Кайл Соллей (СИ) - Тимофей Кулабухов

— Гм. Пусть будет тридцать шесть лет. Налить вам ещё? И скажу, что вы правы, мечом управлять легче, чем народом и землей. Одно дело, когда простые крестьяне приходят только за судом и оплатить подати. Сложнее вести людей за собой, как измученный Моисей свой народ из Египта, с вопросами, сомнениями, роптаниями. А ведь ему напрямую помогал Всеотец. Простому барону куда труднее строить город, согласны?

— Барон есть благородный и умный правитель. Он как лис обойдет угрозы, и как лев сразится с врагом. Однако, будет очень мудр, если заручится поддержкой сильного союзника.

— За это и выпьем!

* * *

Руки загрубели. Большим пальцем левой руки медленно погладил массивную шляпку кованного гвоздя. Неровности от торопливых ударов молота, выковавшего этот гвоздь среди армии ему подобных, щекотали и холодили кожу. Мы постепенно переходили на литые гвозди, экономия в металле была втрое, но технология отставала, а гвоздь нужен сейчас, поэтому в работу брались все.

Легонько подбросил в руке молоток. Тот самый, легендарный, баронский, давно потерял. Нынешний, уже третий по счету, привычно носился за поясным ремнём, на манер легкого нордского топорика. Легонько придерживая гвоздь, мягкими звонкими ударами вогнал в толщу дерева.

Потом помог бригаде Сайрга подать на крышу подогнанные под размер стропильные бревна. Принимали шестеро, подавал я один. Работа руками не баронское дело, а обнаруживать свою силу тем более неразумно. Но я нарушал обе мудрости, к чему северяне давно привыкли.

Норды. Чужаки. Бывшие чужаки. Принимали весь новый для себя мир как данность. Легче чем в своё время я. И уж тем более, не заморачивались насчет баронских особенностей. Пока их прежний мир постепенно сжигал йотун-великан-вулкан, существование ярла или даже конунга, как они иногда называли меня, сильного как десять человек, ни разу не смущало.

Мы строили новый мир. Маленький, даже крошечный, но новый. За старой стеной, скорлупой мертвого города и на его камнях. По кирпичику, по бревнышку оживал новый озорной городок. Подростки рисовали на останках древних стен свои руны, без отступа, в одну строчку. Чертили скабрезные рисунки. И эти же самые руки, а подручные Сайрга в основном подростки, строили самую простую, первую, христианскую церковь. Ирония. Когда аббат называл их язычниками — не лукавил. Для северян одновременное принятие разных религий не было проблемой.

На сегодня работа окончена. Коротко попрощавшись с бригадой, зашагал в сторону берега. Если и жить на поверхности планеты — то у моря. На стыке стихий, чтобы смотреть на движение волн, изменение настроения, цвета и рисунка воды. Под мой дом заложено место, но в ближайшее время не до него. Вот для Снорре надо бы построить. Аббат надумал жениться, вроде, как августинцу ему можно, невесту звали Иоанна и она были из какой-то там Наварры. Откуда что берется?

Мышцы гудели. Опытным путем я установил, что моё тело трансформируется, как и положено его природой. Растут волосы, ногти, меняется вес. Я буду взрослеть и стану только крепче. Тело стало частью меня, я привык к имени и отражению в зеркале обеденной залы родительского замка.

За спиной зашуршали камни, оглянулся, боясь увидеть настойчивую Солвейг, в присутствии которой млел и блеял, ладони потели, от чего злился на самого себя, но это был Магнус Пальцы, что-то жующий, одновременно стряхивающий с бороды крошки.

— Оставайтесь целым, герр Кайл! Груз красного дерева прибудет со дня на день, но я бы пропитал стволы горным маслом и солью, чтоб дольше простояли. Это ещё месяц до постройки первого пирса, но мы столько ждали, потерпим ещё?

Без слов кивнул, повернулся к морю. Магнус стал рядом.

— Я смотрю на море с тех пор, как мать вынесла меня новорожденного поглядеть, куда в очередной раз утёк беспокойный отец, огненный Фреддан из рода Эга Охотника. Родился — он был в походе. Когда однажды отец вернулся из похода синий и мертвый, с дыркой в груди, где копошились черви, приходил на море плакать, чтобы никто не видел. Только волны. И когда меня бил дед, уходил к морю. И когда дед однажды принялся избивать мать, за то, что отказала разделить с ним ложе, а я заколол его дедовским же охотничьим копьем. Плакал у моря. И когда моя первая жена, прекрасная Светинка умерла от горячки, но так и не родила нам первенца, ходил к морю и смотрел. Плакал. Ходил в походы, грабил, жёг, смотрел на водную даль. Море единственное способно смыть тоску. Потому что у него очень много волн. Солёных, как слезы. Столько волн, что их хватит на всех и на любые слезы, любой огонь, любую войну или кровь.

Мы молчали. Потом я достал из поясной сумки два медных денье, новеньких, аббатских, протянул ему. Грустный норд осторожно взял, повертел на ладони, посмотрел вопросительно, потом спрятал в карманы своей зимней куртки. Без единого слова.

Волны гасили вечерние лучи. Ветер доносил дым от очагов, запахи похлебки и выпекаемых длинных рыбных пирогов.

Глава 22. Они

Однажды они прибыли.

Однажды ты понимаешь, что есть они. Враги. Кто замышляет, кто действует, кто строит союзы, пока ты строишь крытое стойло для коров. И горе тебе, если они придут, а у тебя один лишь недостроенный хлев.

Но если за свежими досками коровника прячут спины три сотни злых нордов. Что же. Может, дела не так и плохи?

* * *

— Ещё раз, как тебя зовут?

— Деннис Сотник, мон шер!

Я потёр разболевшиеся виски. Эта мне молодежная фразочка «мон шер», модное сокращение от «мой сеньор». На секунду почувствовал себя ворчливым стариком. День был трудный, только вернулся от болотников, мы договаривались со старейшиной с непроизносимым именем Руэйдхри о постепенном совместном осушении куска болот, где будут поля, фермы, потому что городу нужна пшеница, а не топи с грязными свиными мордами в колючих кустах. Работы было много и без болотников не обойтись. Притом, топи их родной дом, не хотелось бы вызвать брожение в умах и бунт. А тут этот, как его, Деннис. Высокий, стройный как жердь, остроглазый, образованный. Под короткой стрижкой коричнево-русых волос короткая бородка и бакенбарды, верный признак германца.

Особенного места для отправления моей власти не было. Пока не было. Разговор происходил на огромном складе инструментов, при нескольких перетаптывающихся сержантах — руководителях бригад, которые ждали своей очереди ко мне. Я восседал не на троне, а на крепком грубо оструганном ящике.

— Давай я ещё раз повторю что понял, а ты поправишь. Так. Прибыл сегодня на рассвете, в