Исповедь любовницы Сталина - Леонард Гендлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Простите, И. В., но разве артистка Давыдова — чья-то собственность?
— Л. П., если мы узнаем, что с головы В. А. упал хоть один волосок, пеняйте на себя. Пощады не будет. На Донидзе я приказал оформить уголовное дело. В тюрьме ему как следует вправят мозги. Ты, Лаврентий, не вздумай вмешиваться — отрублю топором голову!
Берия понял, что малость переборщил, что надо в срочном порядке перестроиться, изменить тактику.
— И. В., по совести говоря, я не думал, что приглашение в гости может за собой повлечь…
Сталин резко перебил:
— Все свободны!
Берия:
— И. В., разрешите закончить прерванную мысль? Сталин:
— Кончать надо в другом месте, с женой в постели!
Я спросила Поскребышева:
— Неужели вы не боитесь мести Берия?
— Его уберет время. Пока жив И. В., нам с вами нечего бояться.
Еще одна подмосковная дача в Семеновском. Сталин встретил меня сухо, почти враждебно. Оживился после обеда. Я заметила, что в последнее время еда стала доставлять ему удовольствие. Он закурил, ноги укутал пледом. Принесли крепкий горячий чай и его любимый грог.
— В этом мире все — лжецы! — Сталин, не спеша, возвращался к своей излюбленной теме. — Я никогда никому не верил так, как канцлеру Адольфу Гитлеру. Мне казалось, что он правдивее Черчилля и Рузвельта. На одном из приемов Маленков шепнул, что со мной хочет говорить наедине немецкий посол граф фон Шу-ленбург, если не ошибаюсь, ваш очередной поклонник. Скрыться от дипломатических глаз невозможно. Сказаться больным — шаблонный прием. Выручил, как всегда,* Поскребышев: он организовал телефонный звонок. В этот момент Шуленбург пожаловался на острую боль в сердце. Дипломаты и дотошные журналисты ничего не поняли. Мы говорили 35 минут. Я до сих пор как следует не раскусил германского посла. Для нас он — неразрешимая загадка.
И. В. с причмокиванием и вздохами пил чай. В паузах курил. Потом начал ходить медленными шагами по диагонали. Вошла пышущая здоровьем Валечка. Она непринужденно улыбнулась, показав подковки маленьких жемчужных зубов. Время ее не меняло.
— Принесите еще чаю, — попросил Сталин. Я внимательно его слушала. — Мы, Верочка, подписали с Гитлером Пакт о ненападении и дружбе. А посол Шуленбург дал нам понять, что Гитлер со своим штабом интенсивно готовится к войне и что в ближайшее время Германия без предупреждения нападет на Советский Союз. Мы не поддадимся провокации. Я предложил выдать Шуленбурга Гитлеру. Он предал своего непосредственного начальника.
Глаза у Сталина зажглись звериным блеском. Злоба распирала, она, словно раскаленная магма, давила на его больной, неуравновешенный мозг.
Стоял теплый бесснежный вечер. Мы спустились в сад. И. В. немного приободрился:
— Я давно тебя не ласкал! Пойдем отдыхать, Верочка! Ты думаешь, что если мне стукнуло 62 года, то я уже ни на что не гожусь? Возможно, я наскучил тебе?
Внимательно посмотрела на осунувшееся лицо земного Бога, на своего властелина-царя. Как он чудовищно постарел! И он хотел от меня правды? Да, осуждай меня, читатель, за то, что игриво ответила:
— Нет, дорогой, вы ошибаетесь, мне с вами всегда хорошо!
Похвала придала ему новые душевные силы. И вдруг самый страшный вопрос:
— Верочка, хотите стать моей ЖЕНОЙ?
Тихо спросила:
— Это ваше твердое желание?
— Для меня ты больше, чем жена. Должен тебе сказать, что по приговору военного трибунала мерзавца Донидзе приговорили к смертной казни. Лаврентию сообщили, что его выкормыша направили в исправительно-трудовой лагерь. Вот будет потеха, когда он узнает о бесславной кончине друга-побратима!
От этой тирады меня бросило в дрожь. Правда Сталина была кровавой…
— И. В., скажите, как вести себя, если Берия пришлет ко мне своих людей?
Сталин помрачнел:
— Несмотря на то что Берия твердый орешек, постараемся его расколоть. Не поможет молоток — возьмем отточенный топор.
Наступил день, которого я так страшилась. Ночью 7 марта в моей квартире раздался сильный стук. Кто-то ломился в двери.
— В. А., пожалуйста, откройте, это я, Лаврентий Павлович Берия!
Подбежала к телефону, дрожащей рукой набрала номер Маленкова.
— В. А., вас мистифицируют. Берия от нас недавно поехал домой. Трубку не вешайте, пусть останется соединение с моей квартирой. Двери никому не открывайте. По второму аппарату связываюсь с начальником охраны Кремля и с военным округом.
Хулиганы продолжали ломиться в двери. Я не отходила от телефона.
Маленков:
— Через 15 минут у вас появятся наши товарищи, держите меня в курсе событий.
Бандиты грозили выломать двери. Они кричали:
— За Серго Донидзе мы тебя все равно изуродуем! Шкура продажная!
Наружные двери под натиском тел стали поддаваться. Я не на шутку испугалась. В этот критический момент услышала шум подъехавших автомобилей и вой сирены. Началась перестрелка. По лестнице поднимались мои спасители. Вооруженные бандиты скрылись. 10 человек арестовали. Несмотря на молодость, они имели звания и занимали ответственные посты в наркомате внутренних дел. Приехал обеспокоенный Маленков.
— О вооруженном налете считаю нужным сообщить товарищу Берия, — проговорил высоченный Лукашев-ский, старший следователь союзной прокуратуры по особо важным делам.
Следователь Воздвиженский из Военного Трибунала спросил преступников:
— Кто вас сюда послал?
За всех ответил Миха Элиава:
— Мы пришли сами, без злого умысла, просто хотели попугать Веру Александровну.
Маленков твердо:
— Хватит с этим отребьем чикаться! Не таким храбрецам развязывали языки. Арестованных в разные камеры, никакого общения, всех посадите на воду и хлеб.
Под усиленным конвоем бандитов увезли. От обиды я заплакала, силы стали сдавать. Ко мне подошел Маленков:
— Берия пока ничего не должен знать. Товарищу Сталину я сам доложу.
Лукашевский достал из портфеля бутылку с жидкостью.
— Эти мерзавцы собирались кислотой выжечь глаза артистке Давыдовой.
Поскребышев, приказал у моего дома и на этаже установить временно круглосуточный пост.
Целую неделю продолжался допрос обвиняемых. Бандитов судил военный трибунал. Пять человек приговорили к расстрелу, остальные получили длительные сроки тюремного заключения.
В первых числах апреля ужинала у Сталина в Кремле. И. В. произнес тост:
— За находчивость наркома внутренних дел товарища Берия!
Тщеславный Берия от радости порозовел. И. В. спросил его:
— Л. П., почему не бьешь тревогу, ведь среди бела дня из твоего могущественного аппарата исчезли хорошие люди?
Вожди-манекены насторожились. Берия был мрачнее тучи.
— И. В., произошло явное недоразумение.
— Точнее можешь выразиться?
— В моем наркомате все люди на месте.
— Ты хочешь, чтобы я при всех смешал тебя с говном?
Я никогда не думала, что короткая пауза может быть столь страшной. Сталин приказал вождям освободить кабинет. Остались Маленков, Поскребышев, Сталин и я.
— Ты зачем, вшивый мерзавец, послал своих людей к Давыдовой? Забыл, сволочь, что В. А. моя подруга, моя женщина, моя сестра! Ты приказал облить ее кислотой?
И. В. швырнул в лицо Берия бокал с недопитым вином. По бритым щекам наркома расползались струйки буро-коричневой крови. — Уходи, проклятый шакал! — В руках у Сталина заблестел маленький револьвер…
Влиятельный Маленков добился прощения Берия. Ему надо было расшатать позиции Жданова и Щербакова, оттеснить их на второй план.
1 мая на Красной площади состоялась грандиозная демонстрация. Кажется, впервые была показана военная техника Красной Армии. По-видимому, Сталин надеялся на болтливость и несдержанность иностранных корреспондентов и дипломатов. Он думал, что после фоторепортажей и обширных статей Гитлер испугается и переменит свое решение…
Матушка-Русь продолжала мирную жизнь. Магазины ломились от товаров. Трудящиеся России впервые за много лет немного вздохнули.
10 июня позвонила Сталину. Молчали все телефоны. В Кунцево сняла трубку Валечка, она узнала меня по голосу.
— Их нет, где они, мы не знаем.
Набрала номер Маленкова, сначала в ЦК, потом домашний. Ответила испуганная домработница:
— Я два дня не видела Г. М.
Позвонила Поскребышеву. Верный мой друг сразу же приехал. Мы не ложились спать, говорили всю ночь.
— Сталина и Маленкова нет в Москве. Я сам не знаю, куда они делись.
— А. Н., по старой дружбе, заклинаю вас, скажите, что стряслось? Мне можно довериться, я вас никогда не подводила. Я должна знать правду, даже если ЕГО нет в живых.
Поскребышев засмеялся:
— К счастью, И. В. жив и здоров. Беда пришла совершенно с другой стороны, никто не мог этого ожидать. Не сегодня-завтра начнется война с Германией. Два часа со Сталиным говорил маршал Тимошенко. И. В. никого не слушает и никому не верит, кричит, что Генеральный штаб Красной Армии умышленно нагнетает обстановку. В. А., вы для него самый близкий человек, поговорите с ним задушевно, покажите ему кинопленку с изображением передвижения к нашим границам немецких войск.