Остров отчаяния - Патрик О'Брайан

Там он обнаружил полную неразбериху — одни моряки бежали на корму, другие к туманным расплывчатым фигурам на баке. Корабль и все вокруг него было погружено в туман, пока порыв ветра не рассеял пелену. И тут, высоко над топом мачты, они увидели стену изо льда, поднимающуюся отвесно вверх и нависавшую над палубой, а ее основание, разбивая волны, лежало не далее чем в двадцати футах.

— Отворачивай — послышался голос Джека, громкий и ясный, усиленный эхом ото льда.

Беспорядок исчез, реи негромко заскрипели, и возвышавшаяся стена начала отходить в сторону, медленно отплывая все дальше и дальше, пока не оказалась на траверзе судна. Затем все покрыл туман, и наступила мертвая тишина.

— Фор-бом-брам-стаксель! — распорядился Джек. — Оснастить помпы!

Топот бегущих ног и выбираемых снастей стих: в тишине ничего нельзя было услышать, только однажды донесся громовой треск падающего льда недалеко по правому борту, скрежет помп, и потоки воды с борта. Никто не говорил: на квартердеке все стояли неподвижно, а их дыхание, конденсируясь, присоединялось к молчаливому туману. Тишина, притихший корабль, почти неподвижный.

Затем оглушительный треск, потрясший «Леопард» вдоль и поперек, и корабль начал двигаться.

— Прямо руль, — сказал Джек.

— Не слушается руля, сэр, — сказал рулевой, вращая штурвал.

Баббингтон помчался вниз.

— Руль оторван, сэр, — сообщил он.

— Вернемся к этому позже, — решил Джек, — все на помпы.

Теперь начался период бешеной деятельности. Стивен видел, как какие-то паруса убавили, другие распустили, и они затрепетали. Мистер Грей или его помощники продолжали бегать и сообщать уровень воды в льяле, и Джек исчез, ковыляя, обхватив Бондена рукой за шею. Когда он вернулся, с лицом твердым и уверенным, Стивен был убежден, что, по мнению Джека, ситуация внизу обстоит очень серьезно.

Это убеждение вскорости подтвердилось, так как несколько групп были сняты с помп и принялись облегчать корабль. Драгоценные пушки полетели за борт, с плеском упав в тихое, туманное море через открытые порты, их крепления были разрублены топорами. Все найденные ядра. Весь тяжким трудом собранный лед, который все еще лежал на палубе. Якоря были срезаны. За ними последовали канаты, и бочонки с провизией, все, что было поблизости от люков. Часы адской работы.

— Как здорово они откачивают воду, — сказал Стивен соседу на помпе.

— Чертовски хорошо, приятель, — ответил моряк, не узнавший его в сгустившихся сумерках. — Шпигаты не справляются. Вода течет по палубе, и если гребаное волнение усилится, то вода будет плескать через люк каждый раз, когда судно будет подниматься на волне.

— Возможно, скоро мы все откачаем.

— Держи свой язык за зубами и откачивай, тупой ты содомит. Ни хрена ты не понимаешь.

На море поднялось волнение, ветер задул сильнее; к шпигатам с подветренной стороны отправили людей их очистить, чтобы способствовать оттоку воды за борт. Но, в конце концов, люк пришлось задраить, и облегчать корабль стало еще труднее. В полночь самые умелые моряки были отозваны с помп: они отправились на шкафут, где при свете фонаря, орудуя рукавицами с наперстком и иголкой, пришивали обрезки пенькового каната к лиселю, который следовало завести под дно корабля, чтобы остановить течь. Но помпы все равно откачивали воду, не переставая, и со временем ночь обрела, казалось, постоянную черту: в полной тьме, шатаясь от качки, выхаживать на брашпиле, налегать изо всех сил — вот что имело значение.

В какой-то момент послышалось бурное ликование при новости, что помпа по правому борту захлюпала, но они не останавливались ни на минуту. И хотя новость оказалась ложной — всего лишь временное засорение канала, — крик сам по себе был воодушевляющим.

Как только были предприняты срочные меры, моряки стали меняться с регулярными интервалами, а освободившиеся толпились в корме у кают-компании, где казначей с помощником выставили на стол сильно разбавленный грог, сухари, сыр и сосиски. Они ели все вместе, измотанные и уставшие от своей смены у тяжелых рукояток помп, но больше всего от ледяного ветра с дождем, но всё же не теряющие надежду, всё еще неунывающие, как будто это лишь неприятный затянувшийся сон, который когда-нибудь обязательно закончится.

Медленный серый рассвет показал вздымающееся, неспокойное море, крепкий усиливающийся ветер. «Леопард», низко осевший и тяжелый, потерял грот и фор-брамсель. Невозможно было отозвать матросов от помп и послать на мачты, и паруса изорвало в клочья. Вскоре за ними последовал фор-марсель. Тем не менее, лисель, призванный заделать течь, уже перекинули за борт, и матросы с канатами перемещались по переходам обоих бортов, передвигая его по днищу.

Главный вопрос состоял в том, чтобы найти течь, потому что сначала корабль ударился о лед кормой, а уже потом развернулся, вися на нем килем, и невозможно было сказать, где течь может находиться. Несмотря на волнение, Грант расположился прямо на утлегаре — это дважды чуть не убило его, — но не смог найти повреждения на носу, а в плотно заставленном трюме, глубоко в воде, было вообще невозможно добраться до днища или бортов.

Но вероятнее всего, течь находилась именно в кормовой части, где удар пришелся по рулевому перу, так что морякам пришлось прорубить палубу, чтобы добраться до хлебной кладовой на корме справа, поднять и выкинуть оттуда через окно кают-компании всё, что могло облегчить корабль. Как только кладовая будет очищена, они смогут прорубиться еще ниже и, возможно, найти течь в нижнем заострении кормы «Леопарда». Параллельно с этим работали над изготовлением еще одного пластыря, потому что от первого не было практически никакого толка.

Все эти часы помпы работали на полную мощь: ни одной поломки или вынужденного простоя, ни малейшего послабления в усилиях каждого из моряков; и всё же волны снаружи уже поднялись по планширь и заливали работающих на помпах людей. Каждая из машин высасывала по тонне в минуту, огромный поток; но вода постепенно заполняла кокпит. Семь футов, восемь футов, десять…

Это случилось, когда мистер Грей сообщил о десяти футах в льяле: цепь помпы правого борта разорвалась, и бедный старик вынужден был извернуться и разобрать обшивку, чтобы добраться до звеньев — часы работы в темноте после усилий на рукоятке. А как только её починили, работу нарушил засосанный внутрь маленький кусочек угля.

Стивен потерял счёт времени. Казалось, оно проходит мимо него, через него, в бесконечной неразберихе и спешке, или, по крайней мере, с таким количеством одновременных событий, что просто невозможно уследить за всем. И все же Стивен понимал, что за всеми этими хаотическими движениями в темноте скрывается вполне конкретная логика.