На доблесть и на славу - Владимир Павлович Бутенко

Нажитая за ночь усталость валила с ног и лошадей, и казаков. Гора за спиной вздымалась чудовищно огромная и крутая, и не верилось, что именно оттуда спустился эскадрон. Накалялся утренний свет. По ущелью трепались обрывки тумана. Доносились невнятные гулы машин, обрывки немецких фраз. До вражеских позиций оставалось не больше версты. Волнуясь и сдерживая лошадей, выжидали условленное время атаки. Неудача была равносильна гибели. Отступать некуда. Лучше других об этом помнил Сапунов.

Казачья атака – с двух сторон – ошеломила немцев! Особенно разящим оказался выпад с тылу. Вражеские части охватила паника. Яков выдвинулся с двумя отделениями к офицерскому блиндажу. Под прикрытием автоматного огня Андриенко и Духин забросали вход гранатами. Взрывы разбросали бревна, всклубили пыль. По всему межгорью ярился бой. Оглушительно грохотало оружие. Пули высекали на дороге и камнях пучки искр. С редеющим туманцем мешалась пороховая завеса. Казаки подбирались к глазницам дзотов, швыряли в них гранаты.

Полувзвод Шаганова держал отрезок шоссе, примыкающий к позициям немецких артиллеристов. Они разворачивали орудия, пытаясь открыть пальбу по эскадрону.

– За-а мно-о-ой! – бросился Яков вперед, слыша за спиной топот казаков. Разгорелась рукопашная. Яков, с Духиным и Лебешевым, в упор стрелял по орудийным расчетам. В азарте боя не слышали, как поднажали основные силы полка, вскипело и покатилось по ущелью русское «ура»…

Удушливая дымовая завеса мутила солнце. Свежие силы Ниделевич бросил вперед по ущелью, а эскадрону Сапунова дал отдохнуть. Даже час спустя после боя лошади ржали, судомились на привязях. Потеряв четверть личного состава, командир эскадрона, обычно шумливый, был скуп на слова.

Яков помог взводному, легко раненному в руку, спуститься к безымянной речке. От перекатов сеялись брызги. Воздух отдавал молодым снежком. Поблизости мылись и казаки, – окатывали загорелые лица ледяной водой, ойкали, а иные раздевались донага и вбегали, плюхались в горную купель! Лепетухин расстегнул воротничок гимнастерки, привстав на колено, зачерпнул ладонью воды. Потом, болезненно морщась, сел на валун. Его лицо было мрачно-растерянным. Он, как и Яков, тяжело переживал потерю своих бойцов.

Яков стащил шинель, гимнастерку, насквозь просоленную потом. Выстирал ее и повесил на куст ракитника. Затем, стаскивая сапоги, чтобы заодно простирнуть и портянки, вдруг поразился окружающей тишине и великолепию, – голубени неба, очертаниям гор, пестроте лесов на склонах, – радужным разводам позолоты, багрянца, темной хвойной зелени. В ущелье уже разъяснилось. Но пороховая гарь ощущалась. Рытвины и воронки безобразно пятнили дорогу. По ней сновали солдаты похоронной команды, грузили на подводы убитых, еще сегодня вместе с товарищами-казаками встречавших это сентябрьское утро…

14

Записи в дневнике Клауса фон Хорста.

«2 октября 1944 г. Берлин.

Два страшных дня изломали мою судьбу. Жизнь померкла. Не сразу вернулось самообладание. Не прикасался к этой тетради несколько месяцев.

Известие о гибели Луизы и Мартина застигло врасплох. Я не помню, как добирался в родовое имение. Навек останется во мне ужас, пережитый в ту минуту, когда увидел руины двухэтажного дома, гору осколков кирпича и мусор, под которыми были погребены жена и сын. Английская бомба угодила в цель ночью. Моих любимых не стало мгновенно.

Но я – солдат Фюрера. И должен стоически сносить горе. Незаживающая рана в душе отвлекает. Однако день ото дня я крепну морально и с большим желанием хочу драться за победу Германии!

Так же тяжело перенес я измену генералов, заговор против Гитлера. Еще год назад о таком чудовищном преступлении никто бы и не подумал! Но как только наступила полоса осложнений и англо-американцы вторглись во Францию, генералы-трусы решили устранить Фюрера, чтобы заключить перемирие. Я был знаком с полковником Штауфенбергом. Но, как и другие, не распознал в нем клятвопреступника! В одной шайке с ним – Фромм, Бек, Витцлебен, Ольбрихт. Это были опытные военачальники, но по натуре – иуды, рискнувшие учинить “дворцовый переворот”. Теперь немецкие солдаты бьются с утроенной храбростью и мужеством, доказывая вождю единство нации.

Надо признать, что положение на фронтах сложное. Англо-американцы вытеснили нас из Франции и прихватили краешек бельгийской территории. Упустив инициативу, они позволили вермахту организовать устойчивую оборону вдоль границы Нидерландов до Люксембурга, а южнее – до Монбельяра. Западное направление возглавил Рундштедт. Ему обещаны дополнительные дивизии пехоты и танки взамен удаленных Добровольческих сил. Однако главный штаб СС, его 111-й отдел, во главе с доктором Арльтом, из остатков туземных частей формирует две новые дивизии. Рейхсфюрер СС Гиммлер поддерживает эту политику. Еще в конце августа он с Гельмутом фон Паннвицем согласовал решение о развертывании казачьей дивизии в корпус. Кроме того, при покровительстве СС создан Резерв казачьих войск под командованием генерала Шкуро. Хулиганистому атаману предоставлена комендатура, штаб и вербовочные пункты. Под свои знамена он должен собирать и белоэмигрантов, и подсоветских, работающих на германских предприятиях. Фон Паннвицу передаются полицейские казачьи батальоны из Польши, 360-й полк фон Рентельна, 3-я добровольческая бригада. Укрепление казачьего формирования – залог успешной борьбы в Хорватии и Боснии с титовскими бандитами.

8 октября 1944 г. Летцен. Штаб Добровольческих восточных сил.

Муссолини дал согласие на развертывание в области Фриули казачьих полков Доманова, перемещаемых из Польши для борьбы с повстанцами. В Белоруссии они действовали неплохо. И вполне логично использовать их в Италии. Тем более что здешние партизаны не дают покоя и англо-американцам, приступившим к разоружению их и прекратившим снабжать продовольствием. Это нам на руку. Американцы лишились помощников. Их поход на север затруднен. Вскоре подоспеют и казаки!

Кстати, недавно в казачьей и эмигрантской среде отмечали юбилей Петра Краснова – семидесятипятилетие. Он в чести у соплеменников. Но столь почтенный возраст придает двусмысленность. Есть ли перспектива сотрудничества? Я присутствовал на приеме у Розенберга, где министр наградил “героя Варшавы” Доманова Железным крестом. Соседство представительного Доманова и старца выглядело карикатурным. У генерала Краснова возникла причуда, высказанная в присутствии важных персон, которую ранее он письменно изложил моему шефу Кестрингу: создать Казачью армию и бросить ее на Украину! Откуда набрать и чем вооружить эту горе-армию? Не перейдет ли она на сторону Советов?

Понятно, что юбилейная шумиха поднята Восточным министерством и эмигрантами, чтобы утвердить лозунг: “Краснов – флаг казачества”. Но бог нужен до тех пор, пока в него верят…

23 октября 1944 г. Хорватия.

На станции Сисан меня встретил адъютант Гименгофен и привез в штаб фон Паннвица. Мы крепко пожали друг другу руки! Гельмут в отличном настроении. Дивизия пополняется, она укреплена бронетехникой и шестиствольными минометами. Уже начато создание отдельной пластунской дивизии на базе 5-го полка Кононова. Разумен ли выбор? Этот полк выделяется низкой дисциплиной. Как специально в нем собрались отъявленные насильники, мародеры. Только победы над партизанами спасают кононовцев