Как повергнуть герцога (СИ) - Данмор Эви

Их самым могущественным противником стала бы сама королева. Викторию приводило в ярость движение за права женщин. В 1870 году она написала Теодору Мартину, что леди Эмберли, в то время видную феминистку, “следует высечь”. Королева опасалась, что женщина “станет самым озлобленным, бессердечным и отвратительным из человеческих существ”, если ей позволят иметь те же политические и социальные права, что и мужчине. Точно так же Элизабет Вордсворт, первый декан Леди-Маргарет-Холла и внучатая племянница поэта Уильяма Вордсворта, не видела необходимости в том, чтобы женщины играли роль в политике. Мисс Вордсворт позже создаст ещё один оксфордский колледж для женщин, Сент-Хью, финансируя его из своего собственного кармана, чтобы помочь большему числу женщин получить доступ к высшему образованию.

То, что сейчас кажется взаимоисключающими друг друга вещами, в викторианскую эпоху считалось нормальным: большинство людей, которые поддерживали лучшее образование для женщин, делали это, потому что верили, будто оно пойдёт женщинам на пользу для исполнения предписанных им ролей матерей, домохозяек и спутниц мужчин. Идея о том, что женщина должна быть самостоятельным человеком, независимо от того, насколько это повышает её ценность в глазах людей, считалась настолько радикальной, что суфражистки сталкивались с оппозицией на каждом шагу. И всё же они не опускали руки. Поэтому такие женщины, как Аннабель, Люси, Хэтти и Катриона, действительно считались бы выдающимися.

Но даже женщинам-первопроходцам был нужен домашний очаг, мужчина, которого они бы любили и который дорожил бы ими и принимал такими, какие они есть, поэтому мне очень приятно писать для них истории со счастливым концом.

Примечание: я позволила себе некоторую художественную вольность в отношении "Преступления и наказания" Достоевского, роман был переведён на английский язык только в 1885 году.

«Свадебная история»

"От такой преданности и к такой женщине не излечиваются! Нет, он не мог излечиться".

Доводы Рассудка, Джейн Остин.

Оксфорд, февраль 1879 года.

— Не могу выразить словами, как я благодарна, что вы пришли.

Аннабель долго рассматривала содержимое своей чашки, прежде чем взглянуть на своих подруг. Они не просто нанесли ей светский визит, а откликнулись на редкий и неловкий для неё призыв о помощи. Люси, Хэтти и Катриона собрались в её новой гостиной в оксфордском отеле "Рэндольф". Аннабель не видела их с тех пор, как три дня назад попала в заголовки всех британских газет. Три дня назад она согласилась поднять скандал и выйти замуж за герцога.

За герцога!

Из трубы доносились завывания зимнего ветра, отчего волоски на руках Аннабель становились дыбом.

— Само собой разумеется, мы решили тебя навестить, — весело проговорила Хэтти. — Мы беспокоились за тебя. И надеялись увидеть как можно скорее. — Катриона кивнула, глядя на Аннабель. В её голубых глазах за стёклами очков читалась настороженность. Люси лишь выгнула бровь. Ни одна из девушек ещё не притронулась к своей чашке.

— В этом нет ничего само собой разумеющегося, — возразила Аннабель. — Благоразумным женщинам не помешало бы некоторое время избегать моего общества. — По крайней мере, до тех пор, пока королева Англии не сменит гнев на милость. Её величество всё же воздержалась от публичного изгнания Себастьяна за его многочисленные грехи. Уход в отставку с государственной должности! Осуждение политики партии тори! Женитьба на дочери викария! Но, конечно, пришла в ярость, и все высокопоставленные особы об этом знали. Скандал мог нанести значительный урон социальному статусу и был заразен как чума.

Люси зло улыбнулась.

— Некоторые сказали бы, что мы поступили очень благоразумно, навестив тебя, — сказала она. — Герцоги всегда остаются герцогами, если только их не бросят в Тауэр. Разумнее дружить с будущей герцогиней, чем сторониться её.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не смешно, — выдавила Аннабель.

— Чёрт возьми, не смотри на меня так потрясённо, я же пошутила!

— Это и правда не смешно, — сказала Хэтти, привычное для неё проказливое выражение лица сменилось на свирепое. Катриона, не сказав ни слова, сердито глянула на Люси.

Люси нахмурилась.

— Хорошо, я приношу извинения, правда. Но никто не будет тебя долго сторониться. Если королева во всеуслышание не потребует, чтобы вы с Монтгомери покинули страну, подхалимы будут тут как тут.

— Потрясающие перспективы, — пробормотала Аннабель. — Пожалуйста, угощайтесь. — Она указала на многоярусное блюдо с разноцветными французскими пирожными на чайном столике, которые в срочном порядке забрал лакей Джон в пекарне на Сент-Джайлс. Да, теперь у неё была своя прислуга, в том числе прелестная горничная француженка по имени Нанетт. Аннабель вздрогнула. Три дня назад согласиться на предложение руки и сердца казалось правильным и единственным решением. Она сказала "да" Себастьяну Деверо, мужчине, его светло-серым глазам, обрамлённым намокшими от дождя ресницами и приятному ощущению его надёжной руки на её спине. Но теперь Себастьян отбыл во Францию, и с тех пор, как прошлой ночью Аннабель перевезла свои вещи в новые шикарные апартаменты, она задавалась вопросом, что на неё нашло. Да. Такое короткое, но значимое слово навсегда изменило и её судьбу, и судьбу большого герцогства. При одной мысли об этом Аннабель чувствовала, как сердце неприятно сжимается в груди. А сегодня утром она оказалась в шаге от паники.

Хэтти потянулась за щипцами, чтобы захватить не одно, а сразу два розовых пирожных. Катриона сделала глоток чая и вытянула ноги. И в довершение всего, приняв предложение Себастьяна, Аннабель не только разозлила королеву, но и резко взлетела по социальной лестнице, оказавшись на её вершине, и надеялась, что подруги не будут втайне чувствовать себя неловко по этому поводу. В их кругах малейшие различия в положении имели значение, каждый статус нёс свои привилегии. Многих молодых женщин приводило в восторг лишь одно право входить в комнату раньше остальных на официальных приёмах. Когда Аннабель станет женой Себастьяна, только члены королевской семьи будут стоять выше неё. Но, похоже, подруги уже возвращались к своей прежней непринуждённой манере общения. Одной проблемой меньше. Она сжала и разжала руки на коленях.

— Боюсь, мне понадобится ваша помощь.

— Ты думаешь о том, чтобы отказаться от помолвки? — спросила Люси с таким заинтересованным видом, что Аннабель расхохоталась. Подхалимство Люси было незнакомо.

— Ты могла бы хоть попытаться не говорить с такой надеждой, — сказала она.

Подруга беззастенчиво пожала плечами. Как лидер суфражистского движения, Люси выступала за то, чтобы женщины не попадались в юридическую ловушку, коим являлся брак. Обладая ярым свободолюбием, она вдвойне опасалась властных и авторитарных мужчин, таких как Себастьян…

— Напротив, — сказала Аннабель. — Мне нужен ваш совет по поводу свадьбы. Я совсем не готова к этому торжественному дню. — И ко всем последующим дням.

В карих глазах Хэтти зажёгся целеустремлённый огонёк.

— Когда должна состояться свадьба?

— Через двенадцать дней, в одиннадцать часов.

— Через двенадцать дней, — повторила Хэтти. — Монтгомери, должно быть, подал уведомление о браке в тот же день, когда сделал тебе предложение.

Именно. Он отправился в отдел регистрации актов гражданского состояния в промокшей одежде прямо с ненастной Парламентской площади. Чтобы ему самому было труднее отказаться? Нет! Нет, Себастьян не принимал решений, о которых потом сожалел. Он планировал все ходы заранее, поэтому вернувшись из Лондона, Аннабель обнаружила, что её восстановили в университете и ожидают апартаменты, достойные герцогини.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

"Ты не сомневался, что я приму предложение", — сказала ему Аннабель, когда он вручил ей ключи.