озеро (СИ) - К. Разумовская

скоро умру, если кровь шизика попала на меня. И эта мысль не пугает. Я до смерти устала.

Лицо Разумовского болезненно белое, даже губы отдают синевой. Он выглядит, будто жизнь пережевала его и выплюнула обратно.

Его подстрели из-за меня. Или я надумала это? Пытался ли он закрыть меня собой или же это простое совпадение?

В такой суматохе разобраться было нереально. Если он пытался меня спасти, то это странно, ведь ему абсолютно плевать на мою жизнь. Как и на всех остальных. Разве что, исключением могут быть Хастах и Катунь. Только в их сторону он не кидает злобных взглядов. За исключением того дня, когда Хастах надавал мне лещей и его выгнали за дверь, как школьника.

С другой стороны, поведение Разумовского вполне логично. Я нужна, чтобы совершить ограбление века. Он рисковал жизнью не ради меня, а во имя своих великих злодейских замыслов. Я не должна искать хорошее в поступках мерзавца, что чуть меня не утопил.

Разумовский стягивает с руки перчатку и аккуратно сплетает наши пальцы. Давлюсь воздухом.

Хорошо, хорошо, Инесса, а как ты объяснишь это?

Его ладонь большая и ледяная, наощупь почти ничем не отличается от перчатки. Пальцы тонкие и длинные, как у пианиста. Покрытые мелкими шрамами, как у меня. Амур слабо улыбается, задумчиво закусывая губу.

— Идэр не моя дама. Больше — нет.

Мы медленно идём вперед, огибая деревья и облетевшие кусты.

— Хочешь, расскажу о моем мире?

Он усмехается, но ничего не отвечает, лишь крепче сжимает мою ладонь. Может, это я тоже сама это придумала. Не намереваясь больше молчать, я выдаю первое, что приходит в голову:

— У нас есть телевизоры. Но их никто не смотрит.

— Что это?

Амур говорит тихо, как шелест ветра в кронах. Ветка под ногами хрустит. Разумовский спотыкается и тянет меня в сторону. Делаю вид, будто не замечаю этого.

— Это… — протягиваю, на ходу придумывая как объяснить, чтобы человек из средневековья понял. Это же средневековье, да? Ну почему я прогуливала историю? — коробки с записью людей. Фильмы там, концерты всякие, шоу.

— Запись? Как книга?

— Нет, как в жизни, только мы можем видеть это в любое время.

Останавливаемся. Амур озадаченно глядит на меня сверху, с трудом формулируя вопрос.

— Они говорят правду? Эти люди.

— Это как в театре. — коряво объясняю я, уже жалея о том, что завела это разговор. — Это как представления.

— А. — коротко выдавливает из себя Разумовский.

Разговор можно считать провальным.

Амур наклоняется, но, резко выдохнув, так же быстро распрямляется. Хмурится, маскируя приступ неприятных ощущений под сиплый кашель. Гляжу под ноги, чтобы не смущать его. Еще зеленые кустики усыпаны маленькими листиками. Присаживаюсь на колени и надираю красные ягоды вместе с кустами и корнями. Сырые и холодные.

Суставы ноют не хуже Стивера.

Запихнув побольше травы в мешок, беру фонарь поднимаюсь на ноги. Амур выглядит неважно. Вдруг он умирает?

— Не хочешь вернуться?

Я не беспокоюсь. Он вообще пытался меня утопить.

Амур хмыкает, будто прочел мои мысли и приглашающе протягивая мне ладонь.

— Нет. Я еще не рассказал тебе притчу о злом короле, который любил охотиться.

Игнорирую его надменный тон и берусь за холодную руку. Как лягушка.

— Ты своих дам тоже кормил байками?

Обхожу завалившееся на бок дерево. Оно сгнило наполовину и густо обросло темно-зеленым мхом. Перелезаю, жду Амура и разглядываю удручающий пейзаж. Слабый свет мечется по черным контурам растений, бережно укрытым от глаз густым туманом. Они, словно чудовища, устрашающе покачиваются из стороны в сторону.

— Даму. Да. — без особого энтузиазма поправляет меня он. Мы останавливаемся, и я отдаю Амуру фонарь. Тот крутит его в руках, проверяя количество масла.

— Расскажи что-нибудь. — умоляюще тяну я, предвкушая умопомрачительные подробности его личной жизни.

— Нет.

— Ну, давай. Я устала тебя развлекать.

Забираю фонарь и тяну Амура вслед за собой. Стараюсь максимально аккуратно обходить узловатые корни, тут и там торчащие из вымокшего грунта.

— Устала? А ты начинала? — изогнув одну бровь, ту, что разделена пополам шрамом, издевается Разумовский. Встречаю его развеселившееся лицо недовольным взглядом, и он сдается. Опускает голову, будто смотрит под ноги, но я слышу, как он переводит дыхание, прежде чем заговорить вновь.

— Идэр любила слушать, как ты их называешь? Байки? — пытаюсь подтолкнуть его в интересующее меня русло. Что может быть забавнее неудавшихся отношений?

— Не знаю, вероятно, нет. — он явно не рад обсуждать неадекватную бывшую.

Прекрасно. Вот и тема для разговора.

— О, кто бы сомневался. Дай угадаю, расстались вы по этой же причине?

Амур замер, удивленно разглядывая меня сверху, будто видит впервые.

— Ты издеваешься надо мной? — наигранно обижается Разумовский, обнимая себя свободной рукой за бок.

— Она всячески пытается вернуть тебя. А значит обиженный у нас ты. Кажется, дело не в баснях.

— Инесса…

— Не думаю, что тебя бы задело то, что она отказалась слушать твои присказки…

— Инесса. — его хриплый голос граничит между угрозой и предостережением.

— Она продала все ваше имущество за твоей спиной? Я видела, как она ловко тырит мои драгоценности, а еще у меня пропала толстовка…

— Из-за нее погибла моя семья. — выпаливает он, оседая на шероховатый ствол лежащей на боку сосны. Амур обессиленно сползает вниз, и я едва успеваю подхватить его за пиджак. Парень оказывается неожиданно тяжелым и вот мы вдвоем приземляемся на влажную подушку из хвойных иголок и пожухлой травы. Мне хочется провалиться глубоко под землю от стыда.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже.

Слова вертятся на языке, но сказать мне нечего. Что вообще можно придумать? Соболезную? Смешно. Слова ничего не исправят. Тем более — мои. Мы не друзья, а коллеги «по цеху», нас объединяет клятва, которую Амур заставил меня произнести, а не кружок по интересам и уж тем более не тяга к взаимной поддержке.

В воздухе, полном холодного тумана, повисает тишина. Я встаю на ноги и пытаюсь поднять Разумовского, но с каждой бесплодной попыткой мой пыл угасает, уступая место отчаянию. Время тянется пугающе медленно.

— Амур?

— Ждал, когда тебе надоест.

Амур без особого труда поднимается на ноги. Он стряхивает траву со штанин, высокомерно задрав нос.

Еще бы. Я впервые вижу такого человека. Что-то мне подсказывает, что он же будет последним.

Продолжаем наш поход. Амур держится увереннее, чем раньше. Уши горят от стыда.

Идэр виновна в смерти его семьи. Но каким образом? Она их убила? Вот откуда у него шрамы? Она пыталась убить и его?

Холод пробирается под одежду, заставляя кожу покрыться мурашками.

— Замерзла?

Его голос звучит слишком сладко для человека, чье печальное прошлое я