Чердынец - taramans

«Ну… тут он прав! Что-то я разбежался — вот и Галя за мной не поспевает — уже пот со лба вытирает!».

Я сбавил обороты и шепнул Галине:

— Ты извини, что-то я рванул не понятно куда! — она улыбнулась в ответ.

Копны ставили не часто — «ни чистИли, ага!». Копешки, по требованию деда, делали метра по полтора высотой, может чуть выше!

— Навалить-та можна и под два метра — а как ты на газике ее патом ташшить к стогу-та будиш? Или развалиш всю или газик не потянет!

Девчонки работали старательно, аккуратно, но — не быстро. Обе они сегодня были одеты — как и я. Трикотажные спортивные штаны от костюма и рубашки, кеды.

«Так… рубашки у обеих какие-то подозрительно знакомые! Так это же мои рубашки! Ну — ладно, мне не жалко! Только вот они им чуть коротковаты и немного — тесноваты, ага!».

Катька сейчас больше чем на полголовы меня выше, и Светка — примерно так же. И по размеру — на размер больше им одежда нужна. Но, так как девчонки пока сверху ничем похвастать особо не могут, особенно Катя, то в общем-то ничего у них не выпирает. Почти… меньше «не выпирает» у Светки. Все-таки рубашка на пацана и никаких вытачек там нет, поэтому — выпирать-не выпирает, но облегает Светку рубашка точно.

Они отстали от нас, что-то переговариваются, даже смеются. И Светка улыбается. Вряд ли Катька ее так быстро уговарила на массаж, просто, думаю, решила временно отступить, перегруппироваться и подготовить новый штурм!

Чем работа на покосе — более неудобна, чем прочая работа на солнце — снять рубашку… не то, что нельзя — не советую! Пыль, мелкие семена от сена, травинки и прочая мелкая «жбонь»! — лезет везде и чешется-чешется-чешется! И ничего не поделать! Только терпеть! А рубашку снимешь — все «это» моментально покроет все тело, прилипнет на пот — будет еще хуже!

Все наши женщины и девчонки работают в платках, мужики — в кепках. В волосы тоже все это забивается очень быстро и качественно! Я выпросил у бабы Маши платок и завязал его на голове — на «пиратский» манер!

Хорошо еще, что мы не стогуем! В смысле — не сметываем сено в стога! Там сено нужно вилами накидывать на стог сверху, то есть — наваливать-подавать сено наверх, держа его вилами на вытянутых руках. И вся эта мелочь летит на тебя — в лицо, за шиворот, лезет в нос, в рот, в уши! Лепота, да!

— Акуратней, акуратней, дефки! Капешки далжны быть гладенькими, акуратными такими! — дед Гена поправляет прихваченными вилами сложенную девчонками копну. В нашу сторону он зыркнул, но ничего не сказал — значит все я делаю правильно.

Работаем уже часа два. Я сбегал к стану за водой, принес бидончик воды и все жадно напились, прямо через край бидона.

— Чё та я, Юрка не видел, взяли те-та воды с сабой, ли чё ли? Мож сбегаш, унесеш им вады?

Что сделаешь? Бегу — несу воду в другом бидоне.

Пока я бегал, Галина перешла работать к девчонкам. И втроем им веселей, что ли! Смеются, оживились!

Так мы работали примерно до одиннадцати часов. Деда не пришлось просить — он и сам мне сказал:

— Ты иди с Галиной-та! Памоч ей нада… дров там, воды приташиш!

Натаскать сушняка, порубить его топором, разжечь костер — что тут сложного?

— Галя! Я там у бочага, ведерко воды на палку меж сучков приспособил. Ты пойди, обмойся — легче будет! — увидев сомнение в ее глазах, улыбнулся, — я подглядывать не буду!

Она засмеялась:

— Да я и не об этом! Как там обмываться-то — одной рукой. Ведро же наклонять как-то надо? Может я девчонок подожду, сольем там себе по очереди…

— А как ты сейчас готовить будешь? И так у костра жарко… А обмоешься — все легче! Ну — дело твое, а я тогда пойду, обмоюсь!

Я ушел к бочагу, разделся полностью, и наклоняя ведро одной рукой, кое-как обмылся. Ну — хоть так, да! Когда я посвежевший и повеселевший вернулся к костру, Галя посмотрела на меня с завистью.

Я сел чистить картошку, которую она уже достала из мешка. Она встала, мнется.

— Что, Галь?! — поднял я на нее глаза.

С досадой она пробурчала:

— Надо было кого-нибудь из девчонок с собой брать! Чешется же все тело — невмоготу!

— Ну… давай я глаза себе завяжу! Или спиной к тебе встану!

— Как ты мне поливать тогда будешь-то? — засмеялась Галина, но чуть покраснела. Ага, заметно.

— Вот тут, по-моему, в самый раз поговорка — «И хочется, и колется!».

— И правда — колется, и чешется все! — Галя покраснела уже явно.

— Слушай! Ну ты же — взрослая, красивая женщина! Что ты стесняешься какого-то двенадцатилетнего мальчишку? — вот такой я подлый, такой провокационный.

— Неприлично как-то… Неудобно… И ты — вовсе не двенадцатилетний мальчишка! Что ты меня за дурочку держишь!

Галина начала раздражаться, а мне это вовсе не надо!

— Действительно — как дети, блин! Пошли я тебе полью! — я решительно встал.

— Так… А если увидит кто? Представь, что будет? А… а если… ну… у тебя… вот что ты тогда делать будешь?! — красивая и румяная, да!

— Галюша! Ну что ты как девочка? Вон Катька со Светкой себя так ведут! Никто сюда еще часа два не придет! А мы — время теряем, обед нужно готовить! И — спасибо, что думаешь обо мне. А если случится какой конфуз со мной (а он точно случится, уже чувствую, шевелится — этот конфуз!), то… да убегу вон — в кусты, да и… ну — сама должна понимать… успокоюсь, значит! Пошли!

Я отвернулся, пока Галина возле бочага снимала комбинезон. Отвернулся я, а у самого аж в затылке чешется — так хочется хоть одним глазком, хоть искоса, но посмотреть. Но — воленс ноленс — вытерпел!

— Вот… я всё. Поливай. — а голос-то какой-то с хрипотцой стал, что положительный эмоций мне не прибавило.

Я повернулся боком, приподнял ведро с водой, и искоса глядя на стройное, красивое тело с такой обалденной золотистой, смугловатой кожей, стал поливать!

— Хорошо-то как! — застонала Галя, — еще, еще поливай!

«Еще! Еще! Ага! Дас ист фантастишь!