Безумные короли. Личная травма и судьба народов - Вивиан Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 6.45 вечера 12 июня король и врач вместе отправились на прогулку к озеру. Они, должно быть, странно выглядели рядом, огромный король и тщедушный доктор. Когда к восьми часам они не вернулись, организовали группу поиска. Стемнело. Начался дождь. Затем, около десяти, в мелких водах у берега нашли пиджак и пальто короля, а рядом его зонтик. Тело короля нашли в воде лицом вниз. Его часы остановились в 6.45 вечера. Фон Гудден находился в нескольких шагах в мелкой мутной воде.
Что именно произошло, остаётся тайной. История, имеющая все элементы детективной загадки, обсуждалась бесконечно. Почему были отброшены в сторону пиджак, пальто и зонтик? Сторонники Людвига, не согласные с идеей самоубийства, считают, что король был убит случайно, а может и намеренно. Некоторые говорят, что Людвига не утопили, а что доктор хлороформировал его, использовав пузырёк с хлороформом, который у него был с собой, чтобы успокоить возбуждённого короля. В последующей борьбе король умер, а врач свалился от сердечного приступа. Это кажется слишком невероятным, учитывая, что король был моложе и сильнее.
Есть вероятность, что когда король отправился на прогулку с фон Гудденом, как предполагали, планировался побег. Но единственное доказательство в поддержку этой версии основано на сообщении, что кто-то видел лодку, которая двигалась по озеру под дождём без какой-то видимой цели, а у ворот замка нашли следы от кареты. Кажется гораздо более вероятным, что, при смятении в своей душе, король внезапно отшвырнул зонтик, сбросил пальто и пиджак и прыгнул в озеро, чтобы покончить с собой. Фон Гудден попытался его спасти, но в последующей борьбе король его одолел, и оба утонули. Тела медленно прибились к мелкому месту, где их и нашли. Людвиг уже довольно давно думал о самоубийстве, и хотя возможность излечения обсуждалась, он знал судьбу своего брата Отто, и будущее должно было казаться королю невероятно мрачным.
Итак, тело короля Людвига II погребли 19 июня 1886 г. после торжественной заупокойной службы в склепе церкви Св. Михаила; позже урна с его сердцем была помещена вместе с другими останками его древнего рода в построенной по обету часовне в Альт-Оттинге.
Оказали ли своеобразный образ жизни Людвига и его нарушенная психика влияние на немецкую историю? Если бы он больше интересовался политикой, если бы он был более крепким государственным деятелем, есть небольшая вероятность, что баварская история, возможно, пошла бы по несколько другому пути; можно даже предположить, что планы Бисмарка по объединению Германии прошли бы не так гладко. И всё же даже если бы монарх был более нормальным, кажется исторически сомнительным, что он мог бы противостоять Бисмарку. То, что не удалось Австрии, вряд ли удалось бы Баварии при более сильном руководстве. Людвиг, в здравом уме или безумный, политически значил очень мало. По мере того, как его всё сильнее одолевало психическое расстройство, он всё больше удалялся в несбыточную страну, всё дальше от своего собственного королевства, но так как он был королём, наделённым властными регалиями, у него была возможность населить свой двор подобострастными любимчиками, построить замки своей мечты за счёт государственной казны и оттолкнуть в сторону политическую реальность его времени. В поисках Святого Грааля своего воображения он в конце концов стал жертвой иллюзий, которые всё больше и больше занимали его нарушенную психику.
Он был не последним королём древней Виттельсбахской династии, поскольку, как это ни смешно, его преемником был его давно уже безумный брат Отто, который, номинально по крайней мере, оставался монархом, пока его не лишил короны в 1913 г. его кузен Людвиг III, последний баварский монарх; но во многих отношениях, хоть он и сошёл с ума, Людвиг II был наверняка самой трагической и вероятно самой творческой фигурой в своей древней семье.
XV. «Немощь» политиков
В век монархии личность и здоровье правителя могли иметь чрезвычайное значение для его народа, ибо в зависимости от того, каким человеком он был и до какой степени его способность принимать решения влияла на его политику и на его суждения, улучшалось или ухудшалось благосостояние его народа. В демократический или полуреспубликанский век, когда самодержавная монархия прекратила своё существование, а конституционным монархам принадлежит весьма ограниченная власть, проблема может иметь лишь чисто формальное значение. Хотя монархия всё ещё существует в Великобритании, Голландии, Бельгии, Испании, скандинавских странах и Японии, практически королевская власть так ограничена, что монархия везде стала всего лишь бледной тенью того, чем она была. Генетический фактор, столь важный, когда европейские семьи были связаны тесными узами родственных браков, уже не имеет значения.
Реальная власть перешла в руки президентов и диктаторов, премьер-министров и политиков, но и они тоже находятся под давлением деловых и других интересов. В странах, где утвердилась демократия, обычно существует какая-либо форма конституционной процедуры, ограничение срока пребывания у власти, периодические выборы, которые могут служить защитой против крупного злоупотребления властью и положением в результате ухудшения здоровья, психического и физического, политика, занимающего ответственное положение. По большому счёту, политики, которые переживают нервный срыв или проявляют признаки зарождения безумия, — это редкое явление, и практически обычно им приходится оставлять свой пост до того, как они могут принести вред.
Значит, с исторической точки зрения сравнительно редким явлением можно считать могущественного и влиятельного политика, психическое равновесие которого сомнительно. Но такое всё-таки случается. Например, потенциальную опасность такого рода может показать случай с графом Чатемом, Уильямом Питтом Старшим, который никогда не был совершенно здоров и последний срок пребывания которого на посту был прерван серьёзным нервным срывом, временно сделавшим его жертвой маниакально-депрессивного психоза. Самоубийство британского министра иностранных дел лорда Каслрея в 1822 г. иллюстрирует другой случай глубокого психического срыва, который привёл к галлюцинациям и в конце концов к безумию.
Медицинская история Питта никогда не была безупречной, ибо он страдал от подагры, вероятно, полученной от отца и деда, и был склонен к приступам жестокой депрессии и острой бессонницы, даже в его самые славные дни в качестве руководителя Британии в годы Семилетней войны против Франции, когда его нездоровье время от времени оказывало пагубное влияние на руководство кабинетом. «Я и в самом деле совсем не в порядке, — писал он в 1754 г., — и измучен болью и заточением: эта подагра, которая, как я думал, отпустила меня, меня почти раздавила». Он нередко отсутствовал на заседаниях кабинета, и это создавало поле деятельности для интриг со стороны его коллег по кабинету; но такова была его выдающаяся репутация и политическое искусство, что молодой король Георг III, который его не любил, всё же предложил ему пост премьер-министра в 1766 г.
То, что он согласился, оказалось катастрофой, даже при условии, что он, как всегда, делал храбрые попытки скрыть свою болезнь, так как его редкие появления в британской Палате Общин, с ногами, обёрнутыми в красную фланель, опирающимся на палку, красноречиво напоминали о силах распада, которые обрушивались на его разум. Были и осложнения, возможно, воспаление почек, что означало не просто бездеятельность, но и настоящее психическое расстройство в форме маниакально-депрессивного психоза. Его любовь к показному блеску привела к такому расточительству, что он чуть не обанкротился: в апреле 1767 г. он приказал своему архитектору Дингли добавить тридцать четыре спальни к своему дому Норт Энд Хаус и приобретать любую собственность, которая может испортить вид из него. Тем не менее он сам стал настоящим отшельником, день за днём пребывающим в маленькой комнате на верхнем этаже дома, и не хотел общаться даже со своей женой. Он требовал, чтобы пищу ему оставляли в нише у двери, дабы он не видел приносивших её слуг. «Его нервы и настроение, — так писал его коллега герцог Графтон, — поражены в страшной степени, и очевидность того, как его великий ум сломлен и ослаблен болезнью… (сделали) беседу поистине мучительной».
Чатем был не единственным выдающимся английским министром, который пережил резкое ухудшение здоровья, занимая пост. У блестящего министра иностранных дел лорда Каслрея, который сыграл весьма выдающуюся роль в выработке мирного соглашения в конце наполеоновских войн, случился психический срыв в 1822 г. Похоже, кризис был спровоцирован частично стрессом, вызванным его общественной непопулярностью, но на него также сильно повлиял недавний скандал, переживание которого стало навязчивым. Скандал возник из-за ареста епископа Клогера, которого задержали в лондонской таверне «Уайт Харт» в Сент-Олбенз Плейс в Вестминстере со спущенными пурпурными епископскими штанами в скандальной близости с неким Джоном Моверли, рядовым первого гвардейского полка. Без малейшего основания Каслрей решил, что его тоже могут обвинить в гомосексуальных нарушениях. Он сказал королю Георгу IV, который справедливо отказался принять его замечание всерьёз, что он тоже в результате может оказаться «лицом, скрывающимся от правосудия», и вынужден будет бежать «на край земли». Разум Каслрея неделями был перегружен, что привело к припадкам амнезии, а почерк его стал совершенно неразборчивым. Его врачи, встревоженные исходом коварного приближения безумия, приказали, чтобы из его комнаты убрали бритвы, но 12 августа 1822 г. он перерезал себе горло перочинным ножом.