Презумпция невиновности (СИ) - "feral brunette"

— Мне хочется складывать журавликов за твою душу, Гермиона, — Поттер накручивал на пальцы её локоны. — Я чувствую, как тебя затягивает во тьму, и мне хочется вывести тебя из неё, пока не поздно.

— Не затягивает, — глухо ответила девушка. — Меня туда уже затянуло, когда я решила молчать. Это молчание меня затягивало. Много лет подряд.

— Поговори со мной, не молчи, я прошу тебя. Я же всегда готов тебя выслушать, потому что я знаю тебя.

— Я всегда высмеивала Стокгольмский синдром, потому что считала, что его жертвой могут стать лишь по истине слабые люди, но как оказалось, я ничем не лучше них. Стокгольмский синдром — пассивная психологическая реакция на нового хозяина, важнейший инструмент выживания. Либо приспособишься к тому, кто тебя поймал, либо тебя съедят. Я приспособилась.

— Ты о чём? — она услышала, как голос Поттера вмиг пропитался волнением. — Что случилось, Гермиона?

— Среди всех моих диагнозов, этот занимает не последнее место, — девушка подняла голову. — Я смирилась с тем, что Малфой — мой насильник, мой убийца, мой враг, но я приспособилась к этому и даже начала его защищать. Пусть и от самой себя.

Гермиона смотрела на Гарри с мольбой в своих карих глазах, будто бы умоляла его услышать её, чтобы ей не пришлось озвучивать всё самой. В этот момент всё выглядело так, будто бы она пришла на исповедь к своему самому близкому человеку, который навсегда прочно засел в её сердце. В ней было что-то неподдельное — это её слова о том, что она любит его.

— Расскажи мне, моя хорошая, — он говорил аккуратно и тихо. — Чего ты боишься? Что тебя гложет?

Гарри много раз спрашивал её об этом, но она всегда выбирала в ответ либо молчание, либо враньё, но не сейчас. Игра больше не стояла свеч.

— Я совсем одна…

— Ты боишься одиночества? — парень пытался нащупать правильную нить этого диалога.

— Я боюсь боли… А одиночество — это ноющая боль. Разве нет?

— Но у тебя есть я, — он присел на корточки, коснувшись рукой её подбородка. — Я прошу тебя — не забывай никогда обо мне, не забывай о том, что у тебя есть я.

— Любовь требует забытья в чувствах, а ненависть — концентрации для просчета действий. А что делать, если я запуталась в том, чего во мне больше?

Зелёные глаза Гарри потемнели. Он снял очки и потёр переносицу, а Грейнджер поняла, что наконец-то смогла озвучить хоть каплю того, что скрывала, а Поттер начал её понимать. Она была уверена в том, что её лучший друг, который знал её с детства, различал все оттенки её настроения, и сам давно догадался, но отказывался в это верить. Порой это было слишком очевидно, чтобы отрицать это.

Ей предстояло озвучить ещё много из того, о чём он догадывался, но от чего отмахивался.

— Ты любишь его, — протянул Гарри. — И всегда любила.

— Да, — по щеке скатилась слеза. — Эта любовь уникальна своей болью и абсурдностью. Её не должно было быть, потому что она — порождение всего самого наихудшего, что может быть в нашем бренном мире.

Откровение — это пытка. Откровение с самым близи человеком — это смерть, а точнее её касания, которые на минуту останавливают сердце, но потом снова запускают его, чтобы повторять это бесконечное количество раз. Это ни разу не просто, но пришла пора открыть гнилые дверцы своей душонки для того человека, который действительно всегда был рядом.

— Ты жалеешь о том, что любишь его? — Гарри достал с кармана платочек, аккуратно вытер слезы с её лица. — Это должен был быть кто угодно, но не он.

— Любой выбор порождает возможность сожаления. Жизнь без сожаления — это не жизнь. Сожалеешь не о том, чего не сделал, а о том, что мог бы сделать, — девушка прикусила губу. — Это было необратимо, потому что коснулось не только меня, но и его тоже.

Каждое слово, каждая фраза — это кричащий ответ на главные вопросы этой грустной и жестокой истории.

— Раньше я боялась потерять память, но теперь была бы счастлива кое-что забыть. Память — как фреска в моей голове. Она делает события вечными, но забывчивость дарит умиротворение. Нужно забывать, а я не могу, — продолжила Гермиона. — Я лгала тебе слишком долго, Гарри, но ты же и сам это видел. Ты чувствовал каждую мою ложь, но продолжал в ответ лишь обнимать меня, защищая нас обоих от правды. Ты боялся ранить меня, а боялась ранить тебя, потому что то, что скрывается за хрупкими стенками моих мыслей — это Ад. Я прошла его ещё в Хогвартсе, но только сейчас готова тебе это рассказать.

— Я рядом, чтобы бы там ни было, — парень притянул её руку к своей груди. — Ты в моём сердце, Гермиона. Ты — мой самый близкий человек, самый родной, и я всегда буду на твоей стороне. Я до последнего буду рядом, потому что я обещал тебе.

Острые слова крутились у неё на языке, но она продолжала молчать. Ладони вспотели, руки задрожали, а лицо снова блестело из-за слёз — это было гораздо сложнее, чем могло показаться.

— Я просто шла в гостиную, — Гермиона набрала полные лёгкие воздуха, но говорила совсем тихо. — Они вышли мне на встречу, но я даже не придала этому значение… Сколько учеников можно было встретить в коридоре? Много. Он окликнул меня, а я даже не помню, что ответила ему, потому что в следующий миг почувствовала, как меня ударили по голове… Я бы отдала всё на свете, чтобы не приходить в себя, но им так было неинтересно…

Грейнджер одёрнула руку, почувствовав отвращение от прикосновений Гарри. Ей снова стало противно от того, что кто-то касается её, что снова кто-то находился столь близко к ней. Она вспомнила, как можно умирать от боли после того, как чьи-то чужие руки без спроса коснутся её бледной кожи. Именно в этот самый момент Гермиона вернулась на много лет назад, чувствуя, как по спине пробежал холодок каменного пола Выручай-комнаты.

— Не нужно, — прервал её Гарри. — Не говори, если тебе больно говорить об этом.

— Они меня изнасиловали! — выкрикнула девушка и подорвалась на ноги. — Они просто использовали меня, как игрушку! Они просто решили, что со мной можно так поступить — просто поразвлечься, оставив на теле больные напоминания об этом, а потом оставить умирать, словно я — уже мертва. А я хотела быть мёртвой, Гарри… Я не хотела больше жить, потому что знала, что навсегда запомню весь тот ужас…

Вот она — та самая болезненная часть скрываемой правды. Гермиона столько лет вынашивала её в себе, наивно полагая, что когда-то станет терпимо, но с годами становилось только хуже. Всего на минуту она задумалась о том, как бы сложилась её жизнь, если бы ей хватило смелости признаться в этом тогда? Возможно, что всё было бы иначе — она могла стать счастливой, преодолев боль тогда, но нет. У неё был шанс, совсем мизерный, но был.

Поттер встал, но Грейнджер отмахнулась, не позволив ему прикоснуться к ней. Она не хотела, чтобы он случайно задел те шрамы, которые вновь начали гореть под одеждой. Это больше не было прошлым — это было просто частью её жизни, недописанной главой, к которой она снова вернулась, как писатель-неудачник.

Гермиона плакала, срывая голос, вцепившись ногтями в бёдра. Ей хотелось снова ненавидеть весь мир, желать смерти Малфою, оправдать все свои поступки тем мраком, в который превратилась её искалеченная душа. Она снова пыталась вернуться в начало, когда сил ей предавало желание отомстить и увидеть отпечатавшееся горе в серых бездонных глазах, но Грейнджер просчиталась. Столько лет собирала пазл воедино, связывая всё красными нитями, чтобы вот так глупо проиграть.

Всё плыло перед глазами, а земля уходила из-под ног, готовя Гермиону к тому, что сейчас её опять ждёт очередной приступ адской боли, но тёплые цепкие руки отрезвили. Гарри всё же обнял её, прижимая к груди, как можно сильнее и не давая выпутаться. Он что-то шептал ей на ухо, а девушка пыталась оттолкнуть его, пока кости не успели превратится в пепел. Она могла поклясться, что просто начала гореть в костре собственных тёмных и кровожадных надежд.

— Он был там, Гарри! — снова закричала Грейнджер. — Он нашёл меня, но просто ушёл! Он оставил меня там, пока я лежала и умирала, а после продолжал издеваться надо мной! Я плакала! Я плакала, пока он уходил, оставляя меня!