Кайл Соллей (СИ) - Тимофей Кулабухов

Ольта, про сорвавшуюся брачную связь с его другом Рэне, но он оставил своё мнение при себе, тем более что такое событие играло на руку их общему приятелю Кирку, отцу Ольта. После — был праздник города. Торжественное глобальное застолье, вино, протяжные песни нордов, резкий смех саксов-мореходов, стоявших в бухте, по случаю приглашённых на праздник.

Мне трудно осознать важность этого события, я не придавал значения титулу, да и достался он мне как положено — случайно. Конечно, паренька не признают полноценным сеньором, у него нет замка и земли, но уже что-то. На шаг ближе к своей мечте, своей любви. Теперь между домами Гостони, Соллей и Хоттой шли сложные переговоры о возможности брака свежевыжатого рыцаря и благородной дамы, в которых я принимал самое прямое участие.

Мадауг разъезжал по гостям, посетив примерно каждый третий баронский удел, со всеми пил, охотился, рассказывал байки, смеялся, целовал руки дамам, развлекал детей. Арморика определенно понравилась принцу в его коротком насыщенном визите. Однажды он отбыл, так же внезапно как прибыл, на ближайшем попутном судне. Обнял на прощанье, целовал в щеку, передавал поклон моей матушке.

Четвертого декабря в замке Соллей появился на свет темноволосый, как и его отец, Дей Бергтор Соллей, мой племянник, сын Аластриона. Хотя он никогда не видел отца, семейство окружило его заботой и любовью. Соседи присылали подарки и поздравления к рождению маленького шевалье. Следом, готовилась к появлению на свет племянница, которую заранее назвали Айседора Селена. Родители по каким-то ведомым только им признакам считали, что будет сестра. И не ошиблись.

Но не семейным весельем заполнена была зима. То там, то тут шептали о Грегоре. Барон Грегор Антуан Де Ракселл, муж сестры братьев Фарлонгов, обретенный враг Соллей. Говорили, что он поклялся сердцами своих детей, что заставит нас заплатить за кровь Фарлонгов, бесчестье и украденную казну. Короткие дни, долгие ночи и много тревог. Замок чуть что — готов к обороне, чего не скажешь про город.

За зиму я зарос колючей бородой, волосы непослушно вились. Михаэль держал лицо гладким и ухоженным, наши одежды стали сложнее, больше брони, аббат тайком носит кожно-пластинчатый жилет и меч «скрытого ношения» под сутаной, кстати, новой, сшитой на заказ и по мерке.

— Ну и чего хотят чужеземцы-посланники?

— Пока ты улаживал семейные дела, я кое-что построил. А послы подождут, неделю уже тебя стерегут. Важней тебе показать своё изобретение, тем более одно с другим связано напрямую.

По тонкому слою неуверенного в себе снега мы обошли вспомогательный корпус водяной мельницы, она крутила даже в выходной, от рассвета до заката, лесопилка грохотала, работала. Городу нужны доски. Михаэль помахал кому-то рукой. Подошли к невзрачной двери, аббат незаметно огляделся по сторонам, извлек из-под платья ключ, открыл дверь. Как вошли, сразу же запер дверь на огромный засов, принялся поднимать неожиданно высоко расположенные ставни. Одни, вторые, третьи.

— Зачем окна так высоко?

— Так надо. Чтоб чужой глаз не увидел. Не важно. Смотри сюда.

Он откинул большой кусок серой, но чистой ткани, покрывавшей причудливые конструкции. Признаться, я не понял, что это, поэтому не был впечатлен.

— Ну что. Гляди. Помнишь, попросил отправить из замка все медные болванки?

— Ну...

Я всё ещё был огромным бараном, не понимая, к чему клонит верховный строитель города Николь. В рабочем городке, как его немедленно окрестили местные, полно странных механизмов и конструкций, здесь даже скоро будет своя большая плавильня, тут пилят, точат, собирают и куют абсолютно всё, что нужно для стройки. Дальше конюшня, которую горожане язвительно называют ослятник, потому что по большей части там ослы и мулы, в ней подковывают скотину. Есть станок для подрезки копыт. Каждый день на кузнях куют сырое железо, льют гвозди, под навесами стоят станки для ремонта и заточки лучковых пил, зажимы для ремонта топоров, крутящиеся точильные камни, на город их больше десяти, почти все с ножным приводом, так что мастер справляется один. Кузнецы, плотники, каменщики обросли учениками и подмастерьями, соревнуются между собой, вход в город украшают новые ворота, в одной из подсобок варят клей, смешивают масляную пропитку для долговечных деревянных изделий вроде тех же ворот, и, по секретному рецепту варят горную смолу для защиты от влаги. Я давно перестал следить, сколько всего создано, в основном руками аббата — для города.

— Ваша святость Михаэль, может, ты просто объяснишь? Ничего не понимаю.

Аббат засопел, воздел к небу глаза.

— Начнем с этой штуки. Покажу тебе в работе, поймешь. Вот медный прут, переплавленная очищенная медь, я добавил цинк, олово и германский фосфор, пришлось попотеть, но, клянусь кишками Римского Папы, выглядит красиво. Ярче золотого солнца. Так. Всё организовано, чтобы управился даже один человек. Гм. Я. Тут отмеряем кусок. Нужен очень точный вес. Это рубило, другого названия пока не придумал.

Михаэль продемонстрировал кованное лезвие, закрепленное к доске при помощи огромного рычага, которое одним взмахом ловко отрезало небольшой кусочек меди.

— Взвешиваем заготовку на алхимических весах. Хотя в последнее время ленюсь. Отклонение неизмеримое. Теперь эту заготовку отправляем в первый пресс. Вставляем в грубую форму. Запираем между двух стальных пластин. Убираем защиту от случайного падения. Так. Поднимаем ударник. Весит много, примерно с половину моего веса. Вращаем барабан подъемника, это, кстати, самое долгое. Закрепляем. Теперь эта тяжесть бьет...

Здоровенная болванка, подвешенная к потолку, внезапно скользнула вниз по двум смазанным направляющим и ухнула всем своим весом, вложив удар в меленькую медную чушку.

Аббат извлёк и показал, как он это назвал — заготовку. Медный диск, почему-то теплый, ровный и гладкий, без всяких отметин, немного покрытый кузнечным маслом, вероятно, от стальных форм.

— Теперь кладем заготовку во второй пресс, я называю его «колдун». Это самое сложное и важное.

Он принялся повторять манипуляции со второй конструкцией, крутя вращающийся диск наподобие механизма подъема крепостного моста, вверх уходила ещё одна громоздкая фиговина, на таких же блестящих от смазки направляющих.

— Формуем! — негромко крикнул Михаэль и каким-то рычагом резко отпустил фиксатор груза колдуна.

Ощутимо бухнуло. Снова манипуляции. Мне на ладонь легла теплая круглая…

Монета. Это была монета. Медная, круглая, чёткая, блестящая, нахально смотрела рисунком, крестами. Деньё или денье. Небольшой местный денежный номинал.

— Как ты это сделал? — насупился я, злясь на собственную тупость.

— Могу ещё раз показать. Это называется метод холодной ковки, своими глазами впервые вижу, а тем более делаю. Для двусторонней формы, из высокоуглеродной закаленной стали, мне понадобилось сорок две, ты себе не представляешь — сорок мать его две попытки. Я взял за основу Турский медный деньё. Но у