Черное озеро (СИ) - К. Разумовская

и не вижу лица Ландау, но все равно чувствую терзающие его сомнения.

— Действительно хотите знать, княжна?

— Конечно. Всегда любила узнавать, рисковала ли я понапрасну.

Стараюсь подражать Зверю, говоря очередную ложь.

Может, когда-нибудь и меня будут бояться. Это защитит меня от опасности и всех ужасов, что творит с моим разумом любовь.

— Ну, им весело.

Весело. Звучит будто бы с укором. Может, мне кажется. Я никогда не была веселой. Шутки кажутся мне глупыми, свои я никогда не озвучивала, ибо желала, чтобы меня принимали всерьез. Положение в обществе обязывает меня воздержаться от веселья. Иначе я буду никем иным, как шутом на позолоченном кресле.

— Не веселее, чем размахивать топором. — бурчу, наблюдая за скачущими впереди.

Безумие, но я нахожу явное сходство между мной и одной из средних сестер. Ардон, названная мужским именем в честь нерожденного брата, всегда пугающе жестока. Она все детство играла с мальчишками, била их палками, лишь бы не возиться со мной. Я ее боялась. Нет, она приводила меня в ужас. Властная, она имела контроль над старшими сестрами, верховодя над каждой, заставляя исполнять ее прихоти. Она бы понравилась Амуру. Интересно, гордилась ли бы она мной сейчас?

— Ты не похож на остальных.

Стивер мнётся. Его рука крепко обхватывает мою талию. Ландау не прижимается, а напротив — сидит так далеко, как позволяет седло.

Как можно не обучить своего ребёнка верховой езде?

Стивер не спешит отвечать, а когда делает это, то его голос звучит печально.

— Знаю.

Подгоняю Северную звезду. Топот ее копыт становится громче.

— Почему ты с ними?

— Всем нам что-то нужно. — задумчиво протягивает он, не желая раскрывать свой секрет.

Не настаиваю, ибо собственный шкаф уже ломится от обилия скелетов.

***

Скрестив руки на груди, я прохаживаюсь по поляне, где нам пришлось разбить лагерь. Смеркается. Рыжие лучи заходящего солнца заставляют верхушки деревьев блестеть, словно те охвачены огнём. Всюду витает запах дыма и тлеющих влажных листьев. Стивер следит за лениво разгорающимся костром, сидя на лосиной шкуре. Его компанией стала Идэр, распластавшаяся рядом. Амур держится в стороне, безучастно прижавшись к дереву. Он бледен, лицо суровое.

Мален тоже ранен и ему очень плохо.

Плевать.

Поднимаю с земли пару веток. Сухие. Катунь машет рукой с другого конца поляны. В его руках серый полог для шатра. Если не приглядываться, рулон ткани кажется цельным, а не сшитым из множества кусков. Хастах роняет длинную палку и ругается. Неохотно бреду к костру. Стивер улыбается, замученно ковыряя узловатой палкой дымящиеся сырые листья. Его рыжие кудри завязаны кожаным шнурком в небольшой хвост на затылке. За пару дней нашего знакомства он стал выглядеть гораздо старше. И без того острое лицо осунулось, придавая Ландау болезненный вид.

— Княжна. — недовольно тянет Идэр, по-шутовски кланяясь. Бросаю хворост на землю.

Убийца.

Самое отвратительное то, как просто это сделать. Умение отнять человеческую жизнь не требует выдающихся способностей. Мне совсем не жаль. Все то время, что я потратила на гувернеров и репетиторов, что так старательно прививали мне моральные и нравственные ценности, прошло впустую. Лучше бы меня научили убивать так, как это делают в армии.

— Спасибо, что спасла ему жизнь.

Слова жалят, словно рой разъярённых пчёл, хоть и кажутся искренними. Одариваю Идэр самым недружелюбным взглядом, вложив в него всё, начиная от презрения и заканчивая глупой обидой на то, что она была близка с Распутиным.

Она не имеет права так говорить. Только не мне.

Шорох и шарканье.

Только не снова!

Оборачиваюсь и вместо орды обезумевших крестьян встречаю миниатюрный женский силуэт. Женским, правда, назвать его сложно. Инесса носит мужскую одежду. Воровка перебирает ногами по траве, закатывая широкие штанины брюки на ходу. Ее черные волосы выбивались из причёски и висят крупными пружинками обрамляя лицо. Инесса кажется злой и уставшей. Встретившись со мной взглядом, она смягчается и выдавливает вымученную улыбку.

— Принесла.

Инесса стягивает сумку из мешковины с плеча. Идэр садится, горделиво задирая подбородок. Воровка скидывает авоську на шкуру.

— Ты хоть то принесла? — недовольно бубнит невеста Разумовского, вытряхивая все содержимое возле себя. По коричневому меху рассыпается мох, полу засушенные алые грозди и корявые наросты, не имеющие внешне ничего общего с привычными глазу грибами.

— Как ты и сказала — гриб с коры, красные ягоды с куста. — Воровка старательно закатывает рукава огромной рубашки. Белая ткань вываливается из штанов, когда Инесса задирает руки, и почти доходит ей до стоп. Идэр кривит губы, недовольно морща нос.

— А где трупак?

Вопрос Инессы остается без ответа.

— Грибы не те. Еще ты должна была взять корней малины и папоротника, надрать кустов брусники.

Идэр лениво отбрасывает гриб в костер, забивая влажным наростом, напоминающий искореженную руку, только окрепший огонь.

— Не помогаешь! Не…не…не сиди тут! — Спотыкаясь и тяжело дыша кричит Ландау, вскочив на ноги. Идэр усмехается, закатывая глаза.

Как же я хочу отвернуть ее голову и отделить от тела. Глупо злиться на нее из-за Малена. Он всего-навсего неотёсанный мальчишка в теле взрослого мужчины. Но если я не могу ненавидеть ее из-за Распутина, то должна найти новую причину. Не переставать же презирать ее вовсе!

Идэр пихает Стивера. Тот шмыгает носом и нехотя оборачивается к нам.

— Как думаешь, что мне делать с Маленом?

К горлу подступает ком. Кашляю, прикрыв рот ладонью.

Теперь Мален — её проблема, не моя. Но почему мне не легче?

— Поскорее разочароваться и не тратить время.

Голос Инессы пропитан ядом. Идэр цокает, но замокает, когда к нам присоединяется Зверь, бледный, как призрак. Он идёт медленно, крепко сжав челюсти. Шрамы на лице топорщатся, делая его совсем жутким. Не отличимым от безумцев.

— Я как раз хотел прогуляться. — на лице высокомерная ухмылка. Я бы не сказала, что он ранен, если бы не синюшные губы и узор голубых вен, проступающий сквозь белую кожу. Шрамы заставляют тени падать особенным образом, что лишь добавляет мрачного шарма его внешнему виду.

— Нет!

Идэр, подскакивает на ноги. Зверь подмигивает мне. Инесса, суетясь, поднимает мешковину и вешает её на плечо. Масляный фонарь в ее руках горит ярче убогого костра, что так старательно разводит Стивер последний час.

— Я сама справлюсь. Все нормально.

Инесса пытается проскочить мимо Разумовского, стараясь избежать даже его взгляда. Идэр высокомерно цокает.

— Инесса, я хочу прогуляться.

Инесса замирает. Амур отворачивается от Идэр и снова подмигивает мне, угловато улыбаясь.

Плевать на младенцев и дистанцию, когда такая красотка не справляется.

Вспоминаю собственные слова, сказанные под действием отвратительного пойла. В трезвом уме я бы никогда не позволила себе подобной вольности.