Велимир Хлебников - София Старкина

Здание тюрьмы находилось на улице Чайковского, которая пересекала Пушкинскую улицу, отсюда эти строки в поэме. Хлебников видит и другие отвратительные черты нового быта. В то время как большая часть населения голодает, «новые господа», как называет их Хлебников, живут в свое удовольствие:

Алые горы алого мяса.Столовая, до такого-то часа.Блюда в рот идут скороговоркою.Только алое в этой обжорке.В небе проносит чья-то рука.Тихо несутся труды —В белом, все в белом! — жрецами еды.Снежные, дивные ломти.«Его я не знаю, с ним познакомьте».Алому мясу почет!Часы рысаками по сердцу бьютКосматой подковою лап.Мясо жаркого течет,Капает капля за каплей.Воздух чист и свеж, и в нем нету гари.На столах иван-да-марья.Чистенькие листики у ней.Стучат ножи и вилкиО блюда, точно льдины.Почтенные затылки,Седые господины.

А в это время голодные собаки стаями идут к страшному дому на Чайковской «мертвецов разрывать», «тащить чью-то ногу», «тащить чью-то руку». Хлебников описывает эти события через год, находясь на Кавказе. Он не разочаровался в идее Революции, но то, что он видел в Харькове, заставляет его с горечью воскликнуть:

Годы, годыМы мечтали о свободе.И свидетель наши дети:Разве этиСмерть и цепиПобедителя венок?Кто расскажет, кто поверитВ горы трупов по утрам,Где следы от мертвых ног,На кладбищах, где гробаРоет белая судьба.

Главный герой поэмы «Председатель чеки» — следователь Реввоентрибунала Александр Андриевский. Этот человек сыграл в судьбе Хлебникова определенную положительную роль, с ним Хлебников сблизился в 1919–1920 годах. Андриевский был интересен Хлебникову прежде всего тем, что, как и Хлебников, профессионально занимался математикой (он учился в Петербургском университете). Благодаря этому обстоятельству Андриевский смог понять и запомнить многое из того, что говорил Хлебников. Личность «председателя чеки» интересовала Хлебникова не только этим. В поэме герой говорит о себе: «Мне кажется, я склеен из Иисуса и Нерона». Он рассказывает, что «был приговорен к расстрелу за то, что смертных приговоров в моей работе не нашли. Помощник смерти я плохой». Но он «любил пугать своих питомцев на допросе». Он запугивал человека до смерти и, когда тот уже мысленно прощался с семьей, «говорил отменно сухо: „Гражданин, свободны вы и можете идти“». Со смехом «председатель чеки» говорит:

До точки казни я не довожу,Но всех духовно выкупаю в смертиДуховной пыткою допроса.Душ смерти, знаете, полезно принять для тела и души.

Этот человек принял участие в судьбе Хлебникова. Получилось это так: в Харькове Андриевский поселился в «коммуне» вместе с художниками Алексеем Почтенным, Иосифом Владимировым и несколькими другими. Все они, и Андриевский в особенности, любили поэзию, знали стихи современных поэтов и очень ценили Хлебникова. Случайно Почтенный узнал, что Хлебников находится неподалеку от Харькова в психиатрической лечебнице, где спасался от деникинской мобилизации. Тут же решено было пригласить Хлебникова в «коммуну», предоставить ему жилье и питание, подыскать литературный заработок.

Андриевский отправился на Сабурову дачу за Хлебниковым. Эта миссия была возложена на него, так как тогда он был назначен начальником Особого отдела при чрезвычайном коменданте и начальнике гарнизона Харькова. В мандате было сказано, что предъявитель имеет «право ареста любого военнослужащего до командира полка включительно, а также правомочен арестовать, за исключением депутатов ВУЦИК и членов ЦК КП(б), любое гражданское лицо безотносительно к должности, которую данное лицо занимает». Кроме того, всем советским организациям вменялось в обязанность оказывать предъявителю мандата всяческое содействие, комендантам станций — предоставлять вне очереди места в любых поездах, а в случае необходимости срочных выездов выделять резервные паровозы.

С таким мандатом Андриевский явился к Владимиру Яковлевичу Анфимову, напугав его до смерти, подобно тому, как это позже описал Хлебников. Доктор даже стал заикаться и каждую фразу заканчивал почтительным обращением «товарищ следователь». Вероятно, он успел мысленно попрощаться с семьей, пока «товарищ следователь» задавал свои вопросы. Андриевский сначала спросил, верно ли, что в больнице находится поэт Виктор Владимирович Хлебников, известный под псевдонимом Велимир Хлебников. Получив утвердительный ответ, спросил, верно ли, что Хлебников сам пришел в больницу. Затем спросил, считает ли Анфимов Хлебникова сумасшедшим, опасен ли он для общества и, наконец, почему поэта до сих пор держат в сумасшедшем доме. Анфимов отвечал, что не может выписать пациента «в никуда», что поэту необходимо обеспечить хотя бы элементарную материальную поддержку, найти какоенибудь жилье, а Хлебникова за это время никто не навещал, и в Харькове у него нет ни родных, ни друзей. Тогда Андриевский наконец сообщил врачу о цели своего визита, о том, что он как раз и собирается взять на себя заботы о поэте и дать врачу все необходимые гарантии. Доктор, не чаявший такого избавления, радостно воскликнул: «Конечно же, товарищ следователь!»

Андриевский попросил повидаться с поэтом (до этого он с ним не встречался). Хлебников вышел к нему в солдатском белье и сером больничном халате. Андриевского поразил гигантский лоб и голубые глаза поэта. Хлебников удивленно выслушал слова незнакомого человека о том, что группа молодых художников приглашает его переехать к ним. Немного подумав, Хлебников сказал: «Ну что ж, я согласен». И в тот же день он предстал перед коммунарами.[113]

«Коммуна» помещалась в богатом особняке по адресу: Чернышевская улица, дом 16, квартира 2. Хлебникову отвели большое помещение, разделенное на две части капитальной перегородкой; окна комнаты выходили на Чернышевскую улицу. Хлебников категорически отказался от такой роскоши, и после долгого спора сошлись на том, что он будет жить в той комнате, где есть удобный стол и диван, покрытый пушистым ковром.

Вещей Хлебников никаких не привез, из больницы он явился с одним маленьким узелком. Как обычно, он поражал собеседника обширностью своих познаний. Андриевский занял соседнюю комнату. Оказавшись соседями, они нередко беседовали. Как рассказывает Андриевский, темами их разговоров были различные вопросы науки, причем часто Хлебников касался вещей принципиальных, относящихся к общей картине мира, и высказывал по ним глубокие и парадоксальные суждения. Так, он говорил о «пульсации всех отдельностей мироздания»: «Пульсируют солнца, пульсируют сообщества звезд, пульсируют атомы, их ядра и электронная оболочка, а также каждый входящий в нее электрон. Но такт пульсации нашей галактики так велик, что нет возможности его измерить. Никто не может обнаружить начало этого такта и быть свидетелем его конца. А такт пульсации электрона так мал, что никакими ныне существующими приборами не может быть измерен. Когда в итоге остроумного эксперимента этот такт будет обнаружен, ктонибудь по ошибке припишет электрону волновую природу. Так возникнет теория лучей вещества».