Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов

ожиданием (вызванным отчасти вследствие доминантового строя 2-го такта темы), страстными порывами первых фраз, широко раскинувшимися голосами четырех инструментов, звучащих здесь целым оркестром; вторичное появление главной темы в партии альта и вновь фугированное проведение сопровождается выдержанными аккордами других инструментов, несколько смягчающими бурю страсти; но ненадолго смирился мятежный дух, и не могут его успокоить две неожиданные задержки (fermato): стремглав мчится первая скрипка вниз, точно в адскую пучину, где бурно рокочет с другими тремя коллегами, и затем в бешеном вихре, ликующими возгласами оглашая долы и горы, взлетает к заключительным трем аккордам, которыми исчерпывается квартет, но не исчерпывается впечатление, производимое им под смычком талантливых исполнителей и, в особенности, при участии такого вдохновенного альтиста, как знаменитый Недбаль.

Издание квартетов в Англии автор предоставил Муцию Клементи, для переговоров с которым в помощь себе пригласил швейцарца Трекслера, молодого человека, вращавшегося в кругу венских артистов, а вскоре затем получившего кафедру философии в Бернском университете.

Бернхард Ромберг. Портрет неизвестного художника. 1815

К господину фон Трекслеру. В Вене.

Любезный доктор! Тысячу благодарностей за ваши заботы обо мне, если бы я получил это сообщение раньше, то избежал бы несколько тяжелых дней. Баденская почта самая жалкая, она похожа на все свое государство, только сегодня я получил ваше письмо. Если можно, то ждите меня завтра утром между 9 и 10 час. у себя. Я приеду в Вену, мне хочется с вами пойти к Клементи, своею игрою я лучше сумею объясниться с иностранцем, чем разговором. Еще раз шлю вам живейшую благодарность за ваше дружественное ко мне отношение и за ваши услуги.

Привет Мальфати.

Не забывайте вашего друга Бетховена.

Сговорившись с Клементи об условиях издания, композитору предстояло доставить рукопись, но имевшиеся дома копии были полны ошибок; пришлось обратиться к графу Брунсвику, у которого имелся исправленный экземпляр и просить о скорейшей присылке квартетов; в этом же письме композитор сообщает Брунсвику о женитьбе их общего приятеля, скрипача Шупанцига, на такой же, как он, дородной девице, и вместе с тем намекает на существовавшую тогда моду ставить памятник знаменитому артисту еще при его жизни в имениях частных лиц, как сделал граф Гаррах, воздвигнув в 1703 году у себя монумент в честь Гайдна.

К графу Брунсвику в Венгрию.

11-го мая 1806 года.

Дорогой, дорогой Б! спешу сообщить, что с Клементи я устроился очень хорошо: я получаю 200 фунтов стерлингов и к тому же еще могу продавать те же произведения в Германии и Франции. Кроме того, он сделал мне еще несколько заказов, так что могу надеяться уже в молодые годы получить звание настоящего музыканта.

Мне нужны, дорогой Б., квартеты; я просил уже твою сестру написать тебе об этом. Пока она перепишет их с моей партитуры, будет очень долго, поэтому поспеши и пришли мне их прямо по почте; ты получишь их обратно не позже 4 или 5 дней. Очень прошу тебя об этом, не то могу из-за этого много потерять.

Если можешь постараться, чтобы венгерцы пригласили меня дать у них несколько концертов, то устрой это. Вы можете иметь меня за 200 дукатов золотом. В таком случае привезу также свою оперу. С титулованною театральною сволочью я никак не сговорюсь. Когда мы (несколько amici) пьем твое вино, то опаиваем тебя, т. е. пьем за твое здоровье. Прощай! Спеши, спеши с присылкой квартетов, не то можешь поставить меня в ужасное положение.

Шупанциг женился! говорят, на особе, очень похожей на него. Вот семья??? Поцелуй твою сестру Терезу. Скажи ей, что боюсь, что стану великим и без ее памятника. Пошли немедленно завтра же квартеты. Квар-теты-т-е-т-т-ы.

Твой друг Бетховен.

Одновременно с квартетами ор. 59 шло создание пятой симфонии; над ней Бетховен работал, кажется, дольше и усерднее, чем над каким-либо другим своим произведением; наброски 2-й и 3-й частей встречаются в записных книжках 1800 и 1801 годов, а также в эскизах 1804–1806 годов, где встречается также тема финала симфонии g-moll Моцарта, а рядом с ней собственная тема 3-й части 5-й симфонии, весьма с ней схожая; упомянутая моцартовская тема, видимо, особенно излюбленная Бетховеном, отразилась еще в другом его произведении, в 1-й части сонаты ор. 2, № 1. Он поглощен 5-й симфонией в начале 1807 года, почти весь апрель проводит он над ней в Бадене, в июле он продолжает эту работу в Хейлигенштате, где оканчивает также свою первую мессу (c-dur), заказанную ему князем Эстергази для домашней капеллы.

По мнению Берлиоза, эта симфония не только самая знаменитая, но также первая, где Бетховен, отрешившись от постороннего влияния, дал полный простор своему обширному воображению. В первой, второй и четвертой симфониях он более или менее расширил известные раньше формы, поэтизируя их блестящим и страстным вдохновением своей юности; правда, в третьей (Героической) форма расширяется гораздо значительнее, и мысль поднимается на большую высоту, нельзя не признать в ней влияния одного из тех божественных поэтов, которым великий музыкант издавна воздвиг алтарь в своем сердце. Бетховен, верный изречению Горация «Nocturna versate manu versate diurna», имел обыкновение читать Гомера. Говорят, что его великолепная музыкальная эпопея явилась в честь героя новейших времен, во всяком случае несомненно то, что воспоминания античной «Илиады» играют в ней прекрасную и не менее видную роль.

Что же касается симфонии do-min, то нам кажется, что она исключительно плод гения Бетховена. Здесь развиты его задушевные мысли; сюжет навеян его тайными страданиями, сдержанным гневом, грустными размышлениями, ночными видениями, восторженными порывами, а формы мелодии, гармонии и инструментовки настолько же индивидуальны и новы, насколько мощны и благородны.

Первая часть рисует нестройные ощущения великой души, поверженной в отчаяние, это – не сдержанное, спокойное отчаяние, граничащее с безропотностью, не мрачное и безмолвное страдание Ромео, узнающего о смерти Джульетты, а скорее страшная ярость Отелло в ту минуту, когда он слышит из уст Яго ядовитую клевету, убеждающую его в виновности Дездемоны. Местами это безумный бред, разражающийся страшными криками, местами – полное изнеможение, звучащее сожалением к самому себе. Вслушайтесь в отрывистые звуки оркестра, в аккорды, постепенно ослабевающие, как затрудненное дыхание умирающего, которыми перебрасываются духовые инструменты со струнными и которые потом сменяются сильной фразой оркестра, будто ожившего в приливе новой ярости. Всмотритесь, как эта трепещущая масса звуков после минутного колебания устремляется, в виде двух унисонов, как два жгучих потока лавы, и скажите, – разве этот страстный стиль не стоит выше всех до тех пор существовавших произведений в области инструментальной музыки?

В этой части мы видим