Собрание сочинений - Иосиф Бродский

* * *

Это было плаванье сквозь туман.Я сидел в пустом корабельном баре,пил свой кофе, листал роман;было тихо, как на воздушном шаре,и бутылок мерцал неподвижный ряд,не привлекая взгляд.

Судно плыло в тумане. Туман был бел.В свою очередь, бывшее также белымсудно (см. закон вытесненья тел)в молоко угодившим казалось мелом,и единственной черною вещью былкофе, пока я пил.

Моря не было видно. В белесой мгле,спеленавшей со всех нас сторон, абсурднымбыло думать, что судно идет к земле -если вообще это было судном,а не сгустком тумана, как будто влилкто в молоко белил.

Перед памятником А. С. Пушкину в Одессе

Якову Гордину

Не по торговым странствуя делам,разбрасывая по чужим угламсвой жалкий хлам,однажды поутрус тяжелым привкусом во ртуя на берег сошел в чужом порту.

Была зима.Зернистый снег сек щеку, но землябыла черна для белого зерна.Хрипел ревун во всю дурную мочь.Еще в парадных столбенела ночь.Я двинул прочь.

О, города земли в рассветный час!Гостиницы мертвы. Недвижность чаш,незрячесть глазслепых богинь.Сквозь вас пройти немудрено нагим,пока не грянул государства гимн.

Густой туманлистал кварталы, как толстой роман.Тяжелым льдом обложенный Лиман,как смолкнувший язык материка,серел, и, точно пятна потолка,шли облака.

И по восставшей в свой кошмарный росттой лестнице, как тот матрос,как тот мальпост,наверх, скребяногтем перила, скулы серебряслезой, как рыба, я втащил себя.

Один как перст,как в ступе зимнего пространства пест,там стыл апостол перемены местспиной к отчизне и лицом к тому,в чью так и не случилось бахромушагнуть ему.

Из чугунаон был изваян, точно паханадвижений голос произнес: "Ханаперемещеньям!" – и с того концаземли поддакнули звон бубенцас куском свинца.

Податливая внешне даль,творя пред ним свою горизонталь,во мгле синела, обнажая сталь.И ощутил я, как сапог – дресва,как марширующий раз-два,тоску родства.

Поди, и онздесь подставлял скулу под аквилон,прикидывая, как убраться вон,в такую же – кто знает – рань,и тоже чувствовал, что дело дрянь,куда ни глянь.

И он, видать,здесь ждал того, чего нельзя не ждатьот жизни: воли. Эту благодать,волнам доступную, бог русских нивсокрыл от нас, всем прочим осенив,зане – ревнив.

Грек на фелюке уходил в Пирейпорожняком. И стайка упырейвываливалась из срамных дверей,как черный пар,на выученный наизусть бульвар.И я там был, и я там в снег блевал.

Наш нежный Юг,где сердце сбрасывало прежде вьюк,есть инструмент державы, главный звукчей в мироздании – не сорок сороков,рассчитанный на череду веков,но лязг оков.

И отлит былиз их отходов тот, кто не уплыл,тот, чей, давясь, проговорил«Прощай, свободная стихия» рот,чтоб раствориться навсегда в тюрьме широт,где нет ворот.

Нет в нашем грустном языке строкиотчаянней и больше вопрекисебе написанной, и после от рукисто лет копируемой. Так набегает напляж в Ланжероне за волной волна,земле верна.

Лесная идиллия

Она:Ах, любезный пастушок,у меня от жизни шок.

Он:Ах, любезная пастушка,у меня от жизни – юшка.

Вместе:Руки мерзнут. Ноги зябнуть.Не пора ли нам дерябнуть.

Она:Ох, любезный мой красавчик,у меня с собой мерзавчик.

Он:Ах, любезная пастушка,у меня с собой косушка.

Вместе:Славно выпить на природе,где не встретишь бюст Володи!

Она:До свиданья, девки-козы,возвращайтесь-ка в колхозы.

Он:До свидания, буренки,дайте мне побыть в сторонке.

Вместе:Хорошо принять лекарстваот судьбы и государства!

Она:Мы уходим в глушь лесную.Брошу книжку записную.

Он:Удаляемся от света.Не увижу сельсовета.

Вместе:Что мы скажем честным людям?Что мы с ними жить не будем.

Он:Что мы скажем как с облавойв лес заявится легавый?

Она:Что с миленком по душежить, как Ленин, в шалаше.

Вместе:Ах, пастушка, ты – философ!Больше нет к тебе вопросов.

Она:Буду голой в полнолуньея купаться, как Колдунья.

Он:И на зависть партизанамстану я твоим Тарзаном.

Вместе:В чаще леса, гой-еси,лучше слышно Би-Би-Си!

Она:Будем воду без закускимы из речки пить по-русски.

Он:И питаясь всухомяткустанем слушать правду-матку.

Вместе:Сладко слушать заграницу,нам дающую пшеницу.

Она:Соберу грибов и ягод,чтобы нам хватило на год.

Он:Лес, приют листов и шишек,не оставит без дровишек.

Вместе:Эх, топорик дровосекакрепче темени генсека!

Она:Я в субботу дроле банюпод корягою сварганю.

Он:Серп и молот бесят милку.Подарю ей нож и вилку.

Вместе:Гей да брезгует шершавыйради гладкого державой!

Она:А когда зима нагрянетмилка дроле печкой станет.

Он:В печке той мы жар раздуем.Ни черта. Перезимуем.

Вместе:Говорят, чем стужа злее,тем теплее в мавзолее.

Она:Глянь, стучит на елке дятелкак стукач, который спятил.

Он:Хорошо вослед вороневдаль глядеть из-под ладони.

Вместе:Елки-палки, лес густой!Нет конца одной шестой.

Она:Ах, вдыхая запах хвои,с дролей спать приятней вдвое!

Он:Хорошо дышать березой,пьяный ты или тверезый.

Вместе:Если сильно пахнет тленом,это значит где-то Пленум.

Она:Я твоя, как вдох озона.Нас разлучит только зона.

Он:Я, пастушка, твой до гроба.Если сядем, сядем оба.

Вместе:Тяжелы статей скрижали.Сядем вместе. Как лежали.

Она:Что за мысли, в самом деле!Точно гриб поганый съели.

Он:Дело в нем, в грибе поганом:В животе чекист с наганом.

Вместе:Ну-ка вывернем нутрона состав Политбюро!

Она:Славься, лес, и славься, поле!Стало лучше нашей дроле!

Он:Славьтесь, кущи и опушки!Полегчало враз пастушке!

Вместе:Хорошо предаться ласкепосле сильной нервной встряски.

Она:Хорошо лобзать моншерабез Булата и торшера.

Он:Славно слушать пенье пташкилежа в чаще на милашке.

Вместе:Слава полю! Слава лесу!Нет – начальству и прогрессу.

Вместе:

С государством щей не сваришь.Если сваришь – отберет.Но чем дальше в лес, товарищ,тем, товарищ, больше в рот.

Ни иконы, ни Бердяев,ни журнал «За рубежом»не спасут от негодяев,пьющих нехотя Боржом.

Глянь, стремленье к переменевредно даже Ильичу.Бросить все к едрене фене -вот что русским по плечу.

Власти нету в чистом виде.Фараону без рабаи тем паче – пирамиденеизбежная труба.

Приглядись, товарищ, к лесу!И особенно к листве.Не чета КПССу,листья вечно в большинстве!

В чем спасенье для России?Повернуть к начальству «жэ».Волки, мишки и косыеэто сделали уже.

Мысль нагнать четвероногихнам, имеющим лишь две,привлекательнее многихмыслей в русской голове.

Бросим должность, бросим званья,лицемерить и дрожать.Не пора ль венцу созданьялапы теплые пожать?

* * *

Миновала зима. Веснаеще далека. В садуеще не всплыли со днатри вершины в пруду.

Но слишком тревожный взглядсловно паучью нитьтянет к небу собраттех, кто успели сгнить.

Там небесный конвойв зоне темных аллейзалил все синевойкроме двух снегирей.

* * *