Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

личность старика, равно как и его присутствие в Меса Верде, тщательно скрывается, хотя им это плохо удается. И главным нарушителем секретности является сам Уэйнграсс; то ли из-за возраста, то ли по своей натуре он очень общителен с рабочими, особенно испанскими.

— Это не такая уж отрицательная черта, — улыбнулся Логан.

— Вероятно, он один из участников операции в Омане, — предложила свою версию Маргарет Лоувел. — И это тоже неплохо.

— Еще бы, — согласился Джекоб Мендель.

— Должно быть, он имеет сильное влияние на Кендрика, — сказал Сандстром, делая запись в своем блокноте. — Продолжайте, мистер Варак.

— Зная, что ничего не выйдет из этой комнаты, я приготовил досье конгрессмена для показа в слайдах. — Чех нажал на клавишу дистанционного управления, и вместо двойных фотоснимков с изображением переодетого Кендрика на улицах Маската, которые захлестнуло насилие, на экране появились отпечатанные на машинке страницы; буквы были большими, между строками — тройной интервал.

— Каждый слайд, — продолжал Варак, — представляет почти четверть обычной страницы, все негативы, естественно, были уничтожены в лаборатории, которая находится внизу. Я сделал все возможное, чтобы изучить личность кандидата как можно тщательнее, но не исключено, что и упустил что-нибудь. Поэтому не колеблясь спрашивайте меня. Я буду смотреть на вас, и по мере того, как каждый из вас кивнет головой в знак того, что он уже прочитал текст и сделал свои пометки, я буду знать, когда переходить к другому слайду. А сейчас — к делу… В течение следующего часа или около того перед вами пройдет жизненный путь конгрессмена Эвана Кендрика — со дня рождения вплоть до последней недели.

Спустя три часа четыре минуты Милош Варак выключил проектор. Через два часа семь минут после этого момента закончились вопросы к нему, и Варак покинул комнату.

— Используем метод нашего друга, — предложил Уинтерс. — Если каждый из вас кивнет, это будет означать согласие. Покачает головой — несогласие. Начнем с Джекоба.

Медленно и задумчиво один за другим члены Инвер Брасса кивали в знак согласия.

— В таком случае решено, — подвел итог Уинтерс. — Конгрессмен Эван Кендрик будет следующим вице-президентом США. Он станет президентом через одиннадцать месяцев после перевыборов лица, занимающего эту должность. Кодовое имя Икар в какой-то мере символическое. Будем надеяться, что он не станет, как многие из его горячих предшественников, подлетать к солнцу так близко, чтобы потом упасть в море. И пусть Бог будет милостив к нашим душам.

17

Член Палаты Представителей Кендрик из Девятого округа Колорадо сидел за столом в офисе, с искренним любопытством наблюдая за своим секретарем, у которой было неумолимое выражение лица, пока она вдохновенно говорила о почте первостепенной важности, повестках дня Палаты, бумагах, которые необходимо просмотреть до того, как они попадут в Парламент, а также о приемах, которые он все же должен посетить, а не посылать своего заместителя. Слова слетали с ее губ со скоростью пулеметной очереди, и это очень забавляло Эвана Кендрика.

— Ну вот вам, конгрессмен, расписание на неделю.

— Это уже что-то, Энни. Но не могли бы вы просто отправить им письмо на бланке, в котором бы сообщалось, что у меня социальная болезнь, и я боюсь кого-нибудь из них заразить.

— Эван, прекратите! — закричала Энни Малкэйи О’Рейли, весьма решительный «ветеран» Вашингтона. — С вас тут снимают кожу, а я этого не потерплю! Вы знаете, что они говорят здесь, на Холме? Так вот, они говорят, что вам все до лампочки, что вы потратили кучу денег, встречаясь с девицами, такими же богатыми, как и вы.

— Вы этому верите, Энни?

— Как я могу, черт побери? Вы никогда никуда не ходите, никогда ничего не делаете. Я бы благодарила всех святых, если бы вас поймали голым в Зеркальном бассейне с самой знаменитой милашкой Вашингтона! Тогда бы я знала, что вы хоть что-то делаете.

— А что если я не хочу ничего делать?

— Вы должны! Я печатала вашу программу для дюжины выпусков, она намного лучше, чем у восьмидесяти процентов здешних клоунов, но никто не обращает на нее никакого внимания.

— Она похоронена, потому что непопулярна, Энни; я не популярен. Меня не хотят ни в том, ни в другом лагере. Те немногие, кто заметил меня с обеих сторон, получили столько ярлыков, что немедленно дали задний ход. Они похоронили меня, что не очень трудно, поскольку я не жалуюсь. Значит, я этого заслуживаю.

— Бог мне свидетель, я не согласна с вами. Я же чувствую работу вашего интеллекта, когда смотрю на вас…

— Спасибо. Менни звонил?

— Я два раза от него отделывалась. Мне просто необходимо с вами посоветоваться.

Кендрик наклонился вперед, его светло-голубые глаза холодно заблестели, их выражение граничило с яростью.

— Никогда больше этого не делайте, Энни. Для меня нет ничего более важного, чем этот человек в Колорадо.

— Да, сэр. — О’Рейли опустила голову.

— Прошу прощения, — быстро сказал Эван, — я не должен был так говорить. Вы пытаетесь выполнить свои обязанности, а я не слишком хороший помощник. Еще раз прошу прощения.

— Не извиняйтесь. Я знаю, что вы пережили с мистером Уэйнграссом и что он значит для вас… Я не имела права вмешиваться. С другой стороны, я действительно стараюсь выполнять свою работу, а вот вы не самый трудолюбивый босс на Холме.

— Я бы с большим удовольствием находился на каком-нибудь другом холме.

— Кстати, о холмах… — Энни О’Рейли встала с кресла и положила скоросшиватель на стол Кендрика. — Я думаю, вам нужно посмотреть на предложение вашего коллеги по Конгрессу от Колорадо. Он хочет срезать вершину горы и сделать там водоем. В этом городе это обычно значит озеро, за которым следуют высотные дома.

— Сукин он сын, — прошипел Эван, раскрывая скоросшиватель.

— Вы читайте, а я тем временем свяжусь с мистером Уэйнграссом.

— Все еще мистер Уэйнграсс? — спросил Эван, листая страницы. — Вы не смягчились? Я слышал, как он сотню раз просил называть его Менни.

— О, время от времени я делаю это, но это нелегко.

— Почему? Потому что он постоянно вопит и ругается?

— Матерь божья, конечно, нет. Если вы замужем за ирландским туалетным детективом, вам на это начихать.

— Туалетным? — Кендрик поднял голову.

— Старое бостонское выражение. Так вот, его ругань и вопли здесь ни при чем.

— Что же тогда?

— Его весьма своеобразный юмор. Он начинает петь одну и ту же песенку, как только я называю его по имени. «Детка, — говорит он. — Я думаю, у нас получится прекрасная сцена из водевиля. Мы назовем его „У Менни ирландская Энни“. Как ты на это смотришь?» А я отвечаю: «Никак, Менни».