Хозяйка Священной Колыбели - Настя Любимка

заточения. А там… там все равно всему бы пришел конец. Только Зурар бы продолжал существовать.

Но ключевое – было. Сейчас расклад сил несколько изменился.

И точно так же, как можно воскресить дитя богов, так же можно и распечатать Зурара. Впрочем, процесс это долгий. Как для первого, так и для второго.

И пусть мне предстоит только принять наследие – получить ту же силу, какой наградили когда-то Юстивею, которая на пару с предком Анастейзи пожертвовала собственной жизнью, чтобы создать радраки. Но я положу начало этому возрождению. А вот закончат его уже наши дети, если не внуки или правнуки. Наша с Виктраном первостепенная задача – не дать вызволить Зурара и передать знания новому поколению, воспитать в нем сострадание, привить любовь к миру и жизни.

Единственное, на что у меня пока нет однозначного ответа, так это – почему именно я? Почему именно мою душу выдернули в этот мир и сохранили память о прошлой жизни? Я плохо представляю себе нас с Виктраном как пару. Я слишком цинична и в понятие родственной души уже не верю, пусть Амадео и пытался доказать обратное.

То, что мы с ним сработаемся – не сомневаюсь. Мы с Виктраном – идеальные партнеры, учитывая его смелость и поступки. Но любить и рожать от него детей? По-настоящему, искренне полюбить… Тогда не стоило сохранять мне память о земной жизни.

Я вздохнула и погладила спящего Илиаса. Время, конечно, все по местам расставит, однако…

Задумчиво качнула головой. Есть у меня одно очень смелое предположение, есть… Но поверить в него? Слишком страшно…

Глава двадцать третья

– Ты же говорил, не больно! Ничего не болело! – хрипло скулил Радан, сидя на полу и держась то за совершенно седую голову, то за правую ногу, которая уже не кровоточила, но следы оного присутствовали (надо же, как боги наказали: и покалечили, и сами же залечили идеально). – Лгал, мразь!

Эка его приложило всего от одной ночи! Дрожит весь, глазами с полопавшимися сосудами бешено крутит, а волосы… Был брюнетом – стал какой-то бледной молью… Если Рудику шел его новый серебристый цвет, то тут будто какая-то побелка. Тьфу!

– Не должно болеть! Всего-то с дерева упал! Мы же заплатили! Мама золотой дала! Мелкая паскуда!

Я скривилась. Перевоспитывать вот это? Понятно, что дня маловато будет. А все ж вектор в голове хоть чуть должен был в правильном направлении повернуться. До настоящего раскаяния тут явно как до столицы пешком.

Судя по обрывкам его стенаний, гнидой он с детства был. И с детства людям ничего, кроме боли и унижений, не нес. Обидел какого-то ребенка, который явно не сам по себе упал с дерева. И надо же – его родителям матушка Радана целый золотой дала. Сволочи!

А ведь впереди отрочество, юность, зрелость… Сколь чудных мгновений этому козлу еще предстоит пережить!

– Давно он так скулит?

– Скулит-то? Недолго. А вот орал, почитай, всю ночь. Ох, орал… – покачала головой Унара. – Спать мешал, ирод! Мы с Севримом грешным делом о кляпе думали… Так аристократ ведь… Муж ваш…

Я не стала ее поправлять. Пока не надо всем знать о том, что более не муж. Но намек прекрасно поняла про кляп. Ох и хитра жена старосты…

– Еще ночь потерпеть придется, завеху я его заберу.

– Да потерпим, Хозяюшка! Он-то спать мешал, да вот теперя-то думаю – музыка божественная. Особливо как полюбовницу его рыжую вспомню, так благодать снисходит! Сколько надо, столько слушать и будем! Простите, Хозяюшка…

Я рассмеялась. Чудесная женщина. Все на лету схватывает.

– Вы к себе-то его брать собралися? Может, и не надо? Детки там… Вопли его слушать токмо нам музыка, а ребятне ночью отдыхать положено…

– Я эту музыку преподнесу тем, кому она больше всего необходима.

И видя, что она не понимает, пояснила:

– Людям из герцогства Дарремского…

– О! – неподдельная радость, расцветшая на лице собеседницы, длилась недолго. Она нахмурилась, задумчиво закусила губу и как-то испуганно спросила: – Вы что же, уезжать собралися? Хозяюшка… Да пусть его волки везут!

Сказанное в сердцах развеселило меня еще больше. На Радана я уже не обращала внимания, хотя его скулеж перешел на новый виток. Знала я, кому его страдания принесут наивысшее блаженство. И кому пока придется быть рядом с ним, а заодно разгрести авгиевы конюшни в герцогстве.

По-хорошему, Аррияша бы отправить: и земли знакомы, и люди его отлично знают. Да только Интена скорее Радана прикопает под первым же деревом, чем своего мужа туда одного отпустит (впрочем, и с ним вместе ехать не согласится). Да и меня тут не бросит.

Подумаю еще, сутки у меня точно были.

– Горшок ему оставьте, двери заприте. Никого сюда не пускать и его самого не выпускать. Окна отворить ему сил не хватит. Кормить в присутствии охраны. Зови кого-то побойчее и посильнее, поняла, Унара? И никакого вина, браги… Суп, каша, хлеб и вода.

– А мясо?

– И мясо. Корми нормально. Ему еще силы нужны будут… для ора. Священная Пара пожаловала его по заслугам: все беды, что людям принес, ему возвращаются. Пусть при ясном уме награду получает.

– Ох, милостива Священная Пара! Все исполню, все сделаю! Да будут светлы вехи наших богов! Видят-видят! – по щекам женщины слезы побежали…

Милостивы, хм, да…

– И главное, обслуживай его строго при охране. Мало ли… Не ходи больше одна к нему.

Я как в воду глядела…

– Ты виновата! Ты! – Радан кинулся на меня, но завис в полете.

Ах не дремал.

– Все поняла! Токмо с охраной буду! – неистово закивала Унара и попятилась на выход.

Я усмехнулась и поспешила за ней. А этот пусть и дальше беснуется. Даже если покалечится, все равно не сдохнет.

– Веди к жрецам. Они-то смогли отдохнуть?

Все же плохая идея была их тут размещать. Как-то не думала я, что Радан с первой же ночи бардак устроит. Предполагала, что наказание по нарастающей пойдет. Кто ж знал, что он с соплячества людей уже травмировал?

– А нету их. С рассветом дом-то покинули. Не получилось удержать, простите, Хозяйка. Да лучше им стало, румяные уходили…

– Вот как… Ну что ж, завеху свидимся. К герцогу никому не заходить без тебя или без Севрима!

– И токмо с охраной!

– Именно!

– А может, позавтракаете? Я мигом соберу на стол… Такие у меня оладушки пышные вышли!

– Заверни с собой немного, я на улице подожду.

Мне просто не хотелось отказывать женщине, что смотрела на меня с такой любовью и заботой. Детям скормлю.

– Я