Вся правда о нас - Макс Фрай

— «Была бы»? Хочешь сказать, ничего не получилось?

— Вот именно. Ничего. И это очень странно. Я уже столько раз это делал, не мог же вот так — раз! — и утратить мастерство.

— Давай по порядку, — попросил я. — Пока ни хрена не понятно.

— Ну, ты же помнишь, как я работаю с внутренними помещениями?

Такое поди забудь. Штука в том, что в каждом из внутренних помещений Дворца Ста Чудес посетителя ждёт восхитительное наваждение, позволяющее ненадолго оказаться в чужой стране и посмотреть на неё глазами местного жителя или путешественника — смотря кого Малдо уговорил вспомнить соответствующий эпизод своей жизни.

Чтобы превратить воспоминание в наваждение, Малдо приходится потрудиться; насколько я помню, он использует какие-то секретные приёмы Мастеров Совершенных Снов, заклинания, визуализирующие фантазии, какую-то загадочную «формулу вечности» из арсенала древних строителей и волшебный порошок Кель-круальшат, который приводит бодрствующего человека в состояние приятной полудрёмы; не уверен, что хоть когда-нибудь пойму, как это всё работает, но оно работает, факт. И впечатления, которые я получил от посещения уже готовых комнат Дворца Ста Чудес, были, пожалуй, посильней впечатлений, оставшихся у меня от настоящих путешествий. Такова сила искусства.

Но речь сейчас не о моих впечатлениях, а о технологии создания наваждений Дворца Ста Чудес: воспоминание, заклинания, волшебный порошок. И воспоминание, конечно, самое главное. Без него колдуй, не колдуй, ничего не выйдет. Поэтому Малдо всё время находится в поиске уроженцев каких-нибудь удивительных мест и свидетелей разных необычайных зрелищ. Из меня по дружбе уже три воспоминания выколотил, а сколько народу мне пришлось уговаривать поучаствовать в его работе — вспомнить страшно. И это только начало, почти три четверти помещений Дворца Ста Чудес ещё пустуют, и одним Тёмным Магистрам ведомо, каким наваждениям предстоит там поселиться.

В общем, совершенно неудивительно, что Малдо при первой же возможности припахал Иш. Чувства чувствами, а дело прежде всего. Удивительно другое: как у них могло не получиться? Технология у Малдо, хвала Магистрам, отработанная; впрочем, насколько я знаю, у него и в самом начале сбоев не было. Всё-таки гений.

— Её воспоминания не проявились от заклинаний, — сказал Малдо. — Не «плохо проявились», а вообще ничего не произошло. Как будто я сдуру решил прочитать заклинания в пустой комнате, где никого, кроме меня нет. Мне, ты знаешь, попадались разные люди, в том числе, совершенно неспособные сосредоточиться на воспоминании. Тот же сэр Манга Мелифаро — а ведь как я на него рассчитывал! Думал, он мне сейчас половину дворца оформить поможет. А он постоянно перескакивает с одного эпизода на другой и оперирует не столько образами, сколько словами, как будто вспоминает не сами путешествия, а свои статьи для энциклопедии, которые там писал. И в итоге получается такая каша, что лучше её никому не показывать, никакого удовольствия, и впечатления как от сумбурного сна…

— Надо же, как не повезло! — огорчился я.

— Да, — вздохнул Малдо. — И не только с ним. Прежде мне в голову не приходило, что люди настолько по-разному устроены. И что далеко не все воспоминания можно сделать общим достоянием, я не знал. Но, понимаешь, как бы рассеян и равнодушен к собственным впечатлениям ни был человек, какой-то результат всё равно проявляется. Проблема может возникнуть только с качеством наваждения, а не с его наличием. И тут вдруг — вот так. Вообще ничего! Как будто сама Иш мне мерещится, я её даже потрогал, чтобы убедиться. Наощупь всё было в порядке: живая, тёплая, есть… Я совершенно растерялся. Но Иш, конечно, ничего не сказал, зачем её зря огорчать. Поблагодарил за помощь и отвёз домой. А сам тут же помчался в порт за другим свидетелем. Вцепился в первого попавшегося ташерского матроса, целую корону ему за труды посулил — просто хотел убедиться, что не разучился работать.

— Ну и как?

— Да вроде, не разучился. На самом деле, даже как-то неожиданно хорошо получилось — жаркий летний день на побережье, белый песок, сладкое вино, разбавленное морской водой… Ничего особенного, но отличная атмосфера, так что наверное, оставлю эту комнату как есть, не буду ничего добавлять.

— Ясно, — кивнул я.

— Тебе ясно? — обрадовался Малдо.

— Только, что проблема не в твоём мастерстве. Как и у Меламори.

— А что случилось с Меламори?

— Тоже ничего непоправимого. Не смогла взять след, думала, всё пропало, внезапно утратила дар, но проверка показала, что он на месте. Только ты её пока не дёргай. Она в связи с этим происшествием проспорила мне сто корон и теперь зла на весь Мир.

— Спасибо, что предупредил. Я сейчас к кому угодно с жалобами приставать готов. И Меламори была вторая в списке, сразу после тебя. С ней можно просто отлично напиться в трудную минуту — так чтобы потом не было стыдно вспоминать. По-моему, именно по этому пункту старая аристократия выгодно отличается от всех остальных нас. Их же с детства учат красиво пьянеть и оказывать соответствующее положительное влияние на других участников процесса… Но нет так нет.

Он выглядел таким потерянным, что я усилием воли включил в себе умеренно безмозглого оптимиста и бодро сказал:

— Да незачем тебе напиваться. Нет никаких трудных минут. Уверен, с Иш всё в полном порядке. Просто она — вот такая. Ну или он — такой. Ребёнок, дарованный Великим Крайним морем, так это в Урдере называется. Ты же сам видел, как Иш попробовала иллюзорную еду, наколдованную для Базилио, и ощутила её вкус. Наверное, на самом деле она тоже овеществлённая иллюзия, только поплотней. И ест нормально, и в Сердце Мира ей безвылазно сидеть необязательно. Гораздо более удобный для жизни вариант. А что воспоминания недостаточно плотные, так у всех свои недостатки. Подумаешь, беда.

— Как Базилио? — переспросил Малдо. И с облегчением улыбнулся: — Ой, слушай, но тогда вообще никаких проблем! И сразу понятно, почему она вечно превращается. Спасибо, ты здорово объяснил!

— Давай руку, отведу тебя на Удивительную улицу, — предложил я.

Малдо нетерпеливо кивнул. Все сомнения и тревоги уже благополучно вылетели из его головы.

Мне бы так.

Рассказ Малдо стал последней каплей — в том смысле, что именно тогда я впервые ощутил, что у меня вот-вот взорвётся голова. Не то чтобы мне прежде не доводилось ничего не понимать. Если разобраться, это вообще моё нормальное состояние. Другое дело, что далеко не всегда удаётся не понимать так много всего сразу. И при этом не иметь возможности безотлагательно припасть к надёжному источнику знаний, который сразу же всё объяснит.