Попытка говорить 2. Дорога человека - Анатолий Нейтак

Вот очередной идеально круглый проход, совсем короткий, за ним – неправильной формы куполообразный зал, из которого выводят ещё два прохода: налево и прямо. Такие же круглые, только диаметром поменьше.

ЛиМаш: "Удивительно. Никогда не подумал бы, что застывшая красота тоже может быть настолько притягательной… странной, но впечатляющей".

Я: "Ну, лично ты сюда попасть не можешь, и транслировать тебе мои впечатления – самое малое, что я могу сделать, чтобы разделить с тобой это небольшое приключение".

"Благодарю тебя за удовольствие".

"И я благодарю тебя – за компанию".

Гулкие "голоса", бормочущие у меня в виртуальных "ушах", на миг притихли. Словно не только я их, но и они меня могли слышать. А, собственно, почему бы нет? Я вовсе не пытался как-то маскировать своё присутствие; в конце концов, моей целью был контакт и общение, а не шпионская миссия в логове врага.

Даже странно, что я вообще вспомнил здесь и сейчас само это понятие: "враг".

Так. Вернёмся в реальный мир. Прямо или налево? Пожалуй, лучше прямо. Налево, если что, я всегда успею, мельком подумал я, столь же мельком хмыкнув нечаянной шутке. Фраза про "налево" давно не имела для меня второго смысла: в большинстве языков Пестроты для этого дела имелись иные эвфемизмы.

(Разумеется, сие касается только тех языков, для обладателей которых вообще можно говорить о возможности нарушения супружеской верности… Взять хоть тех же дельбубов: какая может быть неверность у существ, не знающих самого понятия "брак"… да что там – даже двуполого размножения! Я назвал их живородящими лишь потому, что в процессе их "почкования" отпрыск получает немалую долю ментальной общности с породителем. Как раз огрублённо соответствующую общности матери и ребёнка, выношенного ею и вскормленного…)

Намёрзшие на стенах, полу и потолке кристаллы сверкают тысячами крошечных радуг, отражая миллионы спектрально чистых цветов и слегка светясь собственным, нежно-фиолетовым пламенем. Я плыву по самой середине этих радужных тоннелей, словно огромная рыба; переливы чистейших оттенков завораживают и отталкивают одновременно, зрелище притягивает и затягивает, как калейдоскоп – или психоделический сон. Хрупкость окружающего меня со всех сторон нерукотворного чуда усиливает тайный трепет. Я гость здесь, и потому я должен быть очень, очень осторожен…

ЛиМаш: "Всё-таки в этой застывшей красоте тоже есть своя прелесть".

Я: "Да, ты совершенно прав. Смотри моими глазами и наслаждайся".

Вот очередной идеально круглый проход, совсем короткий, а за ним – неправильной формы куполообразный зал, из которого выводят ещё два прохода. Один налево, другой прямо. Оба такие же круглые, только диаметром самую малость поменьше. Какой выбрать? В прошлый раз я полетел прямо, а…

Стоп. Стоп-стоп-стоп!

Какой ещё, в поганьску дупу, "прошлый раз"?!

Гулкие "голоса", бормочущие у меня в виртуальных "ушах", на миг притихли. А потом восстали штормовым хором, инфернальным крещендо, прекрасным и жутким, как лик Медузы Горгоны, чей прямой взгляд обращал в камень всё живое. Нить ментального контакта с ЛиМашем едва не потерялась на фоне этого хора, и впервые за время спуска в пещеры меня пронзило сдвоенное ощущение неправильности и опасности.

Назад! Быстрее!

Развернувшись, я на миг заледенел: прохода, через который я влетел в зал, не существовало. Причём не существовало качественно: его не завалило, не перегородило бесшумно выдвинувшейся плитой и так далее – его просто не было. Никогда. И даже слой хрупких, сияющих своим внутренним огнём кристаллов на том месте стены, где должен был открываться проход, не казался более тонким, чем на соседних участках…

Что это всё означает? Во что я вляпался по незнанию и фатальной неосторожности?!

А-а, не важно. Что бы это ни было, надо отсюда убираться, причём как можно скорее. Разгадывать загадки можно и потом, в более благоприятной обстановке.

Ага. Выбираться, значит. А как?

"Голоса" выли, стенали, ворчали, декламировали, хохотали. Они рыдали навзрыд, беззаботно посвистывали, переругивались, вели философские диспуты, подбирали рифмы, угрожали, молили, предостерегали, визжали, ухали… но все они, сколько их ни было, словно в едином порыве насели на эфемерную ниточку, связывающую меня с ЛиМашем и миром за пределами пещер, тщась оборвать её. А если не оборвать, так хоть заглушить.

Подсказка предчувствия словно поставила на обратный отсчёт таймер: ещё немного, и…

Когда сражаешься за собственную жизнь, о деликатности не вспоминаешь. Я включил одну из недавно придуманных модификаций Червероста, превратившее сферу защиты в гигантский бурав, и ввинтился с его помощью в холодный камень. Брызнули во все стороны осколки кристаллов. Повисла в оставляемом мной проходе мелкая каменная пыль. Впрочем, большую часть каменного монолита модифицированный Черверост попросту дезинтегрировал, превращая в чистую энергию и сбрасывая эту энергию в великое молчание Предвечной Ночи. Не всё же мне черпать из неё, порой можно поступать и с точностью до наоборот…

Но место, в которое меня угораздило попасть, уже сыграло со мной дебют игры, в которой задействовало, помимо материи, пространство и время. Замеченное мной удвоение реальности совершилось неспроста. Нить мысленного контакта с ЛиМашем затанцевала, задёргалась меж лживых отражений. Вектор силы тяжести завертелся, как стрелка компаса в границах магнитной аномалии, пол, потолок и стены менялись местами во внешне хаотичном, но при этом вполне целенаправленно сбивающем с толку танце. Пробитый мной коридор извивался и петлял за моей спиной, как пьяный в дупель дождевой червяк, хотя я, разумеется, старательно выдерживал одно-единственное направление… во всяком случае, старался это делать.

Определить, куда я на самом деле продвигаюсь, в условиях этой сумасшедшей карусели оказалось нечеловечески сложно.

К счастью, я всё-таки уже не совсем человек. Да и зашёл не так далеко в пещерный лабиринт, чтобы потеряться в нём безнадёжно. В облаке мелких острых осколков, каменной крошки и тонкой, едва ли не атомарной пыли я вырвался из недр спутника. И ЛиМаш, словно карманная звезда, сиял своим тороидальным телом всего в пяти километрах правее и выше.

Вовремя.

"Голоса" разочарованно взвыли и заглохли. Все, разом, как и не было их. А потом позади раздался… ну, пусть будет – звук. Мягкий и влажный, похожий разом на чавканье, хлюпанье и тот вздох, который возникает при герметизации обрезиненного вакуум-люка. Если бы я по-прежнему пребывал в человеческом теле, от этого "звука" я в один миг покрылся бы полулитром ледяного пота. Впрочем, позднее он и без того навещал меня в редких ночных кошмарах. "Звук" нёс с собой липучий маслянистый ужас, смешанный с облегчением.