Измена (СИ) - Макарова Анна

Сидя в кабинете аукционного дома миссис Баклэнд, я до сих пор ощущаю на себе мужской, терпкий и столь любимый мною запах Хьюго. Тело по-прежнему ноет от нескончаемых подаренных им ласк, которые я успела прочувствовать впервые за все время наших уединений. Это был не просто секс. Это была непередаваемая нежность, он так страстно и горячо любил меня… Сложно было покинуть наше пристанище, но пришлось.

— Кто же заказчик? — возвращаясь к разговору с начальницей, тяжело вздыхаю.

— Одна престижная компания по выгодному приобретению и сбыту антиквариата из Нью-Йорка. Но в этот раз все будет намного проще. Нужен лишь подбор и оценка лотов, ну и составление каталога, конечно же. Однако все должно пройти на высшем уровне, понимаешь?

— Да, конечно. Сколько у меня есть времени, чтобы подробно ознакомиться с документами по аукциону?

— Неделя на ознакомление, а, собственно, само мероприятие состоится через месяц. Заказчик лично не приедет на переговоры, но не переживай, я в курсе всего, если что, обращайся за помощью. Он прибудет лишь в день торгов, слишком занятой, понимаешь ли, — с ухмылкой на лице произносит, делая глоток свежесваренного кофе, что не так давно подала секретарь Элизабет — Эмили.

— Ну, тогда я поеду домой, ознакомлюсь с бумагами? — поднимаюсь со стула, но миссис Баклэнд жестом указывает вернуться на место.

— Джозефин, наш заказчик предложил мне расширить свой бизнес, пустить свои корни, так сказать, и по Нью-Йорку. Представляешь перспективы? — переплетая между собой пальцы рук, начальница гордо задирает голову.

— Вот это да! — улыбаюсь искренне. — Я поздравляю вас, Элизабет.

— Спасибо, но дело в другом. Я бы хотела предложить тебе возглавить один из филиалов в столь престижном мегаполисе. Как ты на это смотришь? — Что? — Я понимаю, у тебя здесь семья, но это отличный шанс для твоей карьеры и будущих возможностей. Здесь ты хоть и проработала немного, но уже переросла все, что только можно. К тому же Нью-Йорк — твой родной город. Тебе будет проще вернуться и заново окунуться в наше прибыльное дело.

— Нью-Йорк? Я? — ошарашенно устремляю свой взгляд на начальницу, обдумывая предложение. — Это очень заманчиво, Элизабет, безумно неожиданно, — пытаюсь привести мысли в порядок, однако голова совсем идет кругом. — Я бы даже сказала, слишком выгодное предложение. Но. Есть одно весомое «но». Я не могу сейчас все бросить, как бы ни хотела этого. У меня накопилось… Навалилось слишком много проблем, понимаете? Здесь мой дом, семья, как вы правильно выразились, друзья…

— Я и не заставляю тебя принимать столь ответственное решение прямо сейчас. Это было бы глупостью как с моей, так и с твоей стороны. Спешка ни к чему хорошему не приведет в таких вопросах. У тебя есть время. Скажешь о своем решении после аукциона. Ах да, семья твоя будет с тобой, никуда не денется. Семья в любом случае поддержит. Переезд — никакая не проблема, а друзья всегда смогут приехать на уик-энд. К тому же, у тебя и там они наверняка остались. Да и новые знакомства не повредят. Это твой шанс, милая! Не упусти удачу! Такое предложение дается если не раз, то редкое количество, а то и никогда.

— Спасибо большое. Я… безусловно, я подумаю, но вряд ли… Вряд ли я смогу принять такое предложение. Благодарю вас! — поднявшись со стула, киваю Элизабет в знак уважения и направляюсь к выходу.

— Джозефин? — обернувшись, вижу, как миссис Баклэнд, прищурившись, осматривает меня слишком, я бы сказала, чересчур выжидательно.

— Да?

— Мы и сейчас делаем то, от чего когда-то в далеком прошлом отрекались, клялись никогда не совершать. А теперь иди и работай, — махнув рукой, она одним ловким движением разворачивается на все сто восемьдесят градусов, сидя ко мне спиной на элегантном передвижном кожаном кресле, любуясь видами Бостона, что все время открыты взору сквозь панорамное окно.

— До скорого…

Собрав все документы, что ожидали меня в кабинете, я выбираюсь-таки на свежий воздух, вдыхая его чудесный аромат и наслаждаясь солнечной погодой. Гуляю пешком по тесным улочкам Бостона, а из головы все никак не хочет уходить зеленоглазый брюнет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Хьюго безумно странный, сложный, невыносимый, дерзкий… Этот человек — ураган, стихийное бедствие, уносящее вместе с собой без спроса и желания мою волю в свой безумный мир страстей. Он может быть грубым и ласковым, но в тот же момент сложным и открытым, нахальным, пошлым, но очень, очень умным и по ситуации слишком воспитанным «джентльменом». Да, он расчетлив, это даже не обсуждается.

Фолегар может смотреть на меня так, словно я — никто, пустое место в его разгульной, праздной жизни, а в следующий миг, как будто я — все, весь мир, его непробиваемая и закрытая от всех Вселенная. Тот мир, в котором он готов дарить и ласки, и нежность, и себя самого. Любовь? Такое ведь возможно?

Если сравнивать Хьюго с Дэвидом… конечно, это абсурд, но не провести параллель я не могу. Дэвид — он другой. Он всегда, без всяких но смотрит на меня, словно я его центр мира, его жизнь и душа. Никогда в его глазах не считывалось мною пренебрежение. Никогда.

Маршалл — дикий собственник, немного психопат, хотя нет, абсолютный. Он человек сегодняшнего дня, тот, кто не дает ни обещаний, ни клятв, ни слов любви, а про ответственность я вообще молчу. После каждого его милого жеста в мой адрес может посыпаться череда оскорбительных слов, вкупе с приступами агрессии и неконтролируемым поведением.

Его погони, слежки, раздвоение личности, приступы аутофобии, грубые тиски, что припечатывают тело к стене, сдавливая до сильных отметин — чуждо мне, но и близко. Не могу объяснить, ибо сама до конца себя не понимаю, словно заново открываюсь пред собой. Я уже не та Джозефин, что была до встречи с этим парнем. Все изменилось… Я в первую очередь.

Главная проблема состоит в том, что я не привыкла к такому отношению к себе, наверное, поэтому мне сложно с ним, но и легко одновременно, потому что в диковинку. Нелегкая задача: разобраться во всей это чертовщине.

С Дэвидом было куда проще. Он такой человек, который останется для меня всем и даже больше. Любила, люблю и буду любить, но уже как друга, отца нашего общего ребенка, самого близкого и родного человека. Я не должна к нему возвращаться. Это неправильно. Он достоин лучшего.

Я обязана была с ним обо всем поговорить раньше, просто боялась остаться ни с чем. Струсила неизвестности. Горькая правда жизни. Страшилась одиночества, быть брошенной. Я не была готова к тому, чтобы менять что-то в своей устоявшейся, такой идеальной жизни — все это дано далеко не каждому. Однако, если бы Хьюго дал мне гарантии на наше с ним будущее, скорее всего, я бы ускорила сей процесс, и ситуация сложилась бы совершенно иначе, не таким грязным и отвратительным способом. Однако просто бывает лишь в сказках, в жизни встречается лишь череда самых неприятных исходов событий.

Я любила мужа и люблю, но у меня никогда не подкашивались ноги при виде его, не замирало сердце от его объятий, не трепетала душа от поцелуев и прикосновений. Меня ранее не бросало то в дрожь, то в жар только лишь от присутствия рядом человека где-то поблизости. Зато с Дэвидом я всегда ощущала себя любимой. Мне по-настоящему было настолько хорошо, спокойно, безмятежно, что периодически проблескивала иллюзия божественного мира, уединенного островка, где меня окружала лишь нежность, забота и преданность.

Чувства к Хьюго, которые я недавно познала, абсолютно различны с теми, что я переживала с мужем из года в год. Их нельзя даже поставить на одну плоскость. Моя любовь к Маршаллу всепоглощающая, дикая, без остатка. Я никогда не испытывала столь сильной гаммы эмоций к мужчине. Я уверена, что готова простить любой его безумный поступок, оправдав в душе его преследуемые и неизвестные мне цели.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сложно сравнивать этих абсолютно разных мужчин, да и не нужно, но меня не покидает ощущение, что для Хьюго я лишь объект вожделения, страсти, безумия, когда для Дэвида — жизнь.

Хьюго предпочитает все подгонять под себя, делая меня собственностью, подчиняющейся его стальной воле, что не поддается никакому ни наклону, ни прогибу, ни чему-либо еще, при этом сам он отгораживается от всего важного и значимого, делая себя человеком, не принадлежавшем никому, кроме себя любимого. Но… Наше последнее уединение дало мне толику надежды на то, что он, возможно, тоже хочет быть со мной так же, как этого хочу я.