Как повергнуть герцога (СИ) - Данмор Эви

Когда Себастьян направился к двери, Кэролайн его окликнула. И в память о старых добрых временах он обернулся.

Снова обретя полное спокойствие, она стояла, как стальная тростинка в центре комнаты.

— Она очаровательная молодая женщина, Монтгомери. Общество закидает её камнями, если ты официально сделаешь её своей любовницей. В подобных делах тяжесть греха всегда ложится на плечи женщины.

— Я в курсе. — Он кивнул. — Прощай, Кэролайн.

Глава 32

Шёл лёгкий дождь, Парламентская площадь благоухала весной, зелёными побегами и белыми цветками вишни.

"Впереди ждут новые начинания, — подумала Аннабель, — независимо от того, готов ты к ним или нет".

Она протянула листовку пожилому графу, проходившему мимо. Его лицо показалось ей знакомым, возможно, Аннабель видела мужчину в музыкальной комнате Клермонта. Кивнув, он взял листовку, и Аннабель направилась к другому прохожему, медленно продвигаясь ко входу в Палату лордов. Позади неё Люси и Катриона отлавливали остальных джентльменов, которых она пропустила. Хэтти дожидалась подруг в женской галерее, поскольку отец разрешил ей посетить только её. К счастью, Жюльен Гринфилд так и не узнал о том, что несколько недель назад Хэтти участвовала в демонстрации. Но заголовки, которые появились после того знаменательного дня, вернули Закон о собственности замужних женщин в повестку дня парламента, хотя Люси была готова поклясться, что пэры примутся часами обсуждать бессмысленный импортный тариф лишь бы не касаться прав женщин.

Находиться на галерее было неуютно, что казалось странным, ведь некоторые представители Палаты лордов приглашали сюда своих жён посмотреть на их выступление. Потолок нависал слишком низко, от мужчин внизу женщин отделяла решётка, а от влажных от дождя волос и одежды в помещении становилось слишком душно.

— Радуйся, что старая галерея сгорела дотла, — пробормотала Люси, увидев, как Аннабель крутит головой то туда, то сюда, чтобы разглядеть зал сквозь отверстия в решётке. — Раньше женщинам приходилось сидеть в вентиляционной шахте, чтобы послушать выступления. Говорили, там было невыносимо жарко.

— Можно заподозрить, будто они не хотят, чтобы женщины наблюдали за тем, как они принимают законы, — пробормотала Аннабель.

В зале внизу лорды начали обсуждать первый пункт повестки дня: возможное повышение на полпроцента тарифов на бельгийское кружево.

Монотонная речь одного из лордов была прервана, когда дверь в зал снова со скрипом распахнулась. Прибыл опоздавший.

— Его светлость герцог Монтгомери, — объявил церемониймейстер.

Аннабель застыла в шоке.

Конечно, он явился. Себастьян был последним человеком в Англии, который стал бы уклоняться от своих политических обязанностей.

Она боялась пошевелиться, как будто из-за одного взгляда в его сторону могла превратиться в камень.

Хэтти осторожно коснулась руки Аннабель, что помогло подавить досаду.

Она сделала свой выбор. Разумный выбор.

И, возможно, однажды, когда ей исполнится девяносто лет, он покажется ей хорошим.

— Милорды, — проговорил Себастьян, — я прошу вынести на рассмотрение Закон о собственности замужних женщин.

Услышав его бесстрастный голос, Аннабель ощутила прилив тоски. Настолько сильной, что она не сразу поняла смысл его слов, пока Люси не выругалась себе под нос.

— Просьба удовлетворена, — сказал лорд-спикер.

— Милорды, — сказал Себастьян, — я прошу разрешения высказаться по Закону о собственности замужних женщин.

Вокруг раздались одобрительные возгласы, лишённые энтузиазма.

— Разрешение получено, — изрёк лорд-спикер.

Аннабель вцепилась в края стула. На лбу выступил холодный пот. Знать, что Себастьян находится всего в нескольких десятках футов, и переживать бурю эмоций по этому поводу неприятно, но видеть, как он произносит речь против прав женщин перед всеми её подругами, будет невыносимо. Она нащупала свой ридикюль. Нужно уходить.

— Джентльмены, многие из вас помнят речь Джона Стюарта Милля, произнесенную в Палате общин четырнадцать лет назад, — сказал Себастьян, — речь, в которой он утверждал, что в Британии не осталось законных рабов, за исключением хозяек наших домов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Послышались редкие свистки и крики:

— Позор!

Когда Аннабель попыталась встать, её колена коснулась маленькая ручка.

— Останься, — пробормотала Люси. — У меня такое чувство, что дальше будет только интереснее.

Интереснее? Она не могла вынести столь скорой встречи с Себастьяном, её сердце колотилось от боли, будто Аннабель лишилась ноги или руки…

— Проблема в том, — продолжил Себастьян, — что, если сравнивать нынешний правовой статус замужней женщины с определением рабства, нужно быть слепым, чтобы не заметить сходства.

Послышались неоднозначные возгласы лордов.

Аннабель опять опустилась на стул. К чему он ведёт?

— Мы пытаемся сгладить углы, наделяя женщин другими полномочиями более неформального толка, — сказал Себастьян, — и, конечно, перед нами стоит вопрос об их безопасности. Мир мужчин жесток. И всё же женщины посещают наши кабинеты, подходят к нам на улицах и каждый год присылают петиции с десятками тысяч подписей с просьбой предоставить им больше свободы. Они считают, что их безопасность достигается в ущерб их свободе. И, джентльмены, вся проблема в том, что "свобода" — это не просто красивое слово, которое хорошо вписывается в любую речь. Желание быть свободным — это инстинкт, глубоко укоренившийся в каждом живом существе. Поймайте в капкан любое дикое животное, и оно откусит себе лапу, чтобы вырваться на волю. Захватите человека в плен, и поиск выхода на свободу станет его единственной целью. Единственный способ отговорить живое существо от стремления к свободе — это сломить его.

— Боже мой, — прошептала Хэтти, неуверенно глядя на Аннабель. — Он на нашей стороне?

— Похоже на то, — пробормотала Аннабель. Но почему? Он совершенно ясно дал понять, что это навредит его интересам.

В зале воцарилась мёртвая тишина.

— Британия избежала революций Франции и Германии, потому что здесь, в этом самом зале, мы всегда знали, когда приближаемся к переломному моменту, когда пришло время пойти на уступки народу, чтобы сохранить мир, — сказал Себастьян. — Движение за избирательное право быстро набирает обороты, и что мы будем делать? Всё мощнее и мощнее наносить ответные удары? Я, со своей стороны, не готов сломить половину населения Британии. Не готов видеть, чтобы хоть одной женщине причинили вред из-за её стремления к некоторой свободе. Поэтому я предлагаю законопроект о внесении поправок в Закон о собственности замужних женщин 1870 года.

Присутствующие в женской галерее ахнули, но их заглушили крики в зале внизу. Аннабель не помнила, как поднялась на ноги. Словно когтями, она вцепилась пальцами в медную решётку.

Себастьян стоял в противоположном конце зала, но сверху Аннабель было видно, как он презрительно нахмурился, оглядывая бурную сцену перед собой.

— Всем суфражисткам в женской галерее, — сказал он, повышая голос, чтобы перекричать шум, — я советую приготовиться. Для многих людей ваши требования равносильны объявлению войны хозяину дома. Эту войну вы не выиграете в обозримом будущем. Но сегодня вы приобрели ещё одного союзника. Настоящим я отказываюсь от своей роли советника по избирательной кампании.

— Нет! — Крик Аннабель эхом разнёсся по залу.

Голова Себастьяна дернулась в её сторону.

Она стояла за решёткой в десятках ярдов от него, и всё же он отыскал её глазами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Когда их взгляды встретились, ход времени замедлился.

— Нет, — прошептала она.

Себастьян свернул листок, который держал в руках, не сводя глаз с Аннабель.

— И, джентльмены, — сказал он, — я покидаю партию тори.

Разразился хаос.

Аннабель резко развернулась.

— Аннабель, постой, — крикнула Хэтти, но она уже протискивалась сквозь ряды ошеломлённых зрителей к выходу. Аннабель вслепую бросилась по коридору, в ушах стучала кровь. Что он наделал? Миссия его жизни зависела от того, победит ли он на выборах.