Охотники за сказками - Иван Симонов

А бабка и ночью не покидала больного: шептала ему что-то в темноте, уговаривала успокоиться.

На рассвете Василию Петровичу стало легче. Когда мы заглянули в комнату, он мирно спал. Рядом на табуретке сидела утомленная ночными заботами лекарша и, опираясь маленькими ладошками о колени, тоже спала, клоня книзу голову в темном шерстяном полушалке. Но стоило чуть скрипнуть половицей, как бабка подняла голову, посмотрела на нас светлыми, совсем не заспанными глазами и предупредительно погрозила пальцем: «Тихо! Чтобы не шума рк ну ть!»

Поправила легонько белую простыню и снова опустила голову.

В тот день мы не ходили к Белояру собирать писучие камешки. Не ходили и на следующий день.

— Тебе самой надо отдохнуть, — уговаривала Нина старушку, и голос «лесной королевы» был таким тихим и нежным, какого мы от нее не слыхивали и не ожидали услышать. — Иди поспи, а я посижу с больными. Что скажешь, все в точности исполню.

И бабушка, поддаваясь на уговоры, предупреждала, что Василия Петровича одеялом покрывать не следует. Держать его нужно под легонькой простынкой и смотреть, чтобы не тревожил обожженных мест.

— Если жар снова начнется, обязательно разбуди меня, — наказывала она. — Крушь в голове будет — дикого чесноку майорана дай понюхать. Вот он на столе лежит. Майоран в память приводит и мозг крепит.

Много разных наставлений бабушка «королеве» начитала, прежде чем в свою хибару отдыхать отправиться. Нам с Костей она доверила за Павкой приглядывать, не давать ему скучать особенно.

— А тебе, — сказала она, остановившись перед Ленькой, — чтобы все камешки у него из-под подушки выбрать. — И указала на Павкину постель. Сделав шаг, задержалась. — Выбери и на табуретку у его постели положи. Ладно, пусть глядит. А в руки не давай.

За полдень бабушка снова к нам зашла. Перед вечером еще раз заглянула.

Василию Петровичу полегчало, но лекарство он пьет, не отказывается. Бледный. Рукой пошевелит — морщится от боли, а шуточки снова к нему возвращаются.

— Поднимаю, — говорит, — Василиса Федоровна, этот тост за здоровье девясил-травы. — И выпьет налитую емурюмку.

В другой раз растительную смолку или желтый ирис вспомнит — за них выпьет. Так и пошли день за днем. У нашего друга боль в руках прекратилась.

— Только зудят очень, почесать хочется, — признавался он.

А чесать бабушка Васена строго-настрого запретила. Шесть дней безвыходно продержала она Павку в комнате, а на седьмой Костя Беленький записал в дневнике: «Идем собирать лекарственные травы для бабки Васены. Павка Дудочкин тоже с нами. Нина Королева будет цветы и травы показывать, которые брать нужно».

Перед выходом бабка Васена руки Павке заново перевязала, ладони высвободила. Всем такой наказ дала:

— Станете травы собирать, белену, дурман руками трогать, тогда ни к глазам, ни к губам пальцами не прикасайтесь — лекарственные растения ядовитые. И про ягоды забудьте — в рот такими руками класть ничего нельзя.

Собираемся мы, а Василий Петрович спрашивает:

— Может, и меня с ними отпустишь на часок, товарищ доктор?

— На участок небось пойти нацелился, — сердито отвечает ему старенькая лекарша. — Максимыч вон и без того каждое утро начал беспокоить. Один он, такой верзила, с делами будто и не управится. Обязательно ему инженера надо!

И уже ласковее говорит:

— А ты не тревожь себя понапрасну, не спеши раньше времени. На поправку пошло. Через недельку без тревоги можешь к делу вернуться.

Слово коротенькое, а неделя длинная, — говорит Василий Петрович. — Нина, забеги на участок, посмотри, что там делается. Скажи Максимычу, что доктор сердитый, хочет до холодов взаперти меня продержать, — просит он «королеву» и поглядывает на бабку Васену.

Бабушка с упреком в глазах слушает сетования Туманова, качает головой.

— Так, может быть, тебя сейчас по лесу гулять пустить? Прикрыть простынкой вместо рубахи? Забавно поглядеть будет.

— Лежу, лежу! — сдается Василий Петрович. — До зимы могу лодыря гонять. Теперь у меня помощников хватит. Отосплюсь за недосланное и вперед за целый год… Бегите, помощники!.. — И лесной инженер покорно закрывает глаза.

Сколько нового мы в тот день узнали!

— Ну-ка, беритесь за скобели! — такими словами ветретил нас Максимыч, едва мы появились на участке. И от зычного голоса бригадира проснулось лесное эхо.

Сосны кругом стоят высокие, стройные. «Кремлевые» — называют их в нашем краю. Когда-то из таких деревьев первый Московский Кремль строили.

Максимыч принес полотняную сумку, достал из нее инструменты: изогнутые острые железки с деревянными ручками на концах. Это и есть скобели.

— Берите, — по одной вручает нам Максимыч. — Посмотрел на Павкины перевязанные руки, сказал — А тебя, брат, обидеть придется.

— Ничего, их только чесать нельзя, а за скобель держаться можно. — И Павка покачал руками туда-сюда: смотри, мол, как работают.

Доказал свое, убедил Максимыча.

— Взялись, так не дремать — начинайте сосны подрумянивать. Подрумяним — дальше обрабатывать их легче будет.

Мы знаем, как дерево с корня валить, как раскряжевать его или на дрова разрезать, но сосны подрумянивать — для нас это дело новое.

— Познакомитесь сейчас, не велика мудрость, — гудит Максимыч. — Сюда смотрите.

Он заносит скобель над головой и острой железкой счищает шершавую кору с сосны. Рядом с первой кладет вторую, третью полосы.

— Видите, как она румянится?

А нам уже не глядеть, а самим поскорее точно так же сделать хочется. Костя Беленький вытягивается кверху во всю длину и с силой шаркает скобелью. Не очень гладкая — с заковырками, но получилась полоса. Потом глаже пошли.

«Королева» покороче полоски делает да руками проворнее работает. У нее тоже получается. У Павки с Ленькой и тем более. А у меня никак дело не идет: скобель ковыряет сосновую кору в глубину, вырывается из рук. Полчаса, наверно, одну сосну подрумянивал да по гладкому снова переглаживал.

— Привыкнешь — пойдет дело. Тут не сила нужна, а сноровка, — сказал Максимыч, оценивая мою работу. — Теперь за хаки беритесь.

Бригадир заранее знает, что насчет хаков у нас сведений столько же, сколько и насчет «румянца» на сосне. В том и заключается простая хитрость Максимыча, что он о неизвестном для нас, чтобы удивить побольше, так свободно разговор ведет. И недоумевает, посматривая сверху вниз:

— Неужели и хака не знаете?

А откуда нам знать, если не видывали.

— Как мужик заставил барина дрова рубить — тоже не знаете? Вот это плохо.