Охотница на Лис (СИ) - Малышева Анастасия Сергеевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, конечно, — выдохнул он, — Всё так и есть… — негромко добавил он.
Лис с опаской покосился в сторону бормочущего что-то себе под нос друга. Мужчина решил, что Васильев перетрудился, и напряжение последних дел привело к плачевному результату. А именно — Игнат сошёл с ума.
— Дружище, ты о чём вообще? — осторожно спросил Елисей.
— Всё сходится! — воскликнул брюнет, чувствуя, как в голове, наконец, что-то щёлкнуло, — Всё!
— Эм…а ты не мог бы пояснить, что подразумевается под этим «всё»? — помня, что с психами нужно разговаривать тихо и осторожно, поинтересовался Лис.
— Ты правильно сказал — на нас свалилось дохрена всего в одно время! Проверка в клубе, статьи в интернете, проблемы у Али на учёбе! Давай еще не забывать про тот инцидент с моей машиной и моими рёбрами — я до сих пор иногда чувствую, как они ноют. Всё это валится на нас со всех сторон! Но что если сторона на самом деле одна, и какой-то один мудак просто пытается нам подосрать?
Воронцов смотрел на друга, который светился так, словно решил какую-то сверхсложную задачу. В принципе, так, наверное, и было, поскольку в словах Игната был резон. И, чем больше брюнет говорил, тем сильнее Лис убеждался, что он прав. И, когда Васильев замолчал, его друг спросил только:
— Но кто? Кому это нужно?
Брюнет со вздохом признался:
— На этот вопрос у меня нет ответа. Увы.
— Но он появится, — решительно заявил Лис, поднимаясь на ноги, — Мы выясним, что этот засранец, и я лично прослежу за тем, чтобы улыбаться ему хотелось, как можно реже. И только после этого, с чистой совестью и чувством выполненного долга я поползу к Але. Надо будет — и голову этого ублюдка захвачу с собой, как боевой трофей. Ты ведь со мной? — спросил он у Игната.
Тот усмехнулся, и в его голубых глазах на миг вспыхнул дьявольский огонёк:
— Спрашиваешь? Я всегда на твоей стороне, друг. Тем более — у меня с этим персонажем личные счёты.
Лис кивнул, чувствуя, как к нему возвращается уверенность. Он терпеть не мог неизвестность и неопределённость. Но, понимая, что у них появился хоть какой-то план, он ощутил, что окончание этой чёрной полосы не за горами. И, разобравшись с этим, он сможет исправить всё, что натворил и своими словами, и действиями.
глава двадцать шестая
Глава двадцать шестая
Знаете, когда я раньше смотрела фильмы, то регулярно посмеивалась над героинями, которые, поссорившись или даже расставшись с парнем, плакали в подушку, или тоннами поедали конфеты, или просто лежали на кровати, отрекшись от мира и уставившись в потолок. Мне казалось это таким же неестественным, как розовые волосы, например. Или коровьи ресницы, грудь, которая в моменты, когда девушка лежала на спине, гордо смотрела вверх, а не стекала куда-то в район подмышек (подсказываю — такие сиськи сделаны из силикона). В общем — в такие моменты я готова была поднимать вверх табличку с известной фразой «Не верю!»
Однако, правы оказались люди, которые когда-то сказали, что чтобы понять другого человека — нужно оказаться в такой же ситуации. Так сказать, прочувствовать её полностью. Чтобы поверить в драму слезливых мелодрам, мне просто нужно было выгнать из своего дома и жизни любимого человека.
Без Елисея было…без него было никак. Будто все краски выкачали из моей жизни, и всё, чего мне хотелось — спать. Серьезно — я чувствовала себя так, словно меня сразила страшная болезнь, которую мог вылечить только сон. Я не плакала — после того вечера я запретила себе лить слёзы, но это не помогло исправить ситуацию. И, что самое ужасное — мне было нечем отвлечься.
Но я не жалела о том, что тогда указала ему на дверь. Воронцов поступил неправильно, снова попытавшись то ли купить меня, то ли потопить моё и без того дырявое судёнышко. Меня злило то, что он не поговорил со мной перед тем, как принять решение. Создавалось ощущение, что я была для него куколкой, которой он подбирал аксессуары на свой вкус. Да — я хотела открыть свой центр, но всё должно было быть иначе. И уж точно не в тот период, когда журналисты медленно и с кайфом поджаривали меня на вертеле.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})К слову об этом — количество статей заметно сократилось. В городе намечались выборы нового мэра, и кандидаты, видимо, выкупили все полосы, так что новостные ленты заполонили заметки о «благих» делах чиновников. В общем, пиар-компания других людей спасала меня. Я даже начала задумываться над тем, чтобы проголосовать там, или что принято делать в таких случаях? Я никогда не была сильна в политике.
Тем не менее, в универ мне по-прежнему было нельзя, так что я занималась ничегонеделаньем. Катя, как могла, поддерживала меня, но у тётушки была своя жизнь, и было бы эгоистично с моей стороны просить её менять свой распорядок ради меня. Тем более, у неё начала налаживаться личная жизнь и она, отойдя от своих прошлых, не слишком удачных отношений, позволила себе, наконец, снова увлечься кем-то. Так что ей явно было не до пребывающей в депрессии племянницы.
Марина, наоборот, проводила всё своё свободное время со мной. Игнат был занят на работе — я помнила, что им с Елисеем предстояло пройти немало проверок, прежде чем клуб снова разрешат открыть. Подруга не ворчала о том, что её королевское величество задвинули на вторые ряды — более того, она сама в моменты, когда мужчина звонил ей, требовала не отвлекаться и возвращаться к работе. Андреева действительно выросла, и смогла избавиться от эгоизма, который казался неотъемлемой частью её натуры.
Но больше всего я удивилась и даже восхитилась, когда рыжая, краснея и смущаясь, пробормотала мне о том, что призналась Игнату в своих чувствах. Вот тут я точно бы села от неожиданности, если бы не лежала на кровати. Ведь это была Марина — человек, который требовал любви от других, но никогда не дарил её в ответ. Никому. Нет, я была уверена, что родителей она любит, да и меня тоже (я надеюсь). Но мужчины — они могли смело идти лесом. А тут…в общем, Игнат точно был волшебником. Вместе с его другом. Блин, я опять его вспоминала!
Но это было неудивительно, ведь Васильев с Лисом были друзьями и коллегами. Они были неразрывно связаны. И я, как истинная мазохистка, ловила малейшие клочки и обрывки информации, которыми меня снабжала Марина. Разумеется, при этом я делала вид, что мне совершенно не интересно, что у них происходит. Андреева это понимала, но тактично молчала.
Елисей не звонил, я тоже не торопилась брать в руки телефон. Хоть меня и ломало изнутри, но я твёрдо решила для себя — он должен был сделать первый шаг сам. Пусть это было по-детски, но ведь Лис сам сказал, что я — ребёнок. Где поблажки, в таком случае? Почему я должна была вечно давать ему шансы? От него требовалась сущая мелочь — просто объявиться. Я бы приняла его. Потому что безумно скучала. Мне так сильно хотелось прикоснуться к нему, что я чувствовала, как мои руки сводило от напряжения. Всё моё тело тосковало и тянулось к нему.
Но он молчал. И в какой-то момент я просто перестала ждать. Не смирилась и не отпустила — просто начала занимать свою голову чем-то другим, помимо мыслей о своём, видимо, уже бывшем мужчине. Начала просматривать объявления — мне показалось, что настало время найти себе новое занятие, раз уж с любимым зоопарком было покончено. Я сходила на парочку собеседований, но везде требовался диплом о высшем образовании, и меня вежливо, но настойчиво выпроваживали. Однако сдаваться я не собиралась.
— Аль?
Голос подруги заставил меня вынырнуть из своих мыслей. Вздрогнув, я повернула голову:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Я снова отключилась?
Марина кивнула с мягкой, понимающей улыбкой. Мне всё еще было непривычно видеть её такой — не язвительной и слегка взбалмошной, а спокойной и будто сияющей изнутри. Закончив учёбу, она вытянула меня из дома и потащила, словно на буксире, в парк. Середина апреля радовала — погода разгулялась не на шутку, и люди, сбросив пуховики и шубы, переоделись в плащи и ветровки. И мы с рыжей исключениями не стали. Более того — купив себе по большому мороженому, мы уселись на лавочке и с удовольствием уплетали холодное лакомство. Правда, погрузившись в свои мысли, я об этом малость подзабыла, и чувствовала, как прохладная подтаявшая сладость стекала по моим пальцам, остужая кожу.