Изменник - Хелен Данмор

методично, так же как делал это дома. Он знал: они хотят выбить его из равновесия, чтобы он начал протестовать против того, что с ним происходит. Но для него в их попытках лишить человека последнего достоинства не было ничего нового. Он видел раздетые догола трупы, с торчащими из сугробов конечностями. Он приходил домой, и вместе с ними в квартире жила смерть, удобно вытянув ноги под общим столом, как приехавшая погостить двоюродная бабушка. И тем не менее они выжили.

Как ни странно, Андрею оказалось проще стоять перед ними голым, чем раздеваться под взглядами всех четверых. Один из охранников занял позицию у двери. Он уставился прямо перед собой с пустым выражением лица. Совсем молодой парень. По его говору Андрей понял, что он не ленинградец, а приезжий, видимо, откуда-то из деревни. Другой охранник, толстый астматик, продолжил процедуру.

— Одежду на стул, обувь под стул, — приказал он.

Андрей подчинился и тем временем окинул взглядом инструменты на столе у стены. Стетоскоп, отоскоп, карманный фонарик, вата для мазков, ручной тонометр, расширитель.

— Откройте рот, шире, — сказал мужчина в белом халате.

Андрей открыл рот, но, как показалось охраннику, недостаточно широко, поэтому он схватил его за нижнюю челюсть и изо всей силы дернул вниз. Височно-нижнечелюстной сустав хрустнул, и резкая боль пронзила ухо. Человек в белом халате посветил фонариком Андрею в горло. Андрей чувствовал, что у обоих мужчин пахнет изо рта, слышал свист в легких у охранника. Похоже, толстяку было гораздо интереснее, что у Андрея во рту, чем тому, кто его осматривал.

— Передвиньте язык влево, вправо.

Неужели они думают, что он что-то спрятал под языком: записку или капсулу с ядом. Смех, да и только! Сюжет для рассказа про юных пионеров. Охранник выпустил его челюсть, но назад не отступил.

Они заглянули ему в уши. Оба стояли к нему слишком близко. Грубая ткань формы охранника периодически терлась о его голую кожу. В комнате было холодно, и электрический свет тоже был холодным. Второй охранник переступил с ноги на ногу. Андрею его было не видно, но он услышал скрип сапог.

— Повернитесь. Ноги врозь. Наклонитесь. Не так, полностью. Руками коснуться пальцев на ногах.

Чужие руки взялись за его ягодицы и раздвинули их. Он знал, что за этим последует, и все равно его тело залило волной ярости, когда ему в анус вставили расширитель, повернули его и раскрыли.

Андрею самому много раз приходилось проводить анальное обследование. Перед этим пациента нужно приободрить и успокоить: «Лягте на бок. Да, вот так, все правильно, колени подожмите к животу». Нужно убедиться, что тело пациента полностью прикрыто больничным халатом, за исключением самого отверстия, которое предстоит обследовать. Даже в детях очень силен инстинкт сохранения физической неприкосновенности. И саму процедуру нужно проводить медленно, осторожно, постоянно сообщая пациенту о том, что именно ты делаешь. Вы оба участвуете в этом процессе, потому что вам обоим нужно выяснить, что не так. Необходимо удостовериться, что пациент полностью расслаблен. Некоторые врачи стараются побыстрее свернуть процедуру, но Андрей думает, что чаще всего это происходит потому, что они сами чувствуют себя неловко.

Он погрузился в эти мысли ради ощущения безопасности. Так он снова находится в своем собственном мире. Если бы этот человек был студентом-медиком, он бы добился, чтобы его вышвырнули с курса.

Все его тело содрогается от боли и ярости. Этот, в белом халате — Андрей не собирается называть его врачом — закрыл расширитель и вытащил.

— Выпрямитесь. Ноги вместе. Повернитесь.

Бог его знает, что они надеялись обнаружить у него в заднице. Хотя, конечно, все это делается с другой целью.

Обследование продолжилось. Они измерили ему кровяное давление, посчитали пульс, прослушали сердце и легкие, взвесили, измерили его рост. Как ни пытался Андрей уйти от этого факта, мужчина в белом халате все же был врачом. По меньшей мере, прошел определенную медицинскую подготовку. Молодой служащий присутствовал лишь для того, чтобы записывать цифры, которые тот цедил сквозь зубы. Эти данные присоединят к фотографиям, ордеру на арест и прочим анкетам, а также к списку личных вещей, которые они у него забрали. Должно же это что-нибудь значить, раз они озаботились составлением списка? Если они задокументировали все, что было у него с собой, наверное, в какой-то момент они собираются вернуть все обратно.

Но в глубине души он уверен, что никакого дальнейшего смысла в этом нет. Анкеты и списки не значат ничего, кроме того, что одни нужно заполнить, а другие составить. Если он станет искать в этом логику, то сойдет с ума.

Он не был болен, но, поскольку внешняя, общедоступная информация о его имени, возрасте, дате и месте рождения, роде занятий родителей, классовом происхождении и так далее и тому подобное у них уже была, они решили изучить его изнутри. Им потребовалось знать, как бьется его сердце. Если бы они могли отпилить ему крышку черепа и посмотреть, как работает его мозг, то с радостью бы это сделали. Но тогда бы они его потеряли.

Обследование все тянулось и тянулось. Они не сообщили ему, когда оно закончилось, просто врач пошел к раковине, открыл воду и начал тщательно мыть руки. Андрей слышал, как скребет под ногтями щетка. Он по-прежнему стоял голым посреди комнаты.

— Можно одеваться? — спросил он, но никто не ответил. Как будто он вообще ничего не говорил.

Доктор продолжал мыть руки. Служащий старательно дописывал последнее предложение. Лампочка над головой Андрея загудела, как рассерженная муха. «Скоро перегорит», — подумал он. Ему стало холодно. Он весь съежился, глаза начало жечь от усталости.

«Но это еще не холод», — напомнил себе Андрей. Он вызвал в памяти комнату, в которой они с Аней, Колей и Мариной спали ночь за ночью, крепко прижимаясь друг к другу, одетые в зимние пальто, шапки и шарфы, под всеми одеялами, которые у них были. И все равно мороз пробирал их до костей. Аня спала, обняв ребенка. Она была уверена: если Коля уснет один, то к утру умрет от голода и холода. Вероятно, она была права.

В те дни он медленно, опираясь на палку, ковылял в больницу, а ветер набрасывался на любую торчащую из-под одежды полоску голой кожи, норовя содрать ее