Времена смерти - Сергей Владимирович Жарковский

– ОК, Капёр. Дежурство взял.

– Автофайл, флаг.

– Автофайл, флаг.

Они встретились под пальмой через десяток минут. Сигара Капёра стлела едва на четверть. Капёр сидел на травке, прислонясь спиной к мохнатому стволу, разглядывал над собой небо, проецируемое на потолок, и тихонько напевал: имел такую привычку. Подошедший Нераз Мусохранов (несколько шагов отделяло рабочее место от редкой сени пальмы) выключил с сервиса в спинке скамеечки небо, на скамеечку сел, уперев локти в колени и обхватив плечи. Их головы оказались наравне.

– Говори первый, – предложил Джэйвз. – Твоя осведомлённость теперь свежее.

– Красиво сказал! А я скажу: не поспешили мы, вскрывая первый конверт. Порыв наш нахожу я верным.

– И спора не припомню, – напомнил Джэйвз. – Открыли и открыли. Нас посетило наитие.

– Да. Сама по себе конфигурация планетной системы альфы Перстня Короля является главным аргументом. И прекрасным аргументом, в прекрасном смысле прилагательного! А конфигурация – подтверждена. Мы сами видели.

– Две зелёные планеты геогруппы. Зоосфера обеих минимальна. У планет нет естественных спутников.

– До прибытия колонистов не было и искусственных.

– ЕН-5355 есть третья искомая марка на пути Императора.

– Несомненно.

– Поздравляю тебя, хобо.

– И тебя, хобо, поздравляю.

– Не выразить ли нам признательность десяткам тысяч бедных космачей, больше столетия торившим путь Императора?

– Их жертвы, тяготы… они прекрасны.

– Я согласен.

– Но жаль ли их нам с тобой, Нераз?

– Разве достойны жалости солдаты Императора? Они достойны лишь преклонения.

– Будем считать, что мы достаточно низко преклонились, землянин.

– Да, мы достаточно низко преклонились, землянин.

– И что же дальше?

– Да, что дальше?

– На мой ясный взгляд, сейчас необходимо оглядеть наши сожаления и выразить их вслух, как можно полней.

– А есть ли у нас сожаления, Капёр?

– О, Нераз, у нас их много больше, чем мы могли себе представить.

– О чём ты сожалеешь наиболее?

– Даже как-то не соображу. Надо подождать. Уйдут прочь восторг и удовлетворение. И мы вновь начнём мыслить подобающим истинным хобо манером.

– Может быть, выпьем? Сегодня бы я выпил.

– Я бы не тоже. Джину?

– Джину… Я бы выпил из бутылочки того рома.

– А ты не захватил её с собой случайно? Вот – не она ли стоит на скамейке?

– Разве я, с моей восточной интуицией, мог допустить случайность поступка? Это она. Я принёс её нарочно.

– Тогда и открывай. И – прямо так. Из горлышка. Как усталые путники, достигшие предгорий Вершины Мира.

Они по очереди глотнули волшебного алкоголя. Передышали. Второй очередью они ополовинили маленькую бутылку.

– Мои сожаления связаны в основном с невиданной бедностью колонии, – произнёс Мусохранов. – Император – замечаю смиренно – должен был повременить ещё, прежде чем открывать Дюжину своего имени. Подкопить деньжат. И приков жалко, и мы – серьёзно ограничены в средствах. Я даже опасаюсь, что планируемая демобилизация населения Города сейчас пойдёт во вред делу, Капёр. То есть перед нами выставился выбор из двух зол. Очень плохо.

– Есть такое опасение, – согласился Джэйвз. – Более того, не просто опасение, а целая уверенность. Но я вижу, ты уже эмоционально готов перейти от простой идентификации гаммы личных сожалений к их поспешной ликвидации. Не спеши. Не будем повторять великие ошибки Императора! Такого права у нас нет.

– Да, конечно. А знаешь, о чём я сожалею особенно, Капёр?

– Да?

– Командировка наша может оказаться о-очень длинной… Не скоро мы увидим наше Солнце, хобо.

Джэйвз вздохнул.

– Ты смелый человек, Ганимед, – сказал он. – У меня это сидит под ложечкой, но вслух я бы не решился, как ты, с плеча, наотмашь. Но всё может оказаться ещё печальней. «Черняков» отсюда вообще никогда не уйдёт, любезный мне господин Мусохранов.

– Давай об этом грустном не будем? – предложил Мусохранов.

– Об этом – давай не будем, пока возможно. Но далее. Мы никак не подойдём к вопросу о резидентах. Пропавшем с Кигориу товарище Семляникине и нашем палладинянине, ныне здравствующем… имени чьего мы ещё не знаем.

– Ага, – заметил Мусохранов, важно поднявши палец.

– Итак. Расследование – если его можно так назвать – обстоятельств пропажи «Фон-дер-Флааса», предпринятое силами новоиспечённого мэра нашего Мьюкома, закончилось, особо не начавшись. Известно доподлинно и наглядно: Кигориу благополучно финишировала в целевой системе, произвела первичную рекогносцировку, начала строительство в зените, практически закончила постройку кислородного процессора типа «Башня» на орбите планеты Три, сбросила и инициировала к развитию на Четвёртой объекты ЭТАЦ и ЦИКЛОБ, под прикрытием орбитальной станции типа Птица. Начала очень небрежное картографирование Четвёрки и почти закончила очень небрежное картографирование Тройки. Кигориу активно работала в системе по плану «Первая Площадь» семнадцать месяцев. Почему-то ровно в полдень пятьсот двадцать вторых средних суток времени миссии поступление отчётной информации с главного компьютера «Фон-дер-Флааса», нежно именуемого здесь Бортовой Вычислительной Станцией, на накопители данных объектов «Башня» и «Порт-Финиш» оборвалось. Что происходило в системе затем, неизвестно. Хотя можно с уверенностью предположить, что исчезновение людей и звездолёта произошло не в момент стопа информационного обмена. Смена работников на Башне, почти сорок человек, монтировавших рэк Порта-Финиш в северном зените системы, – средствами медконтроля жилого балка идентифицировались как существенные до пятьсот сороковых суток МТС. Не будем забывать и о поразительном приключении с «Нелюбовым». К сожалению, беспилотном приключении.

– Но на зенитной стройке люди остались, – заметил Мусохранов. – Целых три.

– И достойна сожаления их судьба, – сказал Капёр Джэйвз. – Да. Их осталось трое. Две женщины покончили с собой. Приятный сюрприз: отчёт-исследование гениев префектуры Города обстоятельств самоубийства женщин меня лично удовлетворил полностью. Дамы были подруги, романтически друг к дружке ориентированы, жили вместе, вместе и ушли. Не потратив на уход ни грамма атмосферы, к их чести надо заметить.

– Но третий!

– Да, третий. Нортон Кротик. Найден живым, но полностью и необратимо невменяем. Как источник информации ничтожен. Но! Медицинское заключение по нему меня очень сильно напрягает, и об этом я сожалею, ибо не привык напрягаться не по своей прихоти. Медицинские светила Города утверждают, что наш робинзон…

– Прости, Капёр, – космачи называют таких ребят бенганнами.

– Да, спасибо, очень важное замечание. Я записал тут у себя. Так вот, Нортон наш Кротик. По прозвищу Хич-Хайк. Диагноз, поставленный консилиумом местных Пироговых, гласит, что у несчастного Нортона необратимо смещена в простом римане личная SOC. То есть. Уверенно диагностируется не штатное психическое расстройство, навязанное индивиду обстоятельствами, несовместимыми с нормальным функционированием психики, а именно травматическое поражение личной SOC. Мы с тобой тщательно осмотрели медкарту Нортона Кротика в той части, когда он был ещё здоров. Гуманоид первого класса, с индексом здоровья необходимо-достаточным, индексом личной SOC отрицательным плюс при высокой плюс адаптивности к SOC-переменным, с предполагаемым резервом SOC в сто