Первое кругосветное путешествие на велосипеде. Книга первая. От Сан-Франциско до Тегерана. - Томас Стивенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время моей остановки на ужин в деревне Сапанджа, разыгрываются сцены, уже хорошо знакомые мне по моим остановкам для приема пищи на Балканском полуострове. Хотя детская непосредственность европейского турка и его брата в Малой Азии не идет ни в какое сравнении. В течение нескольких минут, во время которых я занимаюсь ужином, ко мне подходит более одного жителя деревни и вежливо просят меня бросить есть и позволить ему увидеть, как я еду. Один из них, с целью подкупить меня, дополняет свою просьбу несколькими зелеными яблоками, которые ни один европеец не мог бы съесть, не вызвав приступа холеры, но которые азиаты употребляют безнаказанно.
После обеда я прошу владельца спасти меня от сумасшедшей толпы, чтобы я смог сделать несколько записей, и он пытается это сделать, заперев меня в комнате над конюшней. Менее чем через десять минут дверь отпирается, и входит деревенский глава и совершает самый торжественный и глубокий салам при входе.
Он отыскал человека, который воевал с англичанами в Крыму, в соответствии с его собственным объяснением, и который знает несколько слов на французском языке и привел его в качестве переводчика. Без малейшего колебания он просит меня прекратить писать и поехать покататься, чтобы он мог увидеть представление, и - он продолжает, искусно — что бы он мог судить о сравнении достоинств лошади и велосипеда.
Эта своеобразная черта азиатского характера дополнительно проиллюстрирована во второй половине дня погонщиком каравана, которого я встречаю на негодном участке дороги. "бен! бен!" говорит этот человек, как только его умственные способности улавливают мысль о том, что на велосипеде можно ездить. "Mimlcin, deyil; fenna yole; duz yolo lazim" (невозможно; плохая дорога; нужна хорошая дорога), отвечаю я, демонстрируя свой ограниченный запас турецкого языка. Человек совершенно не пугает мой ответ и он вежливо просит меня развернуться и следовать за его караваном, пока не начнется дорога, которую можно преодолеть - хорошая миля - чтобы он мог увидеть. Возможно, было бы излишним добавлять, что, насколько мне известно, знания этого человека о «езде на велосипеде» столь же туманные и неопределенные сейчас, как и прежде.
Основное занятие жителей этой деревни, кажется, убивать время, или возможно ожидание чего-то, что должно появиться.
Яблони и груши растущие среди других кустов, выглядя совершенно заброшенными. В основном это старые деревья, и они были посажены более предприимчивыми предками нынешних владельцев, которые кажутся совершенно недостойными своих родителей, поскольку они, очевидно, ничего не делают в отношении ухода за деревьями, а просто принимают благословения, которые дарит им природа, без их помощи. Замшелые надгробия видны здесь и там, среди зарослей. Могилы не защищены ни забором, ни кустарником. Короче говоря, этот агрессивный подлесок кажется слишком тяжел для энергии жителей Сапанджи; кажется, что он посягает на них со всех сторон, безжалостно преследуя их до самых подоконников; как призрак Банко, он не исчезнет, и люди, очевидно, сдались в этом состязании. Выше на горных склонах подлесок уступает место более тяжелой древесине, и изобилуют небольшими вырубками, вокруг которых непокоренный лес напоминает сплошную зеленую стену, и эта сцена довольно сильно напоминает поляны в Огайо; и если бы не древний облик минаретов Сапандж, старая мощеная дамба и другие свидетельства ушедших лет, можно легко представить себя в первозданном мире вместо колыбели нашей расы. В Сапандже дорога караванов заканчивается, и мой путь становится самым ужасным, что я когда-либо встречал. Он ведет по низкому горному перевалу, следуя дорогой древнего шоссе, что на склоне горы разрушен и размыт, а каменные глыбы разбросаны здесь и нагромождены потоками веков, как будто здесь резвились и играли сотня канзасских циклонов. По этому пути, среди этих беспорядочных масс, караваны выбирали свой путь с самого первого рассвета торговых связей. Они следовали одному и тому же пути из года в год, а места где они шли стали напоминать ступеньки грубой лестницы.
С вершины перевала открывается всеобъемлющий вид на покрытую зеленью долину. Кое-где видны белые минареты, возвышающиеся над зеленой зоной, как маяки из зеленого моря. Деревни усеивают нижние склоны гор, в то время как озеро, покрывающее половину ширины долины на десяток миль, мерцает на полуденном солнце, превращая всё это в сцену, которая в некоторых странах уже давно была бы увековечена на холсте или в стихах. Спуск даже более сложный, чем западная сторона, если это вообще возможно, но он ведет вниз в крошечную долину, которая, если бы была расположена рядом с большим городом, то звучала бы голосами веселых гуляк на протяжении всего лета.
Подлесок, наблюдавшийся этим утром, полностью исчез. Широко распространившиеся каштаны и огромные старые платаны затеняют небольшие поляны и отдельно стоящие скалы. Крошечный поток, приток Сакарьи, блуждает по своему скалистому ложу и одетые в леса башни гор нависают почти перпендикулярно вокруг небольшой очаровательной долины, за исключением узкого выхода на восток. В поле зрения нет ни человека, ни звука, чтобы нарушить звенящую тишину, кроме шёпота ручейка, когда я спускаюсь в это маленькое прибежище лесных жителей, но венок дыма вьется над деревьями, выдавая присутствие человека на некотором расстоянии от дороги. Вся эта сцена наглядно напоминает об одном из тех чудесных горных уединений, в которых авторы рассказов о бандитах предпочитают разбивать шелковистую палатку своих героев - нельзя представить более подходящего места для рандеву с бандой разбойников из книжки.
Вдоль этой долины можно найти короткие участки извилистых троп проложенных мулами, когда я спускаюсь по течению небольшого ручья на восток. Они часто не прерываются из-за причудливых блуждания ручья. Однако, после восхождения на крутой перевал я был благодарен даже за это маленькое везение, и я передвигался, то катился, то шел пешком, изредка проходил мимо небольших скоплений мазаных хижин и встречался с вьючными животными шедшими в Измит с сезонной стрижки мохера. "Алия Франга!" это приветствие, которое мне теперь нравится произносить, вместо "Ах, я англичанин" в Европе, когда я прохожу мимо людей по дороге. Велосипед здесь называют араба, название, которым местные жители называют свои грубые телеги, и название, которое, по их мнению, вполне подходит для всего, что связано
