Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

А он говорит: «Оставь моего друга, кошечка, и улетай со мной. Он поймет мою неутолимую страсть». А я ему отвечаю, что у полицейского ТТ тоже есть страсть.

— Только не рассказывайте об этом своему мужу, — засмеявшись, предостерег Кендрик.

— Ой, а я уже сказала. Муж пообещал купить нам билеты на самолет. Конечно, он и Уэйнграсс пару раз вместе выпивали…

— Выпивали? Я даже не знал, что они встречались.

— Моя вина. К моему преогромному сожалению, это уже произошло около восьми месяцев назад, когда вы улетали в Денвер.

— Я помню. Правительственная конференция, а Менни все еще был в больнице. Я просил вас сходить и навестить его, а также занести парижскую «Трибюн».

— А я брала с собой Пэдди, когда ходила туда по вечерам. Я не слишком пуглива, но даже я не гуляю по этим улицам ночью, да и от полицейского ТТ должна быть хоть какая-то польза.

— Ну и?

— Они сразу же пришлись друг другу по душе. А однажды вечером я вынуждена была задержаться на работе, вот Пэдди и настоял, чтобы пойти в госпиталь одному.

Эван медленно покачал головой.

— Простите, Энни. Я ничего не знал. Я не собирался вмешивать вас и вашего мужа в свою личную жизнь. И Менни мне ничего не рассказывает.

— Наверное, виноваты бутылки Листерина.

— Чего?

— Они того же цвета, что и светлое шотландское виски. Так я свяжусь с ним по телефону?..

Эммануэль Уэйнграсс оперся о каменный выступ на вершине холма, который входил в тридцатиакровые владения Кендрика у подножия гор. Его клетчатая рубашка с короткими рукавами была расстегнута до пояса, так как он принимал солнечную ванну и вдыхал чистый воздух южных Скалистых гор. Он взглянул на свою грудь, на хирургические швы и задумался о том, стоит ли ему верить в Бога или в Эвана Кендрика. Врачи сказали ему через много месяцев после операции и многочисленных послеоперационных осмотров, что они вырезали черные маленькие клетки, которые съедали его жизнь. Он был чист, заявили они. Заявили человеку, который в тот день, на этой вот скале, под солнцем, поджаривающим его хилое тело, утверждал, что ему восемьдесят лет. Хилое, хотя не такое уж и немочное, потому что теперь он уже двигался лучше, говорил лучше и практически совершенно не кашлял. Однако ему ужасно недоставало сигарет «Галуаз» и сигар «Монте-Кристо», которые он так любил. Итак, что его ожидает? На сколько лет, месяцев или недель эскулапы продлили его жизнь?

Он посмотрел на свою сиделку в тени ближайшего дерева возле тележки для гольфа. Это была одна из круглосуточных сиделок, которые сопровождали его повсюду. Вдруг ему стало интересно, как она будет реагировать, если он ей сделает некое предложение. Небрежно опираясь на выступ, он ангельским голоском позвал ее и спросил:

— Прекрасный день, не правда ли?

— Просто великолепный, — последовал ответ.

— А что вы скажете, если мы снимем нашу одежду и получим истинное удовольствие?

Выражение лица сиделки ни на секунду не изменилось. Ответ был спокойным, неторопливым, даже ласковым:

— Мистер Уэйнграсс, но я же нахожусь здесь для того, чтобы ухаживать за вами, а не вызывать у вас сердечные приступы.

— Неплохо. Совсем неплохо. — Уэйнграсс был удовлетворен.

Радиотелефон на тележке для гольфа зажужжал, сиделка подошла к нему и сняла трубку. После короткого диалога, прерываемого смехом, она повернулась к Менни.

— Вас просит конгрессмен, мистер Уэйнграсс.

— Вы так не смеетесь, когда разговариваете с конгрессменом, — обиженно проворчал Менни, отталкиваясь от камня и вставая. — Голову даю на отрез, что это была Энни Глокаморра и рассказывала обо мне всякие глупости.

— Она действительно спросила, не удушила ли я вас еще. — Сиделка протянула телефон Уэйнграссу, который тут же рявкнул в трубку:

— Да я тебя быстрее удушу, голову оторву и скажу, что так и было!

— За что? — удивился Эван Кендрик.

— Парень, эта твоя Энни чертовски быстро спрыгивает с телефона, — смущенно пробормотал Уэйнграсс.

— Кто предостережен, тот вооружен, Менни, — засмеялся Кендрик. — Говорят, ты звонил. Все в порядке?

— Разве я должен звонить только в случае неприятностей?

— Ты редко звонишь. — Пауза. — Эта привилегия почти исключительно принадлежит мне. Что случилось?

— У тебя еще остались деньги?

— Конечно. А что?

— Помнишь пристройку, которую мы сделали, чтобы перед тобой открывалась панорама?

— Конечно.

— Я тут забавлялся некоторыми эскизами. Думаю, наверху нужно сделать террасу. Две стальные колонны будут выдерживать нагрузку, а может, понадобится и третья, если ты захочешь иметь ванну с паром у стены из стеклянных блоков.

— Из стеклоблоков? Это потрясающе! Действуй.

— Ладно. Утром я направлю туда водопроводчиков. Но как только это будет сделано, я возвращусь в Париж.

— Как скажешь, Менни. Кстати, ты говорил, что составил несколько проектов застекленного балкона там, где соединяются ручьи.

— Ты говорил, что не собираешься заходить так далеко.

— Я передумал. Это было бы отличное местечко, где можно было бы уединяться и думать.

— Местечко отличное, но не для такого непоседы, как ты.

— Ты само великодушие. На следующей неделе я заявлюсь на несколько дней.

— Я не могу ждать, — сказал Уэйнграсс, повышая голос и посматривая на сиделку. — Как только приедешь, освободи меня от этих тяжело дышащих сексуально озабоченных женщин!

Когда Милош Варак шел по безлюдному коридору здания Палаты Представителей, было чуть больше двадцати двух. Его впустили по предварительной договоренности, так как он был поздним гостем одного конгрессмена — Эрвина Партриджа из Алабамы. Варак подошел к массивной деревянной двери с медной пластинкой и постучал. Дверь почти мгновенно открыл стройный мужчина лет двадцати, глаза которого озабоченно смотрели из-под больших очков в роговой оправе. Нет, этот юнец явно не был председателем «Команды Партриджа», как назывался комитет по расследованию, преисполненный решимости выяснить, почему снабжение армии становилось все хуже, а затраты все больше. Что особенно беспокоило «Птиц» — еще одно прозвище — так это пятисотпроцентный перерасход и почти полное отсутствие конкуренции при заключении оборонных контрактов. То, что они лишь начали раскрывать, конечно же, было настоящей рекой коррупции, где было так много притоков, что не хватало парней, чтобы следовать по ним в имеющихся под рукой байдарках.

— Мне назначена встреча с конгрессменом Партриджем, — сказал Варак. Его чешский акцент, вероятно, был неверно истолкован стройным молодым человеком у двери, который, скорее всего, был помощником конгрессмена.

— Вы… вы… — смущенно промямлил он. — Я хочу сказать, когда вы проходили мимо охранников внизу…

— Если вы спрашиваете, проверен ли я на предмет наличия огнестрельного оружия, то да. Конечно же, меня проверили, и вы должны бы об этом знать. Вам звонили из службы безопасности. Пожалуйста, проводите меня к конгрессмену. Он меня