Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны - Кит Лоу

Во французской прессе конца 1940-х гг. тоже распространились страшные истории о жестокостях партизан. В 1947 г. премьер-министр от социалистической партии Поль Рамадье указал на подъем забастовочного движения (который был порожден главным образом ростом инфляции, нехваткой продовольствия и падением уровня жизни) и заявил, что это является результатом коммунистической агитации. 5 мая он освободил коммунистов от обязанностей членов правительства, после чего вскрылось несколько коммунистических заговоров, вроде инфильтрации в министерство бывших фронтовиков. Распространялись даже слухи об «интернациональной бригаде», формирующейся на территории Франции.

Однако как бы ни осуждали французские и итальянские политики коммунистическую агитацию внутри своих стран, именно действия коммунистов на международной арене стали реальной причиной беспокойства. Политиков центристских и правых партий по-настоящему пугали не случаи насилия в их городах, а более массовые репрессии в Восточной Европе. Французские и итальянские газеты печатали все более пугающие истории о том, что происходит в Венгрии, Румынии и Болгарии с подтекстом «то же самое обрушится на Италию и Францию, если коммунистам позволить взять власть».

Это также беспокоило и западных союзников, особенно американцев. 19 февраля 1947 г. американский посол во Франции назвал Париж «настоящим центром активности агентов Коминтерна», а «советский троянский конь» «так хорошо замаскирован, что миллионы коммунистических активистов, сочувствующих и соглашателей поверили, что наилучший способ защитить Францию – отождествить национальные интересы французов с целями Советского Союза». Вскоре после этого Дин Ачесон, оценивая силу коммунистов в каждом классе общества, договорился до того, будто захват Советами Франции может произойти в любой момент. Тем временем итальянские дипломаты в Риме говорили о «психозе страха», нарастающем в стране, и предупреждали Государственный департамент США о том, что около 50 тысяч обученных и вооруженных коммунистов готовятся к возможному восстанию в Северной Италии. Это наглядно демонстрирует, какая паника царила в итальянском и французском обществе, отражаясь на союзниках. Действительно, временами казалось, что американцы боятся гражданских беспорядков в этих странах даже больше, чем сами французы и итальянцы. Они всеми силами поддерживали антикоммунистические политические партии и угрожали прекратить любую помощь этим странам, если коммунисты выиграют на выборах.

Ответ правительств обеих стран на подобные страхи был жестким, но эффективным. После еще одной вспышки забастовок и бунтов осенью 1947 г. и нескольких тревожных случаев диверсий вроде крушения экспресса Париж – Туркуэн министр внутренних дел Франции Жюль Мош объявил о полной мобилизации сил правопорядка, включая резервистов и новобранцев. Во время бурных дебатов в парламенте депутат-коммунист от департамента Эро был выдворен из зала заседаний, и правительство предприняло целый ряд неотложных мер, нацеленных на подавление беспорядков.

В Италии, где негодование коммунистов разгорелось из-за тяжелого поражения их партии на выборах 1948 г. и покушения на Пальмиро Тольятти в июле того же года, гражданские беспорядки были хуже, чем во Франции. Коммунисты ответили серией забастовок, бунтов, похищений людей и даже саботажем на железных дорогах страны, протянувшихся с севера на юг. В ответ на это итальянское правительство запустило циничную программу антикоммунистических мер, в ходе которой были произведены массовые аресты профсоюзных деятелей, бывших партизан и членов компартии. Это была явная попытка запугивания, о чем свидетельствуют результаты арестов. Из 90–95 тысяч коммунистов и бывших партизан, арестованных в период между осенью 1948 г. и 1951 г., только 19 тысячам человек было предъявлено обвинение и только 7 тысяч признаны виновными в том или ином преступлении. Остальные в течение разного времени содержались в «превентивном тюремном заключении». Речь шла о партийном ядре, особенно бывших партизанах, к ним применили самые жестокие меры. Из 1697 бывших партизан, арестованных в 1948–1954 гг., 884 человека были осуждены в общей сложности на 5806 лет тюремного заключения. Некоторых судили за преступления, совершенные во время освобождения, несмотря на предполагаемые амнистии, объявленные в 1946 г. Этот «суд над Сопротивлением» был гораздо более жестоким, чем какие-либо чистки общества от фашистов. Его смысл понятен: «герои» 1945 г., освободившие север Италии от власти фашистов, в конце концов стали новыми врагами.

Учитывая силу страха, который преобладал на всех уровнях общества во Франции и Италии в послевоенный период, неизбежно возникает вопрос: насколько вероятна была возможность того, что власть могли взять коммунисты? В то время эта угроза, очевидно, воспринималась очень серьезно, но, оглядываясь в прошлое, следует сказать, что подобный исход был невозможен ни при каких обстоятельствах. Коммунистам никогда не удавалось завоевать и трети голосов избирателей ни в одной стране, и даже при поддержке социалистов они лишь мимолетно получили абсолютное большинство голосов во Франции. Их единственная реальная надежда на завоевание власти состояла в том, чтобы убедить своих партнеров по коалиции отдать им не только должность премьер-министра, но и контроль над всеми ключевыми министерствами. Но, как заметили в июле 1945 г. наблюдатели из числа союзников в Италии, правые и центристские партии никогда не допустили бы этого, потому что были уверены в стремлении коммунистов создать однопартийное государство: «Позволить левым прийти к власти было бы равносильно подписанию их собственных смертных приговоров». В обеих странах коммунисты неоднократно оттеснялись от самых важных постов в правительстве.

Поэтому единственным способом, с помощью которого коммунисты могли завоевать абсолютную власть, стала бы полномасштабная революция. Даже если бы население Италии и Франции склонилось к такому исходу, его не допустили бы западные союзники. На протяжении месяцев после освобождения англичане и американцы держали огромные армии в обеих странах, вполне способные подавить коммунистический мятеж. Позднее, когда военное присутствие союзников уменьшилось, Америка стала утверждать свою власть посредством скорее экономической, нежели военной силы. Изгнание премьер-министром Италии Де Гаспери коммунистов из правительства стало возможным только благодаря массированной помощи стране. Точно так же французы, надеясь на возрождение своей подорванной экономики, знали, что им нужно полагаться на деньги Америки.

Поэтому мысль о том, что коммунисты могли завоевать или захватить власть, не что иное, как иллюзия. Обе страны зависели от союзников, и правительства не имели никакой реальной власти без поддержки Америки. Более прозорливые члены коммунистических партий обеих стран признавали это. Как написал в 1973 г. бывший член северного комитета КПИ Пьетро Секкья: «В настоящее время у молодых людей, которые читают определенные романтизированные истории о нашей войне за освобождение, складывается впечатление, что мы держали в руках властьи оказались не способны или, хуже того, не в состоянии удерживать ее (по какой-то неизвестной причине). Совершить если не пролетарскую революцию, что совершенно исключено, то, по крайней мере, ввести прогрессивный демократический режим. Дело в том, что ввиду обстоятельств, в которых в Италии и Европе проходила война за освобождение, мы(когда я говорю «мы», я имею в виду антифашистов – CLNAI – Комитет национального освобождения Италии) никогда не обладали властьюи были не способны захватить ее».

Тольятти и Торез многократно подвергались критике со стороны левых за решение вести свои партии после войны по демократическому пути. Многие их товарищи обвиняли их в неспособности перехватить инициативу и совершить социальную реформу, которую так ждали многие. Но оба лидера реально оценивали ситуацию, понимая, что во Франции и Италии невозможна насильственная социальная революция. Они твердо верили в демократический путь, единственно возможный для коммунизма во Франции и Италии, даже если он вряд ли принесет им когда-нибудь настоящую власть.

История подтвердила правильность их выводов. Яркий пример хаоса, который мог бы последовать, пойди они по пути революции, можно проследить, обратившись к событиям, которые происходили в это же время на другом берегу Адриатики. В Греции, где политики-коммунисты все же предпочли выйти на демократическую арену, начиналась кровопролитная гражданская война, еще более жестокая, чем оккупация нацистов. В следующей главе мы поговорим о том, как с помощью англичан и американцев эта гражданская война закончилась полным уничтожением коммунистической партии в Греции и жестоким подавлением левого уклона в политике на протяжении последующих тридцати лет.