Изменник - Хелен Данмор

«Интересно, где тогда был этот мужчина? — подумал Андрей. — Этот врач».

Человек в белом халате закончил мыть руки и повернулся. По лицу его было видно, что он озабочен своими делами. То, что сейчас произошло, для него было неважно. Просто очередное обследование очередного арестанта, которого недавно привезли в тюрьму. Наверняка он уже почти выполнил свою недельную норму.

— Ваш расширитель, — громко сказал Андрей. — Не забудьте его простерилизовать.

Врач, в отличие от охранников, видимо еще не привык в любой ситуации удерживать на лице бесстрастное выражение. Он взглянул на Андрея, и в его глазах промелькнула тень удивления от того, что тот использовал правильное название инструмента.

— Да, я врач, — сказал Андрей. — А вы?

Мужчина замер на месте. Ему бы хотелось продемонстрировать полное отсутствие реакции, но он еще не обучился этому искусству. Он поджал губы.

— Как коллега коллеге, — продолжил Андрей, — должен вам сказать, что ректальное обследование вы делаете безобразно. Во время него пациент должен лежать в левой латеральной позиции. Вы прикладываете слишком много силы. Это может травмировать пациента. Или в мединституте вас этому не учили?

Толстый охранник шагнул вперед и встал рядом с врачом.

— Он что, решил поумничать за ваш счет?

Врач посмотрел на него, на Андрея, на дверь, где второй охранник наконец ожил и проявил интерес к происходящему. Потом громко фыркнул и мотнул головой. Охранник решил принять это за знак согласия.

— Дай-ка мне на минутку свой револьвер, Витек, — сказал он мальчишке у двери.

Дальше Андрей видел все как в замедленной съемке. Парень вытащил пистолет из кобуры. Толстый охранник протянул руку, взял его и вроде как прикинул на вес.

«Сейчас я умру. Не когда-нибудь, а прямо сейчас». Он увидел глубокий снег и Аню, бредущую по снегу ему навстречу, маленькую черную точку среди белизны. И в то же время в голове у него крутилась мысль: «Почему охранник не воспользовался собственным револьвером?»

Охранник закончил взвешивать револьвер в руке. Замахнулся. Дальше только мутное пятно, потому что рукоять револьвера врезалась Андрею в висок.

Он упал. Он лежал у ног врача, разглядывая его башмаки: коричневые, кожа в трещинах. Почему-то это было важно. Потом они начали расплываться у него перед глазами. Он издал странный хрюкающий звук. Над ним кто-то кричал: «Вставай! Вставай!»

Но это было невозможно. Он изо всех сил боролся, чтобы не потерять сознание. Если сейчас отключиться, они могут сделать с ним все что угодно. Он перекатился на бок, защищая мягкие части своего тела. Был уверен, что теперь, когда он лежит на полу, его начнут пинать. И следил за их башмаками. Сверху неслись, перебивая друг друга, голоса, обвинения, крики: «Что вы наделали! Вы убили его!»

Даже у охранника испуганный голос:

— Он собирался напасть на вас, доктор.

Толстяк понял, что зашел слишком далеко.

— Он пытался сбежать, ты же подтвердишь, Витек?

Ему просто захотелось это сделать, впечатать револьвер Андрею в голову, и влияние момента оказалось настолько непреодолимым, что он поддался этому желанию. А теперь он струсил.

— Дайте таз, меня сейчас вырвет, — простонал Андрей.

Возникла суматоха, потом врач опустился перед ним на колени, держа почкообразный эмалированный лоток. Слишком маленький… Андрея вывернуло в лоток, на руки доктору, на пол вокруг.

«Пусть теперь моет свои руки, — думает он. — Вот теперь — пусть моет».

Спустя некоторое время врач ощупал его голову. Кровь стекала Андрею в рот, он чувствовал ее вкус, горячий и соленый. Кровотечение казалось сильным, но для ранения головы все было не так уж плохо. Он решил, что сотрясения мозга нет. Опасно бить в висок. Охраннику очень повезло.

Андрей медленно поднялся на колени, посмотрел вверх, помотал головой, пытаясь сморгнуть кровь с глаз. Поднял правую руку и приложил ко лбу. Задел висящий лоскут кожи, поднес ладонь к глазам — она была блестящей и липкой. Со зрением все нормально: в глазах не двоится. Он, правда, не мог подняться на ноги без помощи доктора, а воспользоваться ею не собирался. Охранники совещались, служащий суетливыми, испуганными движениями ровнял стопку бланков.

— Он выглядит не слишком плохо, — сказал толстый охранник.

— Вы могли его убить, — ответил врач.

Они все струсили. Все произошло в нарушение приказов. Всему свое место и время. А теперь заключенный в ужасном состоянии. Кровь все еще течет, не останавливаясь. Доктор пошел к столу, взял марлевый тампон, прижал его к ране.

Кровь на полу перемешалась с рвотой.

— Не трогайте мою голову, — громко сказал Андрей.

Его снова затошнило. Нет, вроде стало отпускать. И тут же тьма сгустилась у него перед глазами. Он больше не видел ни доктора, ни помощника позади него. Он вдруг ощутил ни разу до того не испытанное им чувство. Оно росло, поднималось и грозило захлестнуть его с головой. «Обреченность», — мысленно произнес он. До этого он никогда не произносил этого слова, но стоило только назвать, и он сразу ее узнал. Он не должен ей поддаваться. Не может впасть в нее. Что бы ни случилось, он должен оставаться в сознании.

Андрей сделал глубокий вдох и наклонил голову, но тьма, подкравшаяся сзади, хлынула вперед и затопила его.

А теперь он в камере. Кровь коркой запеклась у него на рубашке. Свитер тоже жесткий от засохшей крови. Аня сумела бы ее отстирать. Доктор приклеил марлевый тампон ко лбу лейкопластырем. Андрей не помнит, как одевался.

Внезапно над головой у него раздается грохот. Это откинулась заслонка в узком окне на двери. Раздается окрик:

— Встать! Сидеть не разрешается!

Андрей медленно встает на ноги. Головокружение возвращается, но не с такой силой, как раньше. Он прислоняется к стене.

— Встать! Прислоняться к стенам не разрешается!

Андрей встает посередине камеры, отвернувшись лицом от двери. Он свешивает голову вниз, чтобы снова не потерять сознание. В баке в углу бродит дерьмо. К счастью, он больше не чувствует вони. Каменные стены не оштукатурены. На высоте в три четверти от пола в стену, примерно в метре один