Архив еврейской истории. Том 12 - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В своем письме от 8/21 декабря 1903 года Шолом-Алейхем, помимо всего прочего, просит прощения за то, что сомневался в честности Черткова. Он больше не винил его, ведь во французском тексте фигурировал эпизод, которого не было имевшейся у него версии. Не сомневаясь, что текст Черткова полностью совпадает с тем, который был в его распоряжении, Шолом-Алейхем пришел к заключению, что в основе французской версии должна лежать более свежая авторская редакция, попавшая в Париж по каналам, не связанным с Чертковым. Мы же знаем наверняка, что Биншток получил и перевел текст, отправленный ему именно Чертковым 5 ноября 1903 года н. с. Кроме того, французское заглавие сказки – «Бе roi dAssyrie Assarkadon» – полностью соответствует тому, которое Чертков дал своей английской версии («King Assarhadon of Assyria»)[867] и которое потом, в ходе подготовки текста к публикации, было изменено на «King Assarhadon and other Stories». Когда в 1905 году Биншток включил три сказки во французский сборник Толстого, он, конечно же, оставил свой перевод сказки о царе Асархадоне таким, каким он появился в Le Temps, внеся в него разве что минимальные стилистические поправки[868].
Переписка Черткова с Толстым открыла новую главу в этой эпопее: проблема одновременной публикации текстов отходит на второй план, и разворачивается другой сюжет, имеющий отношение к истории печатных изданий сказок (в первую очередь сказки о царе Асархадоне). И в то же время обнаруживается удивительная непринужденность, с какой Чертков привык распоряжаться текстами Толстого. Письмо Владимира Бонч-Бруевича, написанное в феврале 1930 года Черткову, в то время главному редактору «Полного собрания сочинений», косвенно проливает свет и на нашу историю:
Ты должен очень хорошо учитывать то обстоятельство, что в нашей современной общности имеется очень много лиц, <…> которые и устно, и печатно неоднократно заявляют, что у тебя есть тенденция изменения рукописей Толстого по твоему личному усмотрению и что согласия Льва Николаевича на эти изменения нередко бывали потому, что Л. Н. просто не придавал большого значения тем или другим твоим исправлениям его работ, но для академического издания это, конечно, далеко не все равно. Мы должны дать именно тот текст Льва Николаевича Толстого, который написан и исправлен его собственной рукой и никем иным[869].
VIII
Благодаря телеграмме Черткова Биншток сумел отсрочить на несколько дней выход остальных двух сказок[870], уже намеченный Le Temps: одна вышла 14 декабря н. с., другая 17-го[871].
Но он не мог знать наверняка, опубликовали ли их уже в Nuova Antologia[872]. «Assarkadon, re dAssiria» был издан 16 декабря н. с. (1903 года) в переводе Камилло Антона Траверси (Camillo Antona Traversi), в точности воспроизводившем версию, скомпилированную Чертковым[873]. Таким образом, и в Италии с этой сказкой – вероятно, появившейся там через Бинштока, – познакомились в варианте Черткова.
В Англии выход сказок – после телеграмм, отправленных Рабиновичем, – был назначен на 14 декабря н. с. В Jewish Chronicle от 4 декабря 1903 года н. с. два разных английских перевода были анонсированы одновременно и, возможно, впервые говорилось о роли, сыгранной «С. Н. Рабиновичем»:
Примерно через две недели появятся одновременно две английские версии сказок графа Толстого, написанные им специально в пользу евреев, пострадавших в Кишиневе и Гомеле. Сказки – это действительно аллегории или легенды. Прежде всего, они предназначались для публикации в сборнике, который придумал С. Н. Рабинович, известный еврейский писатель с псевдонимом «Шалом Алейхем». Чтобы получить как можно больше средств в пользу пострадавших, было организовано одновременное издание на нескольких языках. <…> Английские версии публикуются одна «Free Age Press», а другая – «Грант Ричардс». Последняя версия – это работа г-на Айльмера Моода, известного переводчика и исследователя произведений Толстого, который, как мы понимаем, дополняет издание последним портретом Толстого верхом на лошади и письмами Толстого, адресованными Рабиновичу и «к знакомому еврею»[874].
Переводы Моода, выполненные им совместно с женой Луизой по тем рукописям, которые были отправлены ему Шолом-Алей-хемом, вышли 14 декабря (н. с.) 1903 года одновременно в Нью-Йорке и Лондоне[875].
15 декабря (н. с.) Моод выслал копию перевода Толстому[876]. В предисловии к этому изданию были опубликованы некоторые письма писателя, касавшиеся еврейского вопроса, и публично говорилось о том, что инициатива исходила от Шолом-Алейхема: «Талантливый еврейский писатель С. Н. Рабинович, более известный в России под псевдонимом Шалем-Мейхем»[877]. Кроме того, сообщалось, что сказки были написаны и переведены «на благо евреев, разоренных в Кишиневских и Гомельских погромах»[878]. В тексте, переведенном Моодом, конечно же, отсутствовал эпизод с ослицей и осленком. Что же касается авторских прав, Моод использовал туже формулировку, что и в своем издании «“Севастополь” и другие военные рассказы» («Sevastopol and other Military Tales», 1901), а именно, что переводчики вправе предоставить собственные версии текста и определить размер вознаграждения за свой труд в зависимости от потребностей, взглядов и жизненных обстоятельств[879].
Чертков отправил Толстому свой перевод 17 декабря н. с. Во Г А. Р. три сказки, без указания авторских прав, вышли в свет 14 декабря в двух форматах: дешевом и «более роскошном, с портетом» писателя («superior, with Portrait») – точно так, как было намечено изначально:
Мы извлечем наибольшую выгоду из этого издания, возможную при ненарушении вашего с нами отношения к литературной] собственности, т. е., как и с «Воскресением», мы не допустим утверждения такой собственности ни за кем ни на один день. Для этого мы одновременно выпустим два издания – одно более роскошное, вероятно, с рисунками, безвозмездно исполненными сочувствующими нам лицами, с которыми я нахожусь в сношениях, – другое самое дешевое – в нашей обыкновенной серии, что предупредит вероятие, чтобы посторонний издатель пожелал конкурировать с нами[880].
Издание F. А. Р. вышло с предисловием Черткова: он, как и Моод, стремился продемонстрировать глубокую солидарность Толстого с еврейским народом, подвергающимся насилию, а также приводил выдержки из его писем, включая ответ Шолом-Алейхему – последний упоминался лишь
