Эзотерический мир. Семантика сакрального текста - Вадим Розин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЭЗОТЕРИЧЕСКАЯ СВОБОДА
(учение Кришнамурти)
Любовь, смерть, творчество нераздельны;
вы не можете иметь одно и отвергнуть остальное;
вы не можете купить это на рынке или в какой-либо церкви;
именно там вы это никогда не найдете.
Но если вы не смотрите по сторонам и не создаете проблем, тогда, быть может, оно придет, если ваш взгляд устремлен совсем в другую сторону. Д. КришнамуртиТворчество возможно лишь при допущении свободы…
Свобода вкорена не в бытии, а в «ничто»…
Подлинная жизнь есть творчество, и это единственная жизнь, которую я люблю…
По-настоящему новый мир может быть создан лишь из глубины субъективного.
Н. БердяевОт понимания до принимания не один шаг, а никакого:
понять и есть принять, никакого другого понимания нет,
всякое другое понимание — непонимание.
М. Цветаева1Эзотерическое учение Кришнамурти стоит особняком, оно выделяется даже на фоне ярких самих по себе эзотерических доктрин. Лично я знакомился с Кришнамурти долго, мучительно, всячески сопротивляясь, пока, наконец, во мне не пала какая-то преграда, и я вошел в мир, как оказалось, вполне мне родственный. Когда же замысел Кришнамурти совершенно прояснился, когда я уже легко и сочувственно прочел заново его работы (особое впечатление на меня произвела «Единственная революция»), то, к своему удивлению, пережил сильное, радостное чувство. Его можно сравнить с теми ощущениями, когда теплый летний грибной дождь смывает наносное, пыль, заставляя ожить и засверкать все вокруг.
Кришнамурти («Кришна» — бог, «Мурти» — запечатленный образ) — личность почти легендарная. В начале нашего века его сознательно готовили как нового мессию, призванного спасти мир. И готовили основательно: он учился в специальной школе Теософского общества, где наряду с обычными предметами преподавались оккультизм, йога, различные виды медитаций и т. п. Но Кришнамурти не пошел по стопам Елены Блаватской, он порвал с теософией, предпочтя жизнь свободного эзотерического мыслителя, свободного от всех школ и учений, от любой религии, от всякой идеологической системы. Кришнамурти пишет книги, читает лекции, много ездит по свету и везде ищет Истину. Он несколько лет уединенно живет в горах с тяжело больным братом, смерть которого впоследствии глубоко осмысляет и переживает. Распустив большое общество своих последователей, он решительно отказывается от роли учителя, гуру. Кришнамурти было двадцать восемь лет, когда он пережил духовный и физический опыт, изменивший всю его жизнь, с тех пор он периодически испытывал сильнейшие боли в голове и позвоночнике, однако не принимал никаких лекарств и никогда не прибегал к наркотикам. Кришнамурти был вегетарианцем, не пил, не курил, заботился о теле и духе. Интересно его отношение к людям: он приемлет и любит всех людей, сочувствует каждому и никого не выделяет особо. У него было много друзей и в Европе, и в Америке, и в Индии, но любой человек, первый раз пришедший к нему, мог рассчитывать на то же отношение к себе, что и его близкий друг. При этом Кришнамурти одинок, однако не в бытовом смысле, он одинок творчески, сознательно, поскольку служит только свободе и истине. Подобно Христу, ходившему по водам, он живет необыкновенно в обыкновенном мире, его жизнь праведна, идеальна. Хотя о Кришнамурти существуют и другие мнения. Бхагаван Шри Раджнеш в 1979 г. писал: «Кришнамурти говорит уже сорок с лишним лет, и люди слушают. И все те же самые люди слушают его в течение сорока лет… и их сознание ни на йоту не изменилось… Кришнамурти остался просто интеллектуальным феноменом, потому что он никогда не давал себе труда вникнуть в человеческие жизни. Проникать, вторгаться в людские жизни очень опасно, вы играете с огнем». В какой мере справедливо это высказывание?
2Кришнамурти оценивает существующий мир, культуру, ценности резко отрицательно, непримиримо, попросту говоря, он их отвергает. Культура для него — это хаос, бездушие, бессмысленная, механическая жизнь. Города — центры современной цивилизации — вызывают у Кришнамурти лишь сожаление. Он, не колеблясь, зачеркивает или считает антиценностями фундаментальные индивидуалистические «парадигмы» современной личности — жажду власти, стремление к успеху, желание приобрести устойчивость, повысить престиж, соревноваться, бороться, поддержать свое «Я» и т. п., сюда попадает даже поиск религиозных ценностей и смысла жизни. Кришнамурти пишет:
«Успех — это жестокость. Любой вид успеха — политический и религиозный, в искусстве, в делах. Добиться успеха можно только беспощадностью… Власть — одна из форм зла… Человек, проявляющий власть, никогда не откроет дверь, ведущую в Реальность…
Праведная жизнь — не следование требованиям социальной морали, она свободна от зависти, жадности, стремления к власти, ибо эти свойства порождают враждебность…
Вы должны увидеть весь этот путь жизни с ее абсурдными верованиями и разделениями, увидеть крайнюю бессмысленность жизни, которая проходит в конторе или на фабрике. А в конце всего этого приходит смерть…
Внутри узких стен современной культуры нет свободы, а так как нет свободы, то господствует хаос. Живя в этом хаосе, человек ищет свободу в идеологиях, в теориях, в том, что он называет Богом. Такой уход от жизни не есть свобода. Это опять-таки тот метр тюрьмы, который отделяет людей друг от друга.
Общество, которое создали люди — гнилое, извращенное, аморальное. Его-то и необходимо изменить, но это возможно тогда, когда человек, создавший общество, изменится сам…
Утро было яркое, свежее, и цветы сверкали своими летними красками. За огромной прозрачной башней (Эйфелевой) проходила похоронная процессия, гроб и катафалк были покрыты цветами, за катафалком двигалось много машин. Даже после смерти мы жаждем быть значимыми, наше тщеславие и чванство не прекращаются. Каждый человек хочет занимать важное положение или быть связанным с важным лицом. Власть и успех, малые и большие, должны получить признание. Без признания они не имеют значения; требуется признание их многими или кем-то одним, который господствует. Власть всегда внушает уважение и придает человеку респектабельность. Власть несет всегда зло, кто бы ей ни пользовался: политические деятели, святые, жена или муж. Какое бы она ни несла зло, все жаждут ею обладать, и те, кто се добились, жаждут все большей и большей власти. Этот катафалк с его веселыми цветами казался таким далеким!.. Даже после смерти власть не прекращается; она переходит к кому-то другому. Это факел зла, который передается из поколения в поколение. Очень немногие могут ее отвергнуть, полностью и свободно, не оглядываясь назад; но награды они не получат. Награда — это успех, блеск признания. Не быть признанным — это значит быть неудачником, быть никем, когда все жажды и конфликты прекратились, тогда приходит благодать не от богов, не от церкви или людей… Дети перекликались и играли, когда катафалк проезжал мимо, и они даже не взглянули на него, занятые своими играми и смехом».
Возможно, что Кришнамурти принадлежит к «восставшим» против этого мира, как и Н. Бердяев. Во всяком случае исповедь Бердяева помогает понять и позицию Кришнамурти. В своей философской автобиографии Н. Бердяев пишет:
«Я — человек, восставший против общества… Я вообще не люблю общества… Род всегда представлялся мне врагом и поработителем личности. «Род» есть порядок необходимости, а не свободы… Я скорее преуменьшил, чем преувеличил степень моего разрыва с миром социальной обыденности. Я с детства находился в состоянии восстания против «иерархического» порядка природы и общества… Я принадлежу к тому типу людей и к той небольшой части поколения конца XIX и начала XX века, в которой достиг необычной остроты конфликт личности, неповторимой индивидуальности с общим и родовым… Я не чувствовал себя по-настоящему и глубоко гражданином мира, членом общества, государства, семьи, профессии или какой-либо группировки, связанный с ними единством судьбы. Я соглашался признать себя лишь гражданином царства свободы. В этом я не своевременный человек. Я принужден жить в эпоху, в которой торжествует сила, враждебная пафосу личности, ненавидящая индивидуальность, желающая подчинить человека безраздельной власти общего, коллективной реальности, государству, нации… Но в то же время я очень остро и часто мучительно переживал основной парадокс личности. Я стремился не к изоляции своей личности, не к ее замыканию в себе и не к самоутверждению, а к размыканию в универсум, к наполнению универсальным содержанием, к общению со всеми.
… Я думаю, трудно найти человека, у которого было бы не только отсутствие, но и глубокое противление всякому иерархическому порядку. Я никогда не мог вынести, чтобы отношения людей определялись по иерархическим чипам. Во мне вызывало отвращение, когда говорили, что кто-нибудь занял положение в обществе. Я совершенно не выносил, когда меня рассматривали как хозяина дома, главу семьи, редактора журнала, председателя религиозно-философской академии и т. п. Все иерархические чины этого мира всегда представлялись мне лишь маскарадом, лишь внешней одеждой, которую я охотно содрал бы. Мне всегда думалось, что подлинные качества и достоинства людей не имеют никакого отношения к их иерархическому положению в обществе и даже противоположны ему. Гении не занимали никакого иерархического положения в обществе и не были иерархическими чинами, как и пророки и святые. И когда Бог стал человеком, то занял самое последнее положение в обществе. Мессия должен быть распят. Мне неприятен всякий мундир, всякий орден, всякий условный знак почитания людей в обществе. Чины академические, общественные или революционные мне так же мало импонируют, как и чины церковные, государственные, консервативные».