Эрнесто Че Гевара - Иосиф Лаврецкий

Карибский кризис 1962 года, в свою очередь, показал, что Соединенные Штаты не только не стремятся урегу­лировать свои отношения с Кубой на основе равноправия и взаимного уважения, а, наоборот, готовы даже пойти на риск мирового ядерного конфликта, лишь бы стереть с лица земли кубинскую революцию. «Куба — да! Янки — нет!» — таков был ответ на эти происки империалистов США не только трудящихся острова Свободы, но и их друзей во всем мире.

Че трезво оценивал значение всех этих перемен. В одной из своих статей он писал: «В то время как Кен­неди, казалось, имел некоторые последовательные идеи о мирном сосуществовании, господствующие ныне поли­тические группы относятся к этому вопросу более скеп­тически и готовы рисковать войной, как проповедовал Фостер Даллес, лишь бы добиться своих целей. На дан­ном этапе наиболее видимые цели сдерживания социализ­ма проявляются по отношению к Южному Вьетнаму и Кубе. В этих двух точках может произойти вспышка, ко­торая может вызвать мировой пожар».

18 августа 1964 года государственный секретарь США Дин Раск цинично заявил, что нет никаких осно­ваний ожидать улучшения отношений между США и революционной Кубой, которая якобы угрожает западно­му полушарию. Правительство Соединенных Штатов считает, что эта угроза исчезнет только со свержением ре­жима Кастро, объявил Раск.

Это заявление Раска подтверждало, что правящие круги Соединенных Штатов после убийства президента Кеннеди вновь ожесточили свой курс по отношению к Ку­бе, решительно отвергая любые жесты к примирению. В Латинской Америке основной задачей Вашингтона стало любыми средствами не допустить появления «вто­рой Кубы».

Кубинские руководители могли бы, конечно, уповая, как говорится, на милость божию, стиснуть зубы, на­браться терпения и стойко сносить непрекращающийся поток американских провокаций и диверсий, угрожаю­щий поглотить их. Но тогда они не были бы тем, кем они были: борцами, людьми, совершившими первую антиим­периалистическую, подлинно народную революцию на американской земле и первыми поднявшими в западном полушарии победное знамя социализма. Сидеть сложа руки и ждать у моря погоды, пока США сменят гнев на милость, было бы к тому же неразумно. Ведь американские агрессоры могли истолковать это как признак сла­бости и еще больше увеличить нажим на остров Сво­боды.

Нет, революционная Куба не могла себе позволить даже намека на слабость. Ее надеждой стала грядущая антиимпериалистическая революция в Латинской Амери­ке, она должна была ослабить нажим со стороны правя­щих кругов США.

Но была ли надежда на континентальную революцию обоснованной? Да, ведь сама победа кубинской револю­ции предвещала континентальную революцию. Хотя ре­волюция победила только на Кубе, ее горячее дыхание чувствовалось и в аргентинских пампасах, и на высоких боливийских плато, и в джунглях Амазонки, и на вы­жженных солнцем просторах северо-востока Бразилии, и в венесуэльских льяносах, и во всех больших и малых городах и селениях от Огненной Земли до северных гра­ниц Мексики.

«Победа на Кубе, — писал Родней Арисменди вскоре после прихода к власти Фиделя Кастро, — имеет не­преходящее значение для всего нашего континента, она собрала в один узел и обострила все противоречия, от которых забеременело национально-освободительной ре­волюцией огромное чрево Латинской Америки.

Единство нашей революции определяется историче­ской и географической общностью наших народов, кото­рая особенно ярко выражается в некоторых районах. Эта общность еще теснее сплачивает освободительные движе­ния отдельных государств. Народы никогда не стояли в стороне от событий, происходящих в том или ином го­сударстве. Об этом свидетельствует опыт Гватемалы (1954 год), а в настоящее время пример Кубы. Кубинцы правильно говорят: «Революция сейчас говорит по-ис­пански».

Теперь все видели, что над Латинской Америкой веют ветры революции. Под таким названием «Ветры револю­ции. Латинская Америка сегодня и завтра» выпустил в 1965 году книгу известный американский специалист по этому региону Тэд Шульц. Он писал в ней: «Революцион­ная тема, звучащая в некоторых местах подобно призывной трубе, в других пока еле слышная, приглушенная, почти неосознанная, является доминирующим мотивом среди беспокойных, страдающих от нищеты, мечущихся и быстро растущих масс Латинской Америки в этом ре­шающем десятилетии».

Революционные течения в Латинской Америке, отме­чал Шульц, пока что не приняли столь угрожающего для США характера, как это случилось на Кубе. Во многих случаях они развиваются более спокойно и скрыто, при­нимая, например, формы резко выраженного национализ­ма, нейтрализма и оппозиции к североамериканскому эко­номическому и политическому присутствию и влиянию. Но какими бы ни были их формы, эти течения представляют собой величайший вызов позициям Соединенных Штатов в Латинской Америке.

О социальной революции заговорили даже церковни­ки. Колумбийский священник Камило Торрес порвал с церковью, вступил в партизанский отряд и был убит в одном из сражений с правительственными войсками. «Мя­тежные» церковники появились и в других странах Ла­тинской Америки.

Могла ли революционная Куба в условиях непрекра­щающихся агрессивных действий против нее со стороны Соединенных Штатов оставаться посторонним наблюда­телем революционного процесса в западном полушарии? Разумеется, нет! Потеряв надежду на возможность мир­ного урегулирования спорных вопросов с империей янки, Куба пришла к выводу, что только развитие антиимпериалистического движения на континенте сможет обуз­дать неистовствовавшего у ее берегов американского жандарма.

В этих условиях Че очутился перед дилеммой: с од­ной стороны, он всецело был поглощен мирным трудом — социалистическим строительством на Кубе, с другой — его неудержимо влекли к себе ветры латиноамериканской революции. Имел ли право он, прошедший длинный путь от аргентинских пампасов до Сьерра-Маэстры в поисках революции, оставаться теперь на острове Свободы? Эта дилемма решалась им легко. Он мог выбрать только пе­редний край, только наиболее опасный, наиболее грозный, еще не проторенный, неизведанный путь, путь латино­американской революции. А сделав выбор, он стал тяго­титься своим званием министра, ему уже не терпелось вновь оседлать своего революционного Росинанта и пуститься в путь; ему не терпелось вновь почувствовать на своих плечах тяжелый рюкзак, набитый патронами, ле­карствами и книгами, и режущую плечо лямку автомата. Он закрывал глаза и видел себя лежащим у костра, изъ­еденным москитами, тяжело дышащим от приступа аст­мы, но счастливым, ибо с ним рядом были те, которых он так по-мужски — сурово и стыдливо — любил: от­верженные Латинской Америки — ее крестьяне, ее ин­дейцы, ее негры.