Семейство Доддов за границей - Чарльз Ливер

Слѣдующій день прошелъ у насъ въ хлопотахъ. Надобно было увязывать вещи, купить новую ливрею для Патрика Бирна, нанять дорожную карету, чтобъ явиться въ приличномъ видѣ. Бетти также мы старались выучить, какъ ей держать себя среди многочисленной прислуги замка, чтобъ не компрометировать насъ своими ирландскими выходками. Мери Анна заставляла ее при себѣ ѣсть, раскланиваться и пр.; но не знаю, воспользуется ли она этими уроками.

Мы отправились изъ Раштадта съ великолѣпіемъ: въ каретѣ шестеркою, съ курьеромъ, который скакалъ впереди, приготовляя лошадей. Одинъ этотъ видъ, топотъ и храпѣнье лихихъ коней, звяканье колокольчиковъ и бубенчиковъ на сбруѣ — все это такъ меня растрогало — вы знаете, Молли, какъ я впечатлительна — такъ меня растрогало, что, подъ вліяніемъ своихъ настоящихъ ощущеній и мыслей о будущемъ, я первыя двѣ станціи проплакала.

— Если вы такъ волнуетесь, сказалъ К. Дж.:- то не лучше ли намъ воротиться?

Можно ли представить себѣ болѣе грубую неделикатность, Молли? Встрѣчался ли вамъ въ жизни человѣкъ, умѣющій такъ возбуждать къ себѣ отвращеніе? Ужь конечно послѣ его словъ я перестала плакать; я начала съ нимъ за нихъ такъ расплачиваться, что онъ радъ былъ помѣняться мѣстами съ Бетти, и всю остальную дорогу сидѣлъ на лакейскомъ мѣстѣ.

Впрочемъ, и Бетти была въ-сердцахъ за то, что Мери Анна не позволила ей натыкать на шляпку всѣхъ ея старыхъ цвѣтовъ, которые были безпощадно выброшены. Мери Анна говорила ей, что она съ своими цвѣтами была совершенная рождественская ёлка; недоставало только свѣчей и фонариковъ. И вотъ наша Бетти изволила ревѣть и ворчать до самаго обѣда, а потомъ уснула и начала невыносимо храпѣть. Въ довершеніе пріятностей, Патрикъ напился пьянъ такъ, что его надобно было привязать къ козламъ; на каждой станціи онъ потѣшался на своей привязи и вокругъ кареты собиралась толпа народа. Впрочемъ, путешествіе наше было очень-пріятно.

Мы ужинали въ городкѣ, называющемся Оффёнбургь, и оставались тамъ ужасно-долго. Видите ли, К. Дж. открылъ, что трактирщикъ умѣетъ говорить поанглійски и знаетъ толкъ въ сельскомъ хозяйствѣ: несмотря на все наше противорѣчіе, онъ посадилъ его съ нами ужинать, и они, куря свой отвратительный табакъ и пьянствуя, просидѣли далеко за-полночь, толкуя о хлѣбахъ, травахъ, льнѣ и тому подобныхъ предметахъ. Впрочемъ, это принесло свою пользу: развеселило К. Дж. на всю остальную дорогу. Да, Молли, натура К. Дж. не измѣнилась и, кажется, неисправима. Дѣлайте, что угодно, вывозите его куда угодно, знакомьте его со всѣми пріятностями аристократизма и свѣтскаго общества — сердце его все наполнено телятами и ягнятами; ему все попрежнему скотный дворъ нравится больше бальнаго салона.

Мы могли бы ночевать въ Фрейбургѣ, а благодаря бесѣдѣ К. Дж. пріѣхали туда только къ завтраку. Я, какъ видите, стараюсь отмѣчать вамъ всѣ имена городовъ. Возьмите въ школѣ небесный глобусъ, и прослѣдите наше путешествіе вокругъ свѣта: это очень-займетъ васъ.

Черезъ Чортову-Долину доѣхали мы до маленькаго озера, которое называется Titi-see; вы узнаете его на глобусѣ потому, что на берегу растутъ двѣ большія ивы; тутъ насъ дожидались лошади, высланныя барономъ, и черезъ полчаса мы достигли цѣли своего путешествія. Признаюсь, Молли, я чуть не заплакала, узнавъ, что мы въѣхали во владѣніе барона не замѣтивъ того. Я думала, что на границѣ есть какія-нибудь древнія ворота, между двухъ высокихъ башенъ, какъ въ Нокслоберъ-Кэстлѣ, или изящная каменная застава съ гауптвахтою, какъ въ Долли-Маунтѣ; но мы просто ѣхали по обыкновенной дорогѣ, съ засѣянными полями по обѣ стороны; не было ни заставы, ни ограды, ни даже просто плетня. Деревья попадались часто; но все это были простыя, гадкія сосны, ели, березы, между которыми лежали кучи валежнику, собраннаго на дрова. Проѣхавъ мили двѣ по этому интересному ландшафту, мы увидѣли передъ собою большую поляну, засѣянную свекловицею и изрѣзанную водосточными канавами. Въ срединѣ поляны стоялъ, какъ-будто большая, мрачная, грязная тюрьма, замокъ Вольфенфельзъ. Передаю вамъ первыя свои впечатлѣнія, не прикрашивая, потому-что, когда мы лучше познакомились съ замкомъ, они измѣнились.

Впрочемъ, пріемъ, какой намъ быль сдѣланъ, тотчасъ же разогналъ всѣ эти мысли. Старый баронъ, страдая подагрою, не выходилъ изъ комнаты и не могъ сойдти встрѣчать насъ: но громъ пушекъ, звуки музыки, радостныя восклицанія народа, котораго собралось нѣсколько сотъ человѣкъ — все это было величественно и очаровательно.

Молодой баронъ былъ гораздо-живѣе, бойче, нежели прежде, въ Боннѣ. Онъ былъ въ великолѣпномъ костюмѣ, который къ нему очень шелъ. Нашъ пріѣздъ привелъ его въ восторгъ; онъ расцаловалъ К. Дж. и Джемса въ обѣ щеки, такъ-что они совершенно-сконфузились отъ такого почетнаго пріема при всемъ народѣ.

— Ваше посѣщеніе, сказалъ онъ:- величайшая честь, какой удостоился замокъ Вольфенфельзъ съ-тѣхъ-поръ, какъ почтилъ своимъ посѣщеніемъ моего предка Конрада фон-Вольфеншефера, король… я позабыла его имя, Молли, но это было въ VI-мъ вѣкѣ.

— Ну, да видно, что у васъ имѣнье не заложено, сказалъ К. Дж. — а то не радовались бы вы такъ гостямъ.

— Мой предокъ былъ славный хозяинъ, сказалъ баронъ.

— Охъ, еслибъ вы знали, какіе хозяева, то-есть попросту сказать арендаторы, у насъ въ Ирландіи! сказалъ К. Дж.: — вѣчно жалуются на неурожай и не платятъ денегъ.

— Но, однако, мои предки никогда не выходили изъ долговъ…

То-есть милая Молли, онъ хотѣлъ сказать: „никогда не нарушали своего долга, своихъ обязанностей“; но К. Д. прибавилъ:

— Да, тяжело бываетъ платить ихъ!

— Мы согласны во всѣхъ понятіяхъ съ вашимъ батюшкою! сказалъ баронъ, обращаясь къ Мери Аннѣ:- мы уже составляемъ одно семейство.

И онъ повелъ насъ въ комнаты; но всей лѣстницѣ стояли въ два ряда лакеи. Мы съ Мери Анною улыбались недоразумѣніямъ К. Дж., пока вошли въ комнаты, намъ назначенныя. Въ каждой землѣ свои обыкновенія, Молли, но я должна сказать, что меблировка замка вовсе невеликолѣпна. Для меня и К. Дж. были маленькія, узенькія кровати съ пуховиками вмѣсто одѣяла, безъ пологовъ и съ огромными подушками; четыре дубовые стула, зеркало въ ладонь величины, и комодъ съ ящиками, которые не выдвигались (К. Дж. поправилъ это, снявъ верхнюю доску) — вотъ все, что было въ нашей комнатѣ, если не считать множества старыхъ мечей и копій, развѣшенныхъ по стѣнамъ, и родословнаго дерева надъ каминомъ — вещей, мало относящихся къ комфорту.

— А впрочемъ, онъ хозяйственный помѣщикъ, сказалъ К. Дж., глядя въ окно: — такой рѣпы я не видывалъ еще въ Германіи.

— Вѣроятно, у него хорошій управляющій, сказала я, боясь, чтобъ К. Дж. не сдѣлалъ глупости: не заговорилъ съ барономъ о хлѣбахъ и тому подобномъ.

— Отличнѣйшіе всходы! сказалъ К. Дж., будто бы разсуждая самъ съ собою.

— Послушайте, К. Дж., сказала я ему серьёзнымъ голосомъ: — дѣлайте свои замѣчанія о чемъ вамъ угодно; но помните гдѣ мы, помните, кто нашъ хозяинъ. Если будете спрашивать что-нибудь по хозяйству, выражайтесь всегда: „Какъ дѣлается это у вашего управляющаго?“ — „Какъ думаетъ объ этомъ вашъ управляющій?“ Помните, что здѣсь аристократы не грязнятъ своихъ рукъ сохою, какъ это мы видимъ въ другихъ странахъ; не занимаются венгрономіею, не получаютъ премій ни за коровъ, ни за рѣпу.

— Мистриссъ Д., сказалъ онъ, взглянувъ на меня какъ тигръ: — вы, кажется, хотите учить меня вѣжливости и хорошему обращенію?

— Считаю такое желаніе дѣломъ совершенно-напраснымъ, сказала я.

— Послушайте же, сказалъ онъ: — если замѣчу въ васъ хоть малѣйшее поползновеніе быть моею наставницею; если замѣчу, что вы хотите показывать меня свѣту не тѣмъ, что я на самомъ дѣлѣ, то я отпущу такую штуку, отъ которой вы сгорите со стыда.

— Развѣ можете вы сдѣлать что-нибудь хуже того, что дѣлаете? сказала я.

— Могу; могу отпустить такую штуку, какой вы и не воображаете.

И съ этими словами онъ вышелъ изъ комнаты, крѣпко хлопнувъ дверью, и не возвращался до самаго вечера.

Мы извинили отсутствіе его за обѣдомъ, сказавъ, что онъ очень-утомленъ, и просилъ, чтобъ его не будили, когда уснетъ. Къ-счастью, возвратясь, онъ прямо легъ спать, такъ-что отговорка наша оправдалась.

Это вамъ показываетъ, Молли, что даже среди блеска и величія, характеръ и низкія привычки К. Дж. постоянно безпокоятъ меня. Я знаю, что, слишкомъ-сильно-раздосадованный, онъ не щадитъ ничего, не остановится ни передъ какими разсчетами. Ему ничего не стоитъ пойдти къ барону и сказать, что у насъ нѣтъ за душою ни копейки; что на Додсборо долговъ втрое больше, нежели оно стоитъ; что не ныньче, завтра продадутъ у насъ все съ аукціона. Ему ничего не стоитъ выдать меня и Мери Анну; онъ готовъ разсказать въ людской семейные секреты.

Развѣ я не помню, какъ онъ, когда у насъ въ Броффѣ квартировалъ 55-ый полкъ, разсказывалъ на парадныхъ обѣдахъ, что не можетъ дать за дочерьми ни копейки приданаго, въ отвѣтъ каждому человѣку съ хорошими намѣреніями, говорившему, что, кажется, у его дочерей будетъ независимое состояніе. Я думаю, люди сами очень любятъ замѣчать у каждаго пустоту въ карманахъ, хоть бы онъ и не объявлялъ о томъ; слѣдовательно, можно было бы молчать самому про себя. Но что вы прикажете дѣлать съ К. Дж.? Онъ только и твердилъ: „Вовсе не стыдъ, если что-нибудь не по нашему состоянію“. — „Вовсе не стыдъ, если у насъ недостаетъ на какую-нибудь глупость денегъ“. А я скажу, милая Молли, что стыдъ, если это замѣчаютъ люди. Въ томъ-то и дѣло, Молли!