Топографический кретин - Ян Ледер

И тут же, узрев возвращение товарищей и поняв, что можно наконец перестать сдерживать себя, как-то вмиг очень густо покраснел. Остальные, избегая презрительного взгляда официантки, постарались оставить ей максимально возможное количество чаевых — и рванули на выход.

Отходили долго. Понимали, что нужно совершить работу над собой, привести себя в состояние, которое соответствовало бы если не поводу — дэрэ всё-таки, — то хотя бы количеству выпитого: зря, что ли, потратились на алкоголь? Меняли темы, пытаясь нащупать плодотворную, пересказывали друг другу байки, ржали над несмешным, но ощущение пережитого позора оказалось ужасно прилипчивым, сидело, как перчатка из тонкой лайки на дородной ладони, и слезать не желало.

Так и тыркались, как слепые котята, практически до самой общаги № 1, когда всплыло, наконец, хоть что-то перспективное: обсуждение выдающихся качеств давешней официантки. Однако тут Илья внезапным, но выразительным жестом попросил всех заткнуться и уставился на газон, обрамляющий знакомый до последнего кирпичика фасад места совместного проживания.

— Стопаньки-попаньки, — произнёс он и безрассудно, как лунатик на луч, двинулся в сумеречные заросли. Через секунду оттуда донёсся восхищённый голос: — Ну точно! Два куста!

— Да ладно, не гони, — отозвался Михеич Ким, — Полынь, наверное.

— Я тебе что, баклан? — возмутился Илья из темноты, пошуршал там чем-то, чертыхнулся и вытащил на свет уличного фонаря два метровых стебля с юными, сочными, растопыренными листьями и запахом, совершенно не похожим на полынный. — Прикинь, ботаник!

— Нормально, — резюмировал Гусси. — Откуда она здесь взялась, в центре города?

— Откуда-откуда… Варил кто-то в общаге, может, даже ты…

— А может, ты? — отфутболил Гусси.

— А может, и я, — не стал спорить Илья. — Кто-то, в общем, бадяжил — какая разница, кто. Главное, что семена в окно высыпал. Вот она, землица животворящая! Палку воткни, да что там палку — плюнь в неё — и заколосится древняя, как сама Русь, культура! Китайцу-бусурману ни пяди святыни, ясно вам?

Прочно зажатым в кулак стеблем он гневно погрозил в сторону Приморского крайкома КПСС и так же резко, как начал, прекратил своё патриотическое выступление:

— Ладно, хлопцы, чего замёрзли, как на митинге общества «Память»! Давайте, пора щемиться отсюда, а то шальной наряд подрулит — отмазываться запаримся.

А потом, когда уже сдали госы и получили дипломы, когда кто-то из компании уехал в другие города, а кто-то и в другие страны, а кто-то ещё только собирался уезжать, тогда Илья женился на скромнице Дашутке, которая тоже жила раньше в общаге № 1. И в первую очередь молодые обзавелись приблудившейся откуда-то каштанкой, которой дали экзотическую кличку Ильда, составленную из их собственных имён. А вскоре, заимев ещё и квартиру, пригласили в неё на Новый год пока ещё остававшихся на родине друзей.

Друзья пришли, принарядившись, принесли кто тортик, кто китайское вино из алычи, привели кто супругу, кто подругу. Илья всех рассадил чин чинарём, а себе определил место на диване — не потому что там мягче, а наоборот, исключительно из человеколюбия. Ему обычно хватало двух-трёх тостов, и он об этом прекрасно знал, поэтому заранее пристроился так, чтобы в нужный момент, не доставляя никому никчёмных неудобств, растянуться тихонечко у стеночки.

План был исполнен с безукоризненной точностью, он даже курантов не дождался. А когда поднялись выпить за новое счастье, выяснилось, что Даша сделать этого не может: тонкий девичий стан оказался надёжно, как кандалами, скован объятиями супруга, сопящего за её спиной.

— Илюшка, пусти, — тихонько попросила Даша.

— Хрен тебе, — сказал он, не открывая глаз, и захрапел чуть громче.

— Пусти, Илечка, — сказала Даша, но ответом ей было только мычание, в котором легко читалось безапелляционное «нет».

— Дарья в безвыходном положении, — декларировал обстоятельный Хома, как очередной футбольный счёт в архив вписал. — Помочь надо.

— Только аккуратно, — предупредил Яков, — он в этом состоянии раним.

Нечто подобное уже случалось несколько лет назад, когда по стране строевым шагом маршировала новая эра, и каждый понимал её по-своему.

Михеич Ким, будучи от природы ретроградом, пришёл в ужас. Он, наверное, запил бы с горя, да мешала корейская кровь, которая, в отличие от крови королевы Мэри, смешиваться с водкой не желала принципиально.

Склонный к рефлексии и диссидентству Гусси сильно переполошился, осознав, что на кипы литературных журналов, неизвестно откуда появившихся в совершенно свободной продаже, тощей стипендии решительно не хватает. Поэтому, смирившись с неизбежным, взялся за изучение иврита.

Карась, как и положено сознательному рокеру, подался в сторожа. Какое-то время охранял среднюю школу, а там добрался и до целого спорткомплекса с полным набором услуг, включая тренажёрный зал, небольшой бассейн и коллективную мечту всех сторожей — хорошо оборудованную сауну.

Яков отпустил волосы ниже плеч, расковырял большой круглый значок, который Гусси получил в Союзпечати в награду за оптовую закупку периодики, вставил в него вместо Русалочки собственную фотографию с надписью «Я холост» и стал в таком виде слоняться с другом Клином по кооперативным барам, вдруг откуда-то возникающим и часто так же вдруг куда-то исчезающим буквально на следующий день. Именно тогда в их жизнь вошло кафе «Фламенко», распространявшее на полквартала вокруг себя аромат свежерастворимого корейского кофе с плавающим в нём полумесяцем лимона.

Илья оказался прозорливее всех.

— Бабки делать надо, мальчики, время сейчас такое, — объявил он вслед за Горбачёвым и, к ужасу Михеича, подался не то что к каким-нибудь торгашам, а к самым что ни есть нуворишам: устроился в местное отделение то ли страховой, то ли брокерской, то ли ещё какой антисоветской конторы и стал в ней достаточно успешно суетиться. А в разгар зимы запричитал: — Чёрт, фершты мои из Хабаровска приезжают, надо срочно культурную программу выпучивать!

Фершт была то ли фамилия, то ли кличка какого-то его давнего начальника, произведшего на Илью настолько мощное впечатление, что теперь он никого из своих боссов иначе не называл.

На этот раз ферштами оказались трое состоящих между собой в непосредственной родственной связи и потому очень похожих друг на друга симпатичных маленьких грузин в чёрных кашемировых пальто с каракулевыми воротниками. Восьмисоткилометровый путь из Хабаровска, где была у них головная контора, фершты проделали на огромном, как пароход, «линкольне» цвета лайма и теперь очень хотели в душ. Поэтому первым делом предприниматели вселились в самый роскошный — для иностранцев! — номер гостиницы «Владивосток», а через час отправились обедать.

В городе они были впервые, так что целиком доверились выбору сопровождающих, в состав которых, чтобы не было одиноко, Илья включил страдающего от безделья Якова, посулив ему небольшой гонорар. И принимающая сторона повела гостей в северокорейский ресторан, сильно дорогой и на редкость невкусный, но зато находившийся рядом с гостиницей и