Презумпция невиновности (СИ) - "feral brunette"

Она просматривала свои записи, пытаясь принять в голове очень важное решение для себя, но пульсирующая боль в висках не давала сосредоточиться. Ей не удалось вчера взвесить все «за» и «против», будто бы Гермиона ждала, что всё разрешится само. Миссис Малфой всё утро была на нервах, ежеминутно боролась с желанием поговорить с адвокатом своего сына, но их разговор ограничился лишь утренним приветствием. Женщина переживала, но вряд ли догадывалась, что куда сильнее переживала сейчас Гермиона, которая не знала, как взять все свои эмоции под стальной контроль. Вчерашний разговор с Гарри, а потом и с Драко, опустошили её до предела, оставив лишь малость сил для сегодняшнего дня.

Мимо проходящие министерские служащие кивали ей, узнав к ней ту самую Гермиону Грейнджер, а она в ответ лишь улыбалась, не проронив ни слова. Только за улыбкой этой скрывался какой-то душевный надлом. Новый.

Колдографии и статьи с упоминанием её имени были частым явлением в Америке, да и в Англии она успела прославиться, взявшись за дело Малфоя, но вот сегодня ей хотелось стать безликой — слиться с толпой, скрыть своё лицо и перестать быть Гермионой Джин Грейнджер. Она хотела просто на миг узнать, каково это — быть кем-то другим, с другой судьбой и совершенно нормальной жизнью. Но ей такая роскошь была непозволительна, потому что всё уже было давно известно.

Когда-то эти таблетки точно убьют её, но она подумала об этом, когда уже выпила три сразу, запив это глотком холодной воды. Вряд ли они ей помогали, но Гермиона продолжала закидываться ими, как паршивый наркоман, который без дозы света белого не видел. Девушка подождала десять минут, а после вышла со спальни, прижав к груди блокнот — ей не требовалось записывать показания Малфоя, но это помогало немного отвлечься от закрадывающихся в голову мыслей.

— Ты снова меня удивляешь, — тихо проговорил Драко, когда она без стука зашла в его спальню. — Я думал, что ты видеть меня не захочешь, а ты решила снова провести допрос. Ну что же, давай поговорим.

Ей действительно было всё ещё не по себе после того, как она увидела могилу своих родителей, но Грейнджер не хотела думать о том, почему Малфой перенёс её туда. Она не стала искать в голове ответы на волнующие вопросы, решив, что и Драко она их не задаст. Её уже не должно было хоть что-то удивлять, потому что они оба были безумными в своих решениях и действиях. Разница была лишь в том, что Гермиона начала принимать своё безумие, а Малфой ещё не догадывался о своём. Наверное.

— Я не знаю, почему слушание перенесли, но считаю, что всё, что случается — не просто так, поэтому нам действительно стоит поговорить, — Гермиона говорила через ком в горле. — Очередное судебное заседание ничего не даст, кроме того, что дело снова затянется. Веские доказательства Визенгамота просто развалятся после заключения Януса Тики.

— Хорошо.

— Ты говоришь о том, что пытаешься закрыть свои воспоминания о той ночи в самый дальний ящик, но при том тебе абсолютно всё равно на исход этого дела.

— А чего ты ждала, Грейнджер? Что я буду с бубном плясать и в волшебный шар заглядывать? Я рад, что есть люди, которые верят в мою невиновность, но мне от этого не холодно и не жарко — мне всё равно.

— Пустовато внутри, да? — девушка села на кровать, чтобы быть подальше от Малфоя. — Я знаю это чувство.

От простыни чувствовалось тепло — он встал с кровати буквально за миг до того, как она вошла в спальню. Его тепло было другим: леденящее душу, острое и немного болезненное. Гермиона одёрнула руку, положив её на колено, чтобы избавиться от зарождающегося чувства былой ностальгии, которую сложно было назвать приятной. Обычно, когда она чувствовала тепло Малфоя, то в след за этим прилетала очередная стрела в сердце — очень ядовитая, и далеко не от Амура.

— Очень жалкое, но весьма уничтожающее чувство, — Малфой достал из вазы белую розу. — Ты не любишь цветы?

— Ненавижу, — коротко ответила Гермиона. — Астория любила гортензии, а не розы.

Драко посмотрел на неё, а она отвернулась, когда поняла, что сказала кое-что неуместное. Это было слишком неаккуратно и глупо.

— Ты любила полевые цветы, — он оторвал несколько лепестков от бутона. — Говорила, что самый верный способ заставить кого-то улыбаться — это подарить букет полевых цветов.

Она молча вышла с его спальни, так ничего и не записав в рабочий блокнот, а когда вернулась к себе, то достала из-под кровати старый потёртый ежедневник.

19 сентября, 1993 год.

Это был не Рон, и не Гарри. Они даже не помнят о том, что я люблю полевые цветы, но этот букет так прекрасен.

Она совсем не смотрела на Нарциссу, а только себе под ноги, продолжая думать о том вечере, будто бы в нём было что-то слишком важное. Никто, возможно, и не увидел бы в этом диалоге чего-то невероятного, но вот Гермиона и Драко сказали друг другу значительно больше в этот вечер, чем за всю свою жизнь. Они признались друг другу, не сказав ничего конкретного.

Грейнджер встала за трибуну, пропуская мимо ушей какие-то вопросы судей, и совсем не обращая внимания на волнение миссис Малфой, которая побледнела до предела, снова оказавшись в зале суда.

— Закрытое судебное слушание от девятого августа две тысячи восьмого года в связи с новоявленными фактами в деле Драко Люциуса Малфоя, объявляется открытым, — звук молотка вырвал её из воспоминания и ступора. — Мисс Грейнджер, прошу Вас.

В голове было пусто и помогало лишь то, что под руками были её записи, с детально прописанной речью. Гермиона была трудоголиком до мозга костей, даже когда дело было таким складным и шитое белыми нитками. Сегодня даже Огден был, на удивление, весьма вежливым, будто бы прибывал в нужном расположении духа — всё было так неправильно: начиная от милого старика-судьи и заканчивая тем, что Грейнджер пыталась до сих пор оставаться адвокатом Малфоя вместо того, чтобы просто бесследно исчезнуть из Мэнора, словно её там никогда и не было.

— Спасибо, господин судья, — прокашлялась девушка. — Двадцать первого июля я получила разрешение от Министра на привлечение к делу мистера Януса Тики, который является ведущим специалистом больницы Святого Мунго в области чар памяти и разума. В присутствии мистера Гарри Поттера — главного аврора, мой подзащитный был введён в состояния гипноза.

— Не считаете ли Вы, мисс Грейнджер, что гипноз — это не совсем подходящая процедура для магического мира? — раздался женский голос одной из судей. — Я понимаю, что было получено разрешение, что присутствовал мистер Поттер, и уж тем более, я не сомневаюсь в компетентности мистера Тики. Я сомневаюсь в том, что гипноз может тягаться с сывороткой правды.

Кто бы мог сомневаться в том, что чересчур консервативная и параноидально правильная Англия не усомнится в столь магловском способе достучаться до правды. Гермиона улыбнулась, перевернув страницу в своих записях, где имелись записи самого Януса. Мужчина любезно согласился более подробно проконсультировать девушку касательно вопроса гипнотерапии, потому что сам не раз сталкивался с непониманием со стороны магического мира.

— Гипноз — это временное состояние, характеризующееся резкой фокусировкой внимания на определённых моментах жизни пациента, — её голос почему-то начал дрожать. — Вопреки распространённым заблуждениям, состояние гипноза не похоже на сон. Это состояние не может быть вызвано против воли, о чём мистер Малфой был предупреждён, и позволил мистеру Тики провести сеанс гипнотерапии. Гипноз увеличивает вероятность проявления ложных воспоминаний, коими и являлись те, которые мой подзащитный дал, будучи под воздействием сыворотки правды.

— Вы могли внушить правду своему подзащитному, мисс Грейнджер, — подключился Огден. — Сыворотка правды оттого так и называется, потому что предназначена для выявление правдивых показаний.

— Могла, но не делала этого, мистер Огден, — её голос становился тише, а по телу начала разливаться странная усталость. — К делу приобщены все мои воспоминания о беседах с мистером Малфоем, чтобы судейская коллегия могла убедиться в том, что ничего компрометирующего и ложного я ему не внушала…