Истина - Эмиль Золя

Вскорѣ одно событіе какъ будто облегчило Марку рѣшеніе мучительной загадки: почему любимая женщина, которая готовится снова стать матерью, избѣгаетъ его ласки. Онъ узналъ, что она перемѣнила духовника, аббата Кандье, этого кроткаго священника, на отца Ѳеодосія, блестящаго проповѣдника капуциновъ. Священникъ прихода св. Мартина оказался слишкомъ холоднымъ для ея горячей вѣры, онъ не былъ въ состояніи разсѣять всѣ ея сомнѣнія, утолить ея душевный голодъ; тогда какъ отецъ Ѳеодосій, страстный, горячій фанатикъ, долженъ былъ дать ей обильную духовную пищу, которой ей такъ недоставало. Эти объясненія, однако, не совсѣмъ совпадали съ дѣйствительностью; на самомъ дѣлѣ Женевьеву побудилъ къ такой перемѣнѣ отецъ Крабо, властный повелитель ея бабушекъ, что, разумѣется, было сдѣлано съ разсчетомъ ускорить вѣрную побѣду послѣ столь осторожнаго, медленнаго приступа. Маркъ былъ далекъ отъ мысли, чтобы подозрѣвать Женевьеву въ тайной связи съ великолѣпнымъ капуциномъ, лучистые глаза и длинная каштановая борода котораго сводили съ ума всѣхъ набожныхъ католичекъ; онъ слишкомъ хорошо зналъ, какъ дорожитъ эта женщина своею честью; въ минуты самаго упоительнаго сладострастія, когда она отдавалась ему всѣмъ своимъ существомъ, она всегда сохраняла всю прелесть цѣломудрія. Но если онъ и не допускалъ ничего подобнаго, то развѣ нельзя было предположить, что вліяніе отца Ѳеодосія на молодую женщину не приметъ съ теченіемъ времени иного характера? развѣ ей не угрожала опасность подчиниться превосходству этого красавца-мужчины? Послѣ душеспасительныхъ бесѣдъ и въ особенности послѣ долгихъ часовъ исповѣди она возвращалась домой вся трепещущая, смущенная, какою мужъ никогда не видалъ ея раньше, пока она имѣла своимъ духовникомъ аббата Кандьё. У нея несомнѣнно зарождалось какое-то мистическое увлеченіе; потребность любви находила себѣ новое удовлетвореніе и возмѣщала временно отвергнутыя супружескія ласки, чему какъ нельзя больше способствовало ея тревожное состояніе періода беременности. Очень возможно, что монахъ порицалъ въ ней, главнымъ образомъ, будущую мать, пугая ее, что ребенокъ этотъ — дитя грѣха. Нѣсколько разъ она даже вслухъ выражала свое отчаяніе, какое несчастное существо должно у нея родиться; ее охватывалъ по временамъ такой же ужасъ, какой бываетъ у нѣкоторыхъ матерей, которыя боятся, какъ бы у нихъ не родился уродъ. Но если даже допустить, что онъ родится нормальнымъ, то какъ убережетъ она его отъ царящаго повсюду грѣха, гдѣ найдетъ ему пріютъ, чтобы спасти его отъ вліянія отца, отъ его нечестивыхъ ученій? Такъ вотъ что проливало свѣтъ на вынужденный ею разрывъ брачныхъ отношеній; ее, безъ сомнѣнія, терзала мысль, что отецъ ея ребенка — невѣрующій, и она дала клятву не производить больше на свѣтъ дѣтей; видя свою любовь разбитой, она въ отчаянія мечтала найти утѣшеніе въ нирванѣ. И въ то же время, какъ много оставалось для Марка еще неразгаданнымъ, какую муку терпѣлъ этотъ человѣкъ, сознавая, что обожаемая имъ женщина уходятъ отъ него все дальше и дальше, и что клерикалы умышленно опутываютъ ее своими сѣтями, желая измучить его, уничтожить въ конецъ и лишить силъ, необходимыхъ для его великой задачи освобожденія человѣчества.

Однажды Женевьева возвратилась домой послѣ бесѣды съ отцомъ Ѳеодосіемъ совершенно разбитая и въ то же время сіяющая. Когда пришла изъ школы Луиза, она сказала дочери:

— Завтра, въ пять часовъ, ты пойдешь на исповѣдь къ капуцинамъ. Если ты не будешь исповѣдываться, законоучитель не станетъ наставлять тебя въ вѣрѣ.

Маркъ рѣшительно вмѣшался въ разговоръ. Онъ не имѣлъ ничего противъ изученія катехизиса, но не допускалъ, чтобы дочь его ходила къ монахамъ.

— Луиза не пойдетъ къ капуцинамъ, — заявилъ онъ строго. — Ты знаешь, дорогая, что я сдѣлалъ много уступокъ, но этого я не допущу.

Съ трудомъ скрывая свое волненіе, Женевьева спросила мужа:

— Но отчего же ты не хочешь уступить моей просьбѣ?

— Я не могу сказать всего въ присутствіи ребенка. Тебѣ уже извѣстны мои взгляды: я несогласенъ, чтобы нравственная чистота моей дочери была осквернена подъ предлогомъ отпущенія дѣтскихъ грѣховъ; достаточно, если они будутъ извѣстны родителямъ, которые сами должны слѣдить за поступками своихъ дѣтей. Если случится, что дочь наша сдѣлаетъ какую-нибудь ошибку, пусть она откроетъ ее тебѣ или мнѣ, когда найдетъ это нужнымъ. Такъ будетъ и благоразумнѣе, и опрятнѣе.

Женевьева пожала плечами: такое рѣшеніе должно было показаться ей страннымъ и богохульнымъ.

— Я не желаю продолжать спора, мои бѣдный другъ… Но скажи мнѣ одно: если ты не позволяешь Луизѣ ходить на исповѣдь, то какъ же она пойдетъ къ причастію?

— Къ причастію? Но развѣ ты не помнишь, что мы рѣшили подождать, когда ей исполнится двадцать лѣтъ, и спросить тогда ея собственнаго мнѣнія? Я согласился, чтобы она брала уроки катехизиса, все равно, какъ желаю, чтобы она обучалась исторіи и наукамъ, единственно потому, что это дастъ ей развитіе и возможность обсуждать въ будущемъ свои поступки.

Гнѣвъ Женевьевы перешелъ всякія границы. Она рѣзко обернулась къ дочери и спросила:

— Теперь, Луиза, скажи, какъ ты думаешь, чего ты хочешь?

Дѣвочка стояла, какъ вкопанная, между отцомъ и матерью; на дѣтскомъ личикѣ ея лежала уже печать серьезности; она внимательно слушала, что говорили отецъ и мать. Когда возникали подобные споры, она старалась по возможности не подавать вида, что раздѣляетъ чье-либо мнѣніе, боясь обострить ссору. Своими умными глазами она смотрѣла то на одного, то на другого, словно умоляя не ссориться изъ-за нея; ее мучило сознаніе, что она служитъ постоянной причиной ихъ несогласія. Она была очень ласкова, очень нѣжна къ матери, но послѣдняя угадывала, что сердце ребенка лежитъ больше къ отцу, котораго дочь обожала; отъ него она унаслѣдовала ясный умъ, любовь къ правдѣ и справедливости. Съ минуту Луиза въ смущеніи продолжала смотрѣть на родителей; лицо ея выражало самую нѣжную привязанность. Потомъ она кротко замѣтила:

— Больше всего мнѣ хотѣлось бы, мама, и думать, и желать такъ, какъ думаете и желаете вы оба!.. Неужели тебѣ желаніе папы кажется такимъ неблагоразумнымъ? Отчего бы и не подождать немного?

Мать была не въ силахъ продолжать споръ.

— Это не отвѣтъ, Луиза… Оставайся съ отцомъ, — меня ты больше не уважаешь и не слушаешься. Кончится тѣмъ, что вы меня выгоните отсюда.

Сказавъ это, она быстро ушла въ свою комнату и заперлась на ключъ; такъ поступала она теперь при малѣйшемъ противорѣчіи, такимъ образомъ кончались почти всѣ споры; и съ каждымъ разомъ она какъ будто уходила все дальше и дальше отъ столь дорогого ей прежде домашняго очага.

Одно событіе окончательно убѣдило ее, что у нея хотятъ незамѣтно отнять дочь. Мадемуазель Рузеръ, благодаря своей многолѣтней практикѣ, должна была наконецъ получить мѣсто старшей преподавательницы, котораго она уже давно домогалась. Инспекторъ академіи Де-Баразеръ уступилъ назойливымъ просьбамъ депутатовъ и сенаторовъ-клерикаловъ, среди которыхъ болѣе всѣхъ шумѣлъ главный предводитель ихъ, графъ Гекторъ де-Сангльбефъ, — но только отчасти. Какъ бы въ вознагражденіе за эту уступку, онъ, съ присущимъ ему коварствомъ, назначилъ на открывшуюся въ то же время вакансію учительницы въ Мальбуа мадемуазель Мазелинъ, преподавательницу въ Жонвилѣ, прежнюю сослуживицу Марка, которую онъ высоко цѣнилъ за ея ясный умъ и стремленіе къ правдѣ и справедливости. Возможно, что инспекторъ академіи, всегда поддерживавшій тайно Марка, пожелалъ дать ему хорошаго товарища, одинаковыхъ съ нимъ взглядовъ, и избавить его отъ тѣхъ столкновеній, которыя безпрестанно происходили между нимъ и мадемуазель Рузеръ. Когда къ нему явился мэръ Филисъ и отъ имени городского совѣта выразилъ ему неудовольствіе по поводу такого выбора учительницы, инспекторъ сдѣлалъ удивленное лицо. Развѣ онъ не исполнилъ просьбы графа Гектора Сангльбефа? и развѣ онъ заслуживаетъ упрека, если, въ силу перемѣны состава чиновниковъ, онъ остановилъ свой выборъ на одной изъ самыхъ достойныхъ преподавательницъ, на которую до сихъ поръ еще никто не жаловался? Дѣйствительно, первое впечатлѣніе, произведенное этой дѣвушкой, было самое пріятное; искренняя веселость и ласковое обращеніе съ перваго же дня подкупили воспитанницъ въ ея пользу. Кротость ея и усердіе были изумительны; въ своихъ дѣвочкахъ — такъ она называла воспитанницъ — она стремилась воспитать будущихъ женщинъ, любящихъ женъ и матерей, свободныхъ духомъ воспитательницъ новаго свободнаго поколѣнія. Но она не водила дѣтей на службы, отмѣнила участіе ихъ въ процессіяхъ. Женевьева, знавшая мадемуазель Мазелинъ еще въ Жонвилѣ, возмущалась и открыто выражала свое неудовольствіе вмѣстѣ съ нѣсколькими другими семьями клерикальной партіи. Хотя она и не отзывалась съ похвалой о мадемуазель Рузеръ, постоянныя интриги которой нарушали ея семейный покой, но теперь она какъ будто жалѣла о ней; новая преподавательница, по ея мнѣнію, не внушала къ себѣ никакого довѣрія, и отъ нея можно было ожидать самыхъ низкихъ поступковъ.