Тремор - Каролина Эванс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты всегда говоришь это, когда у меня трудности. Всегда! Хотя даже ничего не знаешь о них.
Глубоко вздохнув, отец пристально взглянул на него. Брови поползли вверх, губы не то в усмешке, не то в смущении расплылись в стороны.
— Да какие у тебя могут быть трудности? Оглянись вокруг. Посмотри, где ты находишься. Бесчисленное количество комнат, все как из люксового каталога с видом на элитные улицы Нью-Йорка. Каждый день ты, кривляясь, получаешь уйму денег. Это то, что ты хотел, но тебе мало даже этого. Даже сейчас ты выставляешь себя бедным мальчиком, занимаясь непотребством, так еще и смеешь обвинять меня в этом.
— Блять, господи! — закричал Кирилл себе в ладони.
— Ты с детства внушал мне, как важно быть крутым и уважаемым, и знаешь что? Всем плевать на меня! Нет ни одного человека, которому хоть немного было бы небезразлично то, что у меня внутри. Меня ежедневно окружают десятки, сотни, тысячи людей, и все, что им нужно — это поиметь выгоду. Выжать из Мистера Кира все соки, весь хайп, все, что он может дать им. И все. Неужели ты не можешь понять, как мне одиноко здесь?!
— Сынок, — осторожно подошла к нему мама.
— Ты сам выбрал такую жизнь. Она непростая, но… ты выбрал ее сам.
Сказав это, она хотела его обнять, но Кирилл отошел от нее. Из глаз вновь полились слезы. Тогда отец взял ее за руку и повел к выходу. Обернувшись, он с прежней суровостью взглянул на него.
— Если бы ты пошел за мной в Газпром, ты бы не был одинок. Подумай об этом.
Кирилл с силой захлопнул перед ним дверь.
Раздался крик. Такой, словно его издало раненное животное. Костяшки рук с силой разбивались об стену. Из прихожей упали все ящики и шкафы, стеклянные полки, что на миг заглушили его.
Он ошибся. Ничего не изменилось. Эти слова, такие едкие, убили все хорошее, что в эти дни произошло с ним. Как и всегда, его не слышали, а то, что воспринималось им, как гордость, примирение, забота, относилось не к нему, а к его бренду. Они забыли, какой он на самом деле. А, вспомнив, тут же отреклись от него.
Кирилл обессилено скатился вниз. Ярость закончилась, и пустота внутри вновь прожгла его сердце.
* * *
До самого вечера Кирилл просидел у двери. Небо за окнами меняло цвета, освещая все разными оттенками комнату. Он не замечал этого. Взгляд померк, все вокруг исчезло.
Шли часы. Эмоции давно утихли, но мысли все еще складывались в ряд перед ним. На обрыве они неизменно сталкивали его в пропасть. Резкое давление, щелчок и перед ним вновь пустота, вновь та безысходность. Ничего не изменилось. Он, как и прежде, стоит в тупике без понятия, куда идти и что делать дальше. Ведь феникс не взлетит. За спиной уже давно нет крыльев.
Закрыв глаза, Кирилл представил, что ждет его впереди. Вечный прицел камер, контроль над каждым его шагом, пропасть. Золотая клетка, вероятно, станет платиновой, и он уже никогда не освободится от ее оков. А уйти… Нет, это слишком сложно. Уйти можно по-другому.
Он встал. Рука потянулась к барной стойке. В одном из ящиков лежала палетка. Открыв ее, Кирилл с облегчением обнаружил в ней дозу. Белый порошок предательски поблескивал в ярко-алых лучах солнца.
Вдохнув дорожку, он сел на диван. Боль ушла, оставив после себя завесу эйфории и каких-то новых, ранее заблокированных чувств. Закрыв глаза, он улыбнулся. Больше ничего не тревожило его.
— Зачем ты делаешь это?
По телу прошла дрожь. Кирилл узнал этот голос.
— Откуда ты здесь?
Она мягко села рядом с ним. Она — такая спокойная, в желтом шифоном платье, с грустной улыбкой и бесконечно любящим взглядом.
— Пойдем со мной.
Комната исчезла, и они оказались где-то на лугу. Пошли куда-то вниз по склону.
Таня шла все быстрее. Кирилл уже едва мог догнать ее. Земля под ногами становилась все тверже. На ней все меньше цветов, все суше трава в каменистой почве.
Он смотрел лишь на нее. На летящие по ветру кудри, ее шаг, на ускользающий подол платья. Абрикосовые духи уже начали сводить с ума. Хотелось коснуться ее плеч, обнять и забыться. Но она все бежала вперед, все дальше и дальше, ни разу не обернувшись на него.
Кирилл ощутил запах дыма. Только тогда он отвел взгляд от Тани. Вокруг было бесконечное поле с шафраном, голубое небо и редкие домики вдалеке. Больше ничего, хотя гарь била в нос все отчетливее.
Они все ускорялись и ускорялись, пока Таня резко не замерла у края пропасти. Впереди раскинулся другой холм, еще одно такое же поле. Только там не было трав, кустов, и даже небо затянулось черно-бурыми тучами. Там бушевал пожар. Объедал ветки, разгораясь все больше, хотя уничтожать ему было уже нечего.
— Скоро мы тоже сгорим, — сказала Таня.
Кирилл с испугом взглянул на нее. На месте глаз полыхало два огненных зарева.
* * *
Но после этого она не исчезла. Они вновь вернулись в гостиную. Наблюдали, как редкий дождь перерастает в ливень. Как его стук заглушает все звуки, отделяя от них серый город.
Каждое ее слово создавало резонанс в воздухе. Каждый взмах ресниц, движение ладони открывали перед ним новый мир. Мир, в котором есть лишь она и тот прежний Кирилл, что когда-то был счастлив с ней.
Он лежал на ее коленях. На мягкой, почти воздушной ткани платья. Он проводил по нему рукой, иногда с силой вцепляясь пальцами. А она смотрела на него. Нежно, с трепетом. Стирая слезы с щек, встречая улыбкой его облегченные вдохи.
— Почему ты оставила меня? — спросил Кирилл едва слышным шепотом.
Таня склонилась к нему.
— Я не могла иначе. Не все случается так, как мы хотим, но я тоже вижу сны о тебе. Так же, как и ты ночью. Не плачь, — крохотные пальчики заскользили по его коже.
— Боль — очищение, боль — рост, но даже с ней стоит радоваться жизни.
Усмешка пронзила разгоряченное лицо.
— Не смеши меня. И вообще замолчи. Просто обещай, что не уйдешь. Что всегда будешь рядом.
Кивнув, Таня отвернулась к окну. К серому небу и стеклянным фасадам нью-йоркских высоток. А он все смотрел на нее. На то, как колеблются у шеи кудри,