Лже-Нерон. Иеффай и его дочь - Лион Фейхтвангер

проникало в нее дыхание Нерона. Но если это так, то принадлежит ли ей умерший? Испуг и блаженство привели ее в такое смятение, что она почти лишилась чувств.

Она приказала себе проснуться. Она сказала себе, что тело, лицо, маска могут повториться. Но если она хорошенько присмотрится, то заметит, что движения, походка этого человека – иные, что всей своей сущностью он не похож на погибшего. Но она не хочет этого слышать, – по крайней мере, до поры. Она тихо высвободилась из объятий незнакомца. Нежным голосом, еще теплым от возбуждения, спросила:

– Где же ты был все это время? Почему ты не позвал меня?

Теренций подготовился к подобным вопросам и составил ответы в стиле Нерона. Но, актер до глубины души, он сосредоточил в приветствии все, что в нем было нероновского, и в первую минуту выложился так, что теперь был совершенно пуст. Правда, он достаточно владел техникой, чтобы в ответах не сбиться с тона, но воодушевление ушло. Акте пришла в себя, Акте увидела перед собой смешного маленького комедианта. Она смотрела на него с таким же чувством, как на свою любимую птичку, из которой велела сделать чучело и которая стояла в ее комнате, жалкая и немая. Очарование было нарушено, она стыдилась великой, блаженной и полной отчаяния минуты, пережитой ею. И все же она была благодарна Теренцию за эту минуту и не дала ему заметить своего неслыханного разочарования.

В общем, эта первая встреча прошла так, что даже для тонкого наблюдателя могла бы сойти за свидание между подлинным Нероном и его подругой. Но Акте была рада, что его посещение было недолгим. После встречи она почувствовала себя усталой и легла отдохнуть, как всегда. Она приучила себя даже после волнений спать свои два часа; спала она и сегодня. Но через ее сны прошел какой-то дикий, искаженный образ Нерона, и проснулась она более утомленной, чем легла.

В этот день Акте впервые почувствовала себя старой.

Она снова ощущала руки Нерона на своих плечах, кожа ее содрогалась от его дыхания, ее слух, ее сердце полны были голосом Нерона. Чьим голосом? Истинного или поддельного Нерона? Не все ли равно, какое имя носит этот человек? Не довольно ли того, что он существует? Разве это не было неожиданной, невообразимо великой милостью богов? Она готова была принять этого человека – кто бы он ни был – за Нерона, все видя, все слыша. И если порой она сердцем отшатывалась от него, потому что он был грубее, чем тот, кто жил в ее памяти, если ее ум высмеивал ее за то, что она поддалась его игре, – лоно ее тосковало по нем.

Вечером того дня, когда произошла их встреча, Нерон дал в честь Акте пир. Некоторое время он не чувствовал подъема, но потом на минуту его вдруг снова осенило вдохновение великого актера. Осчастливленная этой минутой, она ждала, что он, подлинный Нерон, неожиданно грубым окриком вышлет гостей и жадно на нее набросится. Но он разочаровал ее. Пробыв на пиру положенное по этикету время, он церемонно попрощался и удалился.

То же самое произошло на следующий и на третий день. Тогда она сама сказала ему с естественным бесстыдством любящей женщины:

– Когда же ты переспишь со мной, Рыжебородый Малыш?

Он ждал этого вопроса и заранее подготовил ответ. Он сказал, смеясь:

– Желание вырвать у богов слишком много счастья преступно. Я дал обет, что буду воздержан и лишь тогда лягу с тобой, когда завоюю Антиохию.

Она с болью почувствовала, до какой степени он чужой, до какой степени не похож на Нерона.

Она решила отправиться в Эдессу, а оттуда, не задерживаясь, в Антиохию и Рим. Но, как это ни странно, ей оказалось трудно расстаться с этим человеком. Она осталась – на день, и еще на день, и еще на неделю.

11

Лабиринт

Нерон, как ни был он примитивен и поглощен собой, тонко улавливал чувства окружающих, поскольку они касались его. Он понял, как обстояло дело с Акте и как она смотрит на него. Его прельщала мысль утвердиться именно в ее глазах. От него не укрылось, что Акте, на первый взгляд такую расчетливую и трезвую, он сильнее всего волновал тогда, когда погружался перед ней в свои романтические фантазии. Однажды он предложил ей посетить вместе с ним то место в Междуречье, которое ему дороже всего, – эдесский Лабиринт.

Акте была глубоко удивлена. Когда Марция говорила с ней о Лабиринте, она не думала, что это связано с ее новым Нероном, и сочла слова Марции за бред полупомешанной; тем не менее они наполнили ее любопытством и страхом. Когда же Нерон упомянул о Лабиринте, ее опять охватило волнение, и самое слово «Лабиринт», так гордо и таинственно звучавшее в устах Нерона, показалось ей загадочным и страшным.

В сопровождении Нерона Акте вернулась в Эдессу. Она не хотела утаить от Марции, что Нерон предложил ей спуститься в Лабиринт, но Марция, по-видимому, ничуть не сочла для себя обидным, что не она, а император будет сопровождать Акте. Нерон же ничего не имел против того, чтобы Марция пошла вместе с ними.

Таким образом, они втроем покинули город, перешли через реку Скирт и отправились в Лабиринт. Они были просто одеты и шли без свиты; Нерон не хотел, чтобы народ видел, как они спускаются в Лабиринт. С одним только факельщиком они проникли в огромную, погруженную во мрак пещеру с ее перепутанными ходами. Нерон прекрасно ориентировался здесь. Он шел впереди, не обращая внимания на факельщика, довольно быстро, так что Марция и Акте с трудом поспевали за ним по извилистым, неровным тропам. Наконец Нерон приказал факельщику остановиться и ждать их возвращения.

– Не бойтесь, – сказал он женщинам, велел Марции взять его за руку, подать другую руку Акте и пошел дальше по темному коридору.