Свет мира - Халлдор Лакснесс

В это время скальд Оулавюр Каурасон прозябал в великой нужде и малой известности, поскольку директор Пьетур Паульссон уже давно заподозрил, что скальд настроен против Души, единственной ценности, которую горемычные жители Свидинсвика могли считать своей собственностью, после того как Товарищество по Экономическому Возрождению Общества постигла неудача. Кроме того, директор Пьетур Паульссон провозгласил скальда Реймара «великим скальдом» на очередное полугодие и заявил, что этот человек, судя по его творчеству, — сторонник Души. По сему случаю директор предоставил скальду Реймару официальный пост почтальона. Но однажды Яртрудур Йоунсдоухтир, рыдая, явилась к Пьетуру Паульссону и начала умолять его сжалиться над ее женихом. Директор объяснил женщине, что этот писака не оказывает никакой поддержки культурным начинаниям и скорее даже примыкает к тем, кто выступает против Души, но при этом он дал понять, что в свидинсвикском хозяйстве ожидаются большие перемены и потому не исключено, что он предоставит этому горе-стихоплету возможность стать человеком и выдающимся скальдом. Директор объяснил, что он принял решение заказать за свой счет торжественную обедню в память двенадцати рыбаков, погибших на юге вместе с траулером, он решил, что для этого торжества должно быть написано по отдельному поминальному стихотворению в честь каждого из утонувших, а также одна общая короткая, но прочувствованная эпитафия. И, наконец, директор спросил у женщины, какой из этих заказов в случае надобности она выбрала бы для своего жениха — двенадцать поминальных стихотворений или одну эпитафию? Невеста скальда прикинула в уме, что двенадцать стихотворений дадут по меньшей мере двенадцать крон, а одна эпитафия — только одну крону, и поспешила выбрать двенадцать стихотворений. И Оулавюр Каурасон с жаром принялся сочинять двенадцать поминальных стихотворений. Он отнесся к своей задаче с большой ответственностью, беседовал с оставшимися в живых матерями, женами и сестрами, стремясь узнать о каждом рыбаке как можно больше хорошего, он добился, чтобы в каждом стихотворении звучало свое особое печальное настроение, и постарался вложить в эти стихи все вдохновение, на какое только был способен. В результате его стихи были признаны самыми лучшими поминальными стихами, которые когда-либо были сочинены в Свидинсвике.

Здесь следует сказать, что, когда распределялись эти заказы, главный скальд Реймар находился в отъезде по служебным делам; вернувшись, он узнал, что Оулавюр Каурасон сочинил для директора двенадцать поминальных стихотворений и что ему, Реймару, осталось сочинить только одну общую эпитафию. Скальд Реймар не сказал на это ни слова, он быстро написал эпитафию и вручил ее директору, заявив, что не намерен требовать за нее никакого вознаграждения. В результате двенадцать обстоятельных поминальных стихотворений Оулавюра Каурасона была забыты, несмотря на то что они отличались совершенством формы, вдохновением и что каждое из них выражало особое и неповторимое горе. Вернее сказать, эти стихи никогда не передавались из уст в уста. Никто не нашел в них истинного утешения, хотя Пьетур Паульссон и оценил их по две кроны за штуку. Зато одна-единственная бесплатная эпитафия скальда Реймара распространилась по всему фьорду, словно огонь по соломе, ее распевали к месту и не к месту молодые и старые, пока она не превратилась, наконец, в колыбельную песню. Эпитафия звучала так:

Парни были не из робких,Избиратели что надо,Как ушли они за рыбойВ ржавом и худом корыте,Так уж больше не вернулись.Нет на лицах жен улыбок,Нет надежды, нет покоя.А парней отважных рыбаУвлекла на дно морское.

После этого директор Пьетур Паульссон заявил, что скальд Реймар — грязный стихоплет, что он неразборчив в словах и развращен в мыслях, что, он отравляет молодые души, а также наносит вред исландскому языку и репутации Свидинсвика. Директор заявил, что, как демократ, христианин и социалист, он не потерпит, чтобы над людьми издевались после того, как они утонули, и главному скальду Реймару тотчас было отказано от места почтальона. Вскоре ему было отказано и в жилище, так что среди зимы он оказался выброшенным на улицу вместе с женой и детьми. В то же самое время директор Пьетур Паульссон заявил во всеуслышание, что Оулавюр Каурасон обладает редким поэтическим дарованием и со временем может стать великим скальдом; он выделил для него лачугу, которую велел перенести повыше на холм, чтобы скальду не пришлось жить в непосредственной близости к остальным людям, и, наконец, сам выбрал для дома скальда возвышенное название.

В то время как единственным реальным результатом, достигнутым в отношениях между людьми и рыбой, явилась смена скальдов в Свидинсвике, жители дальних стран продолжали придерживаться собственных взглядов на свидинсвикские рыбные отмели и поступали в соответствии со своими взглядами. Они признавали эти отмели лучшими во всем мире, ни больше, ни меньше — без каких-либо исключений. Может, они и ошибались. Но как бы там ни было, иностранные рыболовные суда зачастили на эти отмели и вычерпывали оттуда миллион за миллионом, а рыба тем временем по-прежнему заманивала жителей Свидинсвика на дно океана или, что еще хуже, в долговое болото, глубины которого пока что никому не удалось измерить. И тогда как траулеры, принадлежавшие представителю Свидинсвика или его доверенному лицу, тонули, продавались или же закладывались в счет погашения миллионных долгов в Банке, не проходило и дня, чтобы иностранные рыболовные суда не ушли с отмелей, принадлежавших этим нищим жителям Свидинсвика, нагруженные сокровищами для иностранных миллионеров.

В Свидинсвике начал раздаваться тихий ропот, ибо люди заподозрили, что владелец баз Юэль вовсе не так богат, как они предполагали, когда выбирали его в альтинг. Кроме того, до Свидинсвика дошли слухи, что акционерное общество «Гримур Лодинкинни», возможно, скоро обанкротится. Именно тогда директор Пьетур Паульссон впервые высказал мысль, что жителям Свидинсвика следует построить себе новую церковь в память о том, что Гвюдмундур Добрый сломал ногу во время кораблекрушения где-то поблизости от их мест ровно 700 лет тому назад; кроме того, директор предложил, чтобы Свидинсвик приобрел или арендовал самолет, и заявил, что намерен организовать товарищество по осуществлению этих идей. Однако некоторые из тех, кто был уже по горло сыт идеями директора Пьетура Паульссона, набрались храбрости и отправились в столицу, чтобы поговорить с самим Юэлем. Они прямо заявили Юэлю, что, если он не располагает достаточным капиталом, они в следующий раз не выберут его в альтинг. Юэль тут же вынул чековую книжку и спросил: «Сколько?» На это они ответили, что хотели бы ловить рыбу. Так было положено начало векселям, которые Юэль выдал нескольким жителям Свидинсвика, чтобы они могли позволить себе роскошь потерять эти деньги на ловле рыбы. Народ снова был доволен своим представителем, еще на один год. Но не успел Юэль оплатить векселя, как свидинсвикцы опять забеспокоились. Ко всему прочему оказалось, что два траулера, принадлежавшие акционерному обществу «Гримур Лодинкинни» и до сих пор еще не утонувшие, не единожды, как утверждали очевидцы, были замечены в компании иностранных судов-браконьеров в прибрежных водах Свидинсвика.

Так обстояли дела с рыболовными проблемами в Свидинсвике вскоре после того, как было написано любовное стихотворение для Йенса Фарерца, когда скальд Оулавюр Каурасон прекрасным апрельским утром медленно брел к сушильням, приняв приглашение самого директора и уступив настойчивым мольбам своей невесты принять участие в повседневном труде. Его путь лежал мимо дома приходского старосты. В это тихое утро у калитки стояли четыре человека и разговаривали со старостой, скальд приподнял шапку и сказал им: «Добрый день». Когда он проходил мимо, ему показалось, что они как-то подозрительно смотрят на него, он даже испугался, что чем-то не угодил им.

Скальд был уже довольно далеко, но тут один из стоявших окликнул его и сказал, что им надо с ним поговорить. Скальд повернулся, подошел к калитке, снова снял шапку и поздоровался. Все они показались скальду немного странными. Староста стоял, набычившись, в бровях у него застряли опилки, он грыз шепку, лицо и руки его были испачканы смолой. Двое из стоявших были владельцами ботов, двое работали на переноске правительственных камней.

Один из переносчиков камней сказал:

— Ты получил работу на разделке рыбы. А вот я не получил этой работы.

— Угу, — заметил скальд.

— С чего это вдруг Пьетур Три Лошади дал тебе работу на рыбе? — спросил второй переносчик.

— Не знаю, — ответил скальд.

— А я знаю, — сказал владелец бота. — Пьетур Три Лошади дает поэтам жрать, когда ему надо подкупить их, чтобы заставить их говорить или молчать.