The Мечты. Минор для мажора - Марина Светлая

в майке и шортах, подразумевавших пижаму. Ее бесконечно длинные ноги торчали из этих самых шортов, слишком явственно напоминая о том, что между ними случилось и с чего это началось. И только поврежденная коленка в данный момент была забинтована. Взъерошенной Юльку назвать было сложно – явно уже какое-то время прошло, как она встала, потому что, очевидно, расческа по волосам прошлась. И тем не менее, вид был все еще сонный, что она и подтвердила, добавив к своему возгласу еще один:

- Ты на часы смотрел?

- Смотрел, - искренне заверил ее Богдан.

- И?

- Что «и»?

- И тебе даже в голову не пришло, что это неприлично – являться в такую рань?

- Я беспокоюсь о том, как твоя нога, - сообщил он. – Это прилично в любое время. Но заметь, я дотерпел до утра. Мог ведь и ночью приехать.

Юлька подкатила глаза, но все-таки посторонилась, давая ему пройти, потому как именно из-за раннего времени слышно их было на площадке достаточно хорошо. Дом до черта старый, Диму в нем помнили еще ребенком. Она сама в таком выросла и прекрасно понимала, чем чревато.

- Ясно. Моджеевский проснулся, а его совесть еще дрыхнет, - проворчала она.

- У врача была? – спросил он и, не собираясь будить так кстати спящую совесть, разулся и пристроил на вешалку пальто.

Юлька в ответ хлопнула дверью, повернула замок и обернулась к нему.

- Да, Женя вчера возила. Скажи честно, это тоже ты организовал? Она ни с того, ни с сего налетела.

- Это хорошо, что ты хоть кого-то слушаешься, - снова проигнорировал ее возмущение Богдан. – И что сказал врач? Снимок сделала?

- Сделала. Жить буду. Ты мне лучше ответь, как ты так можешь – общаться с ней и ее же оскорблять?

- Ты сейчас о чем? – озадачился он, застыв на полпути в кухню.

- О Жене! – сердито рявкнула она.

- Ну и чем я ее оскорбил? Попросил, чтобы тобой занялась. Так ты сама бы не стала, вот и пришлось звать ее на подмогу.

- Да позавчера! Черт. О чем я вообще с тобой сейчас разговариваю? И главное – зачем? Диму тоже ты выпроводил? Он с утра про командировку даже не заикнулся, а потом в пару часов собрался.

- Ясно, - усмехнулся Моджеевский и добрался до кухни, в которой мало что изменилось со времен его детства, когда ему доводилось здесь бывать. – С сестрой говори сама. Тут уж точно не мне тебе объяснять. А муж твой умчался в командировку с превеликим удовольствием. Но меня это вполне устроило.

- А ты с превеликим удовольствием примчался сюда, как только он вышел за порог, - констатировала Юлька, плетясь за ним следом.

- Да, - довольно кивнул он. – Именно так. Потому что я соскучился. А ты соскучилась, а?

- Нет. Я собиралась варить кофе, завтракать, кормить Андрея, а потом у меня слишком много дел, чтобы скучать. У тебя, мне кажется, тоже должно быть немало.

- Возможно, - отмахнулся он, устраиваясь на табуретке в углу, откуда был прекрасный вид на Юльку, - но в данный момент это неважно. Я бы тоже кофе выпил. И позавтракал. Потом могу отвезти тебя по всем делам. Кстати, процедуры какие-нибудь назначили?

- Покой мне назначили, но с тобой его не предвидится, - проворчала Юлька. – А тебя твоя Алиночка не кормит, что ли?

- Не кормит, - усмехнулся он. – Если еще что-то интересует – спрашивай. Я отвечу на всё.

Юлька поежилась. Отступила на шаг к плите, потянулась к котлу и добавила тепла. Чувствовала, что тонет в его голосе, но прекрасно отдавала себе отчет, что бессонная ночь не способствует никакой ясности рассудка. А она не спала. Почти ни минуты не спала. Она вообще места себе не находила с тех пор, как они с Богданом расстались в лесном домике и каждый отправился в свою сторону.

Да, официальная отмазка у бессонницы имелась в наличии - новый, купленный вчера по пути в больницу телефон настраивала, софт для визуального материала устанавливала, добывала номера из своего акка.

Но себе-то чего врать? Ей было плохо.

Да и сейчас не лучше.

Вот он явился. Сидит на кухне. На ее кухне. В квартире Димы, между прочим. Устроился на его месте за столом и ждет кофе. А она ничего другого не может, кроме как достать джезву, наполнить ее водой и установить на плиту. И от самой себя ей тошно, а уж от него-то... И вместе с тем мучительно хорошо, что хоть так – но они говорят. И, может быть, она сумеет до него достучаться.

- Омлет, овсянка или сэндвичи? – отстраненно спросила Юля.

- Это все, что тебе интересно? – с нарочитым вздохом спросил Богдан. – Обидно, знаешь ли. Мне вот интересно, когда ты свалишь от Димона.

- Свалю! Когда будет надо – тогда и свалю! – взорвалась она. – Но если ты полагаешь, что имеешь право спрашивать у меня когда, то глубоко заблуждаешься, потому что не имеешь!

С этими словами она ломанулась к холодильнику, вынула оттуда упаковку яиц и молоко.

- Во-первых, не ори. Ребенка напугаешь, - спокойно проговорил Богдан и поднялся. Скинул пиджак и, закатав рукава белоснежной рубашки, подошел к ней. – Во-вторых, не мечись. Вряд ли это похоже на рекомендованный покой. А в-третьих, я имею право и, хорошенько это уясни, буду им пользоваться, - он забрал у нее продукты и водрузил на стол. – Вари овсянку, а я сделаю омлет. И за кофе следи.

Она только и смогла, что кивнуть. Подошла к плите, поставила кастрюльку, налила в нее молока, насыпала хлопья. И некоторое время молча наблюдала за его движениями – довольно уверенными как для куховарящего мажора, но она почему-то только сейчас вспомнила – он начинал у отца курьером. Почти как она когда-то в универе. А в Лондоне, ей почему-то казалось, вряд ли жил с прислугой. Хотя что она знает про его жизнь в Лондоне? Практически ничего. Как не знает и он про нее.

- Я уйду от Димы, - негромко сказала Юля, глупо понадеявшись, что ее голос будет достаточно спокоен, но при этом наяву и сама слышала, что он дрожит. – Бросать его по телефону не собираюсь, но я от него уйду.

- Могу я позвонить, - предложил он,